Тело оказалось способным реагировать даже под контролем печати раба. Очевидно, что в сердце Ду Линфэй присутствовала непоколебимая решимость не причинять Бай Сяочуню вреда. Когда Бай Сяочунь ощутил, что рука Ду Линфэй на его макушке дрожит, он открыл глаза и посмотрел на искажённое напряжением лицо Ду Линфэй. Более того, магические печати раба в её глазах отчаянно мигали. Прошёл миг, и она убрала руку!
— Мася… — тихо произнёс он. Во взгляде Божественного, стоящего в стороне, виднелись смешанные эмоции. Однако безумие быстро снова захлестнуло его. Протянув руку вперёд, он указал на свою дочь. Она задрожала и печати раба затмили все остальные чувства, которые у неё были. Она замерла, а потом спокойно снова положила руку Бай Сяочуню на макушку.
Она посмотрела на него взглядом без капли эмоций, но Бай Сяочунь всё равно чувствовал её внутреннюю боль. Он уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого промолчал. В этот раз он не закрыл глаз. Он знал, что его жизнь подходит к концу, поэтому последние моменты перед смертью он хотел навечно запечатлеть в памяти.
Грохот наполнял некрополь, а кости скелетов плавились, усиливая магическую формацию. Потом взрывная сила притяжения от руки Ду Линфэй вошла в тело Бай Сяочуня. Он ощутил невыносимую боль, в то время как его основа культивации, жизненная сила, плоть, кровь и душа рванулись к Ду Линфэй.
Казалось, что его тело вот-вот взорвётся. Его кости, кровь, энергетические каналы и всё остальное, из чего он состоял, словно бы превращались в наивысший тип жизненной энергии. Эта энергия была тем, что так искал Божественный, и именно она сейчас устремилась к Ду Линфэй… Бай Сяочунь был лекарством, а Ду Линфэй — алхимической печью, которая могла жить вечно… После того, как алхимическая печь вобрала в себя лекарство, она должна была пожертвовать собой, чтобы создать Пилюлю Неумирающей Вечной Жизни.
— Скоро… — пробормотал Божественный. — Теперь совсем скоро… Я всю свою жизнь ждал, чтобы заполучить эту Пилюлю Неумирающей Вечной Жизни… — Он громко рассмеялся, его лицо перекосилось в странной манере, пока он наблюдал за тем, как его дочь поглощает Бай Сяочуня.
Бай Сяочунь сильно дрожал, ему было невероятно больно. Он пережил немало боли, когда культивировал Манускрипт Неумирания, но никогда ещё не испытывал ничего и близко к тому, что ему приходилось переживать сейчас. Он начал ссыхаться. Даже его волосы начали сохнуть и ломаться. Неумирающая кровь начала исчезать, а Неумирающие кости стали превращаться в блеклые и тёмные. Неумирающие сухожилия, Неумирающая плоть, Неумирающая кожа — все они таяли… Он совсем не мог сопротивляться. Его всё больше опустошали, высасывая жизненные силы, и он начал терять сознание.
Внезапно он подумал обо всём том, что успел сделать в диких землях. Он вспомнил Бай Хао, короля гиганта-призрака, госпожу Красная Пыль и Чжоу Исина… Потом его мысли перенеслись в секту Противостояния Реке… Он представил себе Ли Цинхоу, Сун Цзюньвань, мастера Божественных Предсказаний и множество других лиц. Они казались такими яркими, словно он мог протянуть руку и дотронуться до них.
— Секта Противостояния Реке… — прошептал он, но его голос мог расслышать лишь он сам и мертвецы. По мере того, как он терял силы, его волосы начали выпадать и превращаться в пыль ещё до того, как успевали упасть в чёрную кровь. Теперь он был настолько худым и истощённым, что казалось, ещё немного и его жизнь потухнет, как свеча на ветру.
Он больше не думал о секте Противостояния Реке… Он вспомнил восточные нижние пределы и секту Духовного Потока. Казалось, что воспоминания всей его жизни проносятся перед его глазами. Он увидел себя перед каменными стелами растений и растительной жизни. Потом увидел, как облизывает губы, смотря на духовных хвостатых кур… Увидел себя с Большим толстяком Чжаном. Увидел своего наставника, который погиб ещё до того, как взял его в ученики. Увидел Хоу Сяомэй. Он увидел множество вещей…
К этому времени он больше не мог дышать. Казалось, от него осталась лишь потрескавшаяся кожа, обёрнутая вокруг высохших костей. Кожа на его теле местами начала гнить и отмирать, а зубы — выпадать. Он выглядел словно разложившийся труп, который много лет лежал в могиле. Рука на его макушке походила на чёрную дыру, которая высасывала из него всё без остатка, оставляя лишь боль, к которой он уже успел привыкнуть.
Манускрипт Неумирания уже на восемьдесят процентов был извлечён из его тела, то же касалось его жизненных сил. В его затухающем сознании он больше не видел секту Духовного Потока, а вместо неё там была гора Хохолок. На её вершине стоял мальчик, который каким-то невероятным образом удерживал в руках семь или восемь топоров и мачете. Потом он отбросил оружие… и несмотря на раскаты грома зажёг благовоние.
Эта забавная сцена заставила его улыбнуться. Однако он не мог контролировать своё тело, поэтому улыбка так и не коснулась его губ. Возможно, это было даже к лучшему, учитывая его текущее обличье. Улыбка заставила бы его стать ещё страшнее. Его сознание продолжало затухать, он был почти уверен, что его душа начала подниматься вверх к всепоглощающей воронке над головой.
У него оставалось лишь около десяти процентов жизненных сил… Трещины на его коже заставляли думать, что любое прикосновение к ней способно обратить её в прах. То же самое было и с внутренними органами.
Сила Манускрипта Неумирания практически полностью покинула его тело. Лишь маленькая частичка всё ещё оставалась в костях, поэтому под разрывами кожи можно было угадать еле заметное золотое свечение. В этот миг он увидел то, что скорее всего должно было стать последним, увиденным им в этой жизни… Ребёнок сидел у кровати и по его лицу текли ручейки слёз. Его родители были на пороге смерти, и он начал плакать, а потом и реветь в голос…
— Сяочунь, — послышался слабый голос, — не бойся… — на его лоб легла холодная рука. — Возьми эту палочку благовоний… Разве ты всегда не мечтал стать бессмертным?.. Вот, возьми…
Мальчик посмотрел на благовония сквозь слёзы. Потом рука, протягивающая ему их, медленно упала вниз. Слёзы ещё сильнее покатились по щекам мальчика. И он остался у кровати, погрузившись в оцепенение. Наконец в комнату вошли соседи и унесли его. Он видел много сочувствующих взглядов, а потом тела его родителей унесли… Мальчик сидел в углу, обхватив руками колени, и смотрел на благовоние…
— Почему люди умирают?.. Я… я хочу жить! Я хочу, чтобы все люди вокруг меня тоже жили… Я хочу, чтобы все были счастливы! Я хочу… жить вечно!
Голос мальчика раздался в тишине в сознании Бай Сяочуня, словно эхо вечности… Он почувствовал крайнюю усталость, какую не чувствовал ни разу в жизни… Однако за миг до того, как его сознание полностью исчезло… на пересохшую кожу его руки упала слезинка. Она впиталась в кожу и, казалось, слилась с его быстро затухающим сознанием.
— Слезинка… — прошептал он. Он чувствовал в ней горечь. Использовав самую последнюю каплю энергии, он открыл глаза, но с трудом мог разобрать лишь Ду Линфэй, которая сражалась с печатью раба. Даже если она погибнет сама, она была полна решимости убрать руку с его макушки. Очень медленно рука начала подниматься.
Потом она проговорила голосом, наполненным отчаянием:
— Папа, умоляю тебя…
Хотя эти слова были произнесены тихо, но они поразили Божественного словно молния. Он задрожал.
