Сердце Божественного разрывалось на части. То, что он когда-то считал самым важным в жизни, но утратил по дороге, внезапно оказалось прямо перед его глазами из-за слов Ду Линфэй. Он вдруг вспомнил, как она ребёнком тянула его за одежды, повторяя своим милым детским голоском: «папа»… Он не знал, когда именно это случилось, но в какой-то момент она перестала звать его «папа» и стала называть «отец».
— Фэй’эр, — сказал он, дрожа всем телом, его зрачки сузились. В конце концов, она была его дочерью, его плотью и кровью.
Божественный был могущественным правителем всего мира, но у него никогда не было много даосских партнёров. За все эти годы у него так и не родилось сына. А Ду Линфэй была его единственной дочерью, его единственным ребёнком. Божественный всегда был так сосредоточен на том, чтобы сбежать из мира Достигающего Небес, что мать Ду Линфэй никогда не значила для него многого. Она уже давно умерла.
Внезапно разум и чувства Божественного разделились на две части: одна тяготела к его человечности, а вторая — к его эгоистическим желаниям. Та часть, что представляла человечность, изо всех сил кричала на него: «Ты действительно согласен пожертвовать своей плотью и кровью, чтобы прожить немного дольше? Только чтобы сбежать из этого мира? Оно того действительно стоит?..» С одной стороны была его дочь, с другой — продолжительность жизни и его одержимость стремлением вырваться из этого мира-темницы… Ду Линфэй боролась изо всех сил, и Божественный тоже.
— Папа… прошу… — Ду Линфэй заплакала. Она дрожала всем телом, пытаясь преодолеть печать раба. Каждый раз, когда она толкала магическую печать, на её сознание обрушивалась мощная сила, заставляя её ощущать, что её душа может в любой момент погибнуть. — Папа, это того стоит?.. Я твоя дочка! Я умоляю тебя, папа. Я молю тебя…
Она не желала сдаваться. Она не хотела причинять боль Бай Сяочуню, и она не хотела видеть своего отца таким. В своей агонии она была беспомощной, словно ребёнок, который может лишь упрашивать и умолять… Отец, которого она помнила, был не таким. Что ещё хуже, она не могла припомнить, когда именно он так изменился… Когда же он стал для неё чужим человеком, способным причинить ей боль?
Расставшись с Бай Сяочунем на севере, она вернулась на остров Достигающий Небес. Постепенно она обнаружила, что её голова соображает всё хуже и хуже, и в какой-то миг услышала переполненный эмоциональными терзаниями вой из Дворца Дао. Это был её отец, Божественный. И тогда она утратила контроль над своим телом. Однако она всегда оставалась в сознании. Теперь, наблюдая, как её тело поглощает жизненную энергию Бай Сяочуня, наблюдая, как он умирает, она переживала такую боль, которую невозможно вынести.
— Папа… — сказала она дрожа, и печать раба начала медленно разрушаться под её настойчивыми атаками. Однако тут Божественный поднял взгляд, и в нём была лишь одержимость.
— Замолкни! Заткнись наконец! — его вопль разнёсся как небесный гром, и безумие в его глазах стало ещё более очевидным, всё тепло человечности, которое находилось в его сердце, полностью смело прочь.
Он отрёкся от воспоминаний о Ду Линфэй, словно отрубил их клинком. Больше он не был ей отцом. Он был Божественным, который не заботится ни о чём, кроме своей продолжительности жизни и надежд на будущее.
— Слейся с Бай Сяочунем. Это твоя задача. Соединить неумирающую часть и часть вечной жизни. Именно это и есть твоё единственное предназначение! — его лицо исказилось от свирепой холодности, и он взмахнул пальцем перед собой.
Печать раба в глазах Ду Линфэй засияла так ярко, что стала алой. Казалось, что её сознание полностью подавили, она потеряла контроль и медленно снова протянула руку в сторону макушки Бай Сяочуня. Когда её рука приблизилась, она опять напряглась. Несмотря на силу печати раба, контролирующей её, она всё равно пыталась сопротивляться. Кристаллический свет ярко засиял, но она прошептала:
— Я… не стану…
Слёзы потекли по её лицу и закапали на Бай Сяочуня. На её лице вздулись синие вены от усилий, которые ей приходилось прилагать, чтобы говорить; на её коже показались кровавые раны, открывшиеся от её борьбы за контроль с печатью раба. Она выглядела как будто вот-вот разрушится и телом, и в плане божественного сознания. Но она не желала сдаваться. В этот миг можно было увидеть, насколько тверда решимость Ду Линфэй. Она сделала свой выбор. Она лучше уничтожит себя, чем предаст то, во что верила.
Бай Сяочунь мог лишь смутно видеть происходящее. Практически без жизненной силы, его сознание пришло в хаос. Его рот раскрылся, словно он хотел что-то сказать, но у него не хватало на это сил. Слёзы, попадая на его кожу, порождали волны в его сердце… Когда Божественный увидел, что Ду Линфэй собирается уничтожить себя, то вышел из себя.
— Неблагодарная скотина! — закричал он и зашагал по чёрной жидкости резервуара.
Жидкость заструилась ещё быстрее, магические символы сторонились Божественного. Не обращая никакого внимания на них, он подошёл к Ду Линфэй, положил левую руку ей на голову, а правую на голову Бай Сяочуня. Потом он толкнул их головы друг к другу.
— Знаешь ли ты, что по моему изначальному плану, когда я сделаю из тебя Пилюлю Неумирающей Вечной Жизни, я смогу покинуть эту тюрьму, потом в конечном итоге стану археем и найду способ воскресить тебя… Зачем тебе непременно нужно восставать против меня? Ну почему?! Почему ты заходишь так далеко и противишься мне?!
Искажённое безумием выражение лица Божественного было ужасающим. От него исходила аура одержимости. Ду Линфэй попыталась сопротивляться, но ничего не могла поделать. Когда Божественный толкнул её к Бай Сяочуню, она не могла даже убить себя. Когда головы Бай Сяочуня и Ду Линфэй стали сближаться, то вокруг них начал сиять золотой и кристаллический свет, переплетающийся между собой.
— Всё, что от тебя требуется, — это поглотить Бай Сяочуня! — в ярости кричал Божественный. — Я просто прошу тебя стать Пилюлей Неумирающей Вечной Жизни… Если бы у меня был хоть какой-то другой вариант, я бы не стал заставлять тебя делать это!
Казалось, что только крича изо всех сил Божественный может убедить сам себя, что все его слова имеют смысл.
— Я не могу до конца быть уверенным, что Ворота Мира можно будет открыть после смерти хранителя гробницы. Что, если они останутся запечатанными навечно? Тогда не будет иметь никакого значения, если у меня будет эта техника. Поэтому я просто обязан сделать из вас двоих пилюлю сейчас, пока старик ещё жив. С ней я наконец смогу обрести технику Неумирающей Вечной Жизни, и больше ничто не сможет меня остановить. Я не могу ставить на то, чего не знаю. Если мир останется запечатанным навсегда, я никогда уже не смогу изменить этого. Поэтому у меня просто нет выбора. Если бы вы были на моём месте, вы бы сделали то же самое! С этой пилюлей я больше не буду псевдо-божественным. Я стану настоящим божественным. Я выполню требования этого мира, позволяющие мне его покинуть! Почему же ты не подчиняешься мне?! Ты такая же, как твоя старшая сестра по учению! Она тоже пошла против меня! И почему?! Она сделала это ради Кровавого Предка, а ты ради Бай Сяочуня? Ну почему?! Мне всего лишь нужно выбраться из этой тюрьмы и стать археем! Тогда я смогу воскресить тебя! И как вы обе можете быть настолько эгоистичными?! — Божественный кричал так громко, что во внешнем мире в небе замелькали разноцветные вспышки, а на море Достигающем Небес начался огромный шторм. В глубине Дворца Дао энергия, вызванная эмоциональным взрывом, излучалась вовне.
Магическая формация в подземелье достигла пика мощности, чёрная жидкость в резервуаре забурлила, а кости некрополя растворились и начали сливаться с Бай Сяочунем и Ду Линфэй. Очевидно, что магическая формация теперь взяла на себя роль большой алхимической печи, которая перегоняла ингредиенты внутри, чтобы создать… Пилюлю Неумирающей Вечной Жизни!
