Ашер озадаченно посмотрел на Изолу, не ожидая, что эта девушка добровольно принесет себя в жертву. Он также и не думал, что Кракен окажется женского пола.
Парень покачал головой, моргнул в недоумении и спросил: «Я не понимаю. Кракен ведь хранитель вашего народа. Почему же ты должна жертвовать собой, чтобы он тебе помог?»
В глазах девушки мелькнула печаль, когда она ответила: «Незадолго до моего рождения…», — Изола начала рассказывать свою историю, и ее глаза расфокусировались, когда в голове промелькнули воспоминания о прошлом.
*25 лет назад, в самой глубокой пучине северных морей*
Старейшины говорили с настойчивостью в голосе, выражая озабоченность и пытаясь донести до короля Мораксора и королевы Нариссары всю серьезность ситуации: «Ваши Величества, Кракен требует принести в жертву самого чистокровного и могущественного представителя нашего народа. Только тогда он окажет нам благосклонность и даст защиту, необходимую для выживания. Видимо, это и есть то самое пророчество Древних», — сказал один из старейшин напряженным от отчаяния голосом.
«Дьяволы подарили нам чудесный шанс, сняв печать спустя тысячи лет и дав надежду на светлое будущее. И все же мы остаемся в ловушке этого мрака, сталкиваясь с постоянной угрозой со стороны Проклятых призраков из Запретных вод, которые разрывают наш народ на части каждый день», — практически шепотом добавила другая старейшина: «Скоро наступит время, когда никого из нас не останется в живых, чего и добивался Равагер. Мы должны заполучить благосклонность нашего хранителя, чтобы выжить, даже если… это будет стоить большой цены. Как гласит пророчество… только ребенок, родившийся в эпоху Пятой зловещей луны, сможет нас спасти».
Руки короля Мораксора дрожали, когда тот держал в объятиях младенца с сапфирово-голубыми глазами, а во взгляде читалась невысказанная боль.
Выражение его лица внезапно исказилось, он ударил скипетром об пол, встал и прорычал, отчего по воде пошла сильная рябь: «Мой ребенок родился только вчера, а вы все имеете наглость явиться сюда и приказывать мне принести в жертву моего единственного дитя? Неужели ни у кого из вас нет ни малейшей порядочности, несмотря на столь преклонный возраст?», — Мораксор всегда молился о сыне, поскольку знал, что в пророчестве говорилось о деве.
Однако, как только родилась дочь, Мораксор почувствовал, что держит в руках часть своей души. Из-за этого он не хотел признавать пророчество, несмотря на то, что оно передавалось из поколения в поколение.
Королева Нариссара посмотрела на мужа и, с невозмутимым выражением лица, жестом пригласила того сесть обратно.
Все старейшины опустили головы и посмотрели вниз, когда самый старый из них со вздохом заговорил: «Пожалуйста, не сердитесь на нас, мой король. Мы понимаем вашу боль, но уверены, что вы также прекрасно знаете о том, что на протяжении многих поколений все, включая наших предков, молились о рождении Полуночной Девы. И теперь, после ее знаменательного рождения, народ как никогда верит в лучшее будущее. Она — их маяк надежды».
«И даже если… это причинит боль всем нам, она получит высший почет и уважение за свою жертву. Она — избранная. Она — Полуночная Дева, которая может спасти нас от вечного мрака. О ней будут помнить многие поколения, и никто и никогда не забудет ее жертву. Она будет бессмертной… богиней среди нас. Разве это не повод Вашим Величествам и всем нам гордиться ею?»
Выражение лица короля Мораксора стало спокойнее, но он все еще сохранял недовольный вид и отказывался отвечать.
Он обменялся взглядом со своей женой, которая невозмутимо ответила старейшинам: «Мы обсудим этот вопрос в течение нескольких дней. Вы все свободны», — ее голос был ровным, но в нем чувствовалась решимость.
Как только старейшины покинули зал, король Мораксор поднялся со своего трона, а на его лице отразилось отчаяние. Он повернулся к жене и произнес тяжелым тоном: «Мы не можем быть настолько жестокими, чтобы поступить так с собственной дочерью. Должен быть другой выход. Я найду решение».
Королева Нариссара глубоко вздохнула, ее собственное сердце тоже болело от тяжести судьбы их народа и дочери. Она поднялась со своего трона и, прежде чем заговорить, бросила мимолетный взгляд на малышку: «Все не так просто, как ты думаешь, муж. На нас лежит ответственность перед нашим народом и предками. Мы должны всех спасти, даже если за это придется заплатить очень высокую цену. Я уже давно подготовилась к этому. Так почему же ты ведешь себя так, будто никогда не знал о пророчестве? Неужели ты и вправду не задумывался о последствиях, которые оно сулит?»
Глаза Мораксора расширились, ведь его поразила непоколебимая позиция жены: «Даже если пророчество правдиво… Как ты можешь быть настолько бессердечной по отношению к нашему собственному ребенку? Она всего лишь новорожденная, которая еще даже не подозревает, что ждет ее в будущем».
Нариссара поджала губы, и ее голос дрогнул: «Мне также больно, как и тебе. Я бы хотела занять ее место. Но реальность иная. Как король и королева, мы не можем сидеть сложа руки, пока наш народ страдает и умирает каждый день. Мы должны выполнять свои обязанности, а не прятаться от них из-за их тяжести».
Она сделала небольшую паузу и продолжила: «Наши воины жертвуют собой, чтобы сохранить жизнь всем нам, когда уходят в Запретные воды, прекрасно понимая, что могут не вернуться. Теперь, когда родилась Полуночная Дева и мы препятствуем исполнению пророчества, не зададутся ли они вопросом: почему мы не можем пойти на такие же жертвы? Ситуация только ухудшится, если наши подданные начнут сомневаться в нашей способности руководить и заботиться о них. Даже если мы не будем обращать на это внимания… как ты думаешь, продержимся ли мы еще сотню лет? Проклятые призраки будут становиться все сильнее, питаясь нами, а эликсир Древних уже иссяк».
Она посмотрела на мужа с непоколебимой серьезностью: «Как король, ты должен решить, что важнее: жизнь нашей дочери или выживание целой расы».
Мораксор затаил дыхание, когда осознал реальность их положения. Он смотрел на свою дочь, на ее невинную улыбку и крошечные пальчики, вцепившиеся в его руки. Он знал, что в словах жены есть доля правды, но не мог смириться с мыслью, что придется пожертвовать собственным ребенком.
Покачав головой, Мораксор пошел прочь и едва слышно сказал: «Сейчас я решать ничего не буду».
…
Изолу и ее юную служанку, которую та ласково называла Лирой, разделяли узы, выходящие за рамки отношений «хозяин-слуга». Лира была с Изолой с момента ее рождения, и с годами их отношения приобрели глубокий и искренний характер.
Однажды, когда они сидели вместе в комнате Изолы, Лира запела нечто, похожее на пророчество:
«Из сердца вечной полуночи, в эпоху Пятой зловещей луны, взойдет маяк, рожденный из тени и раздора, с судьбой в глазах. Дева глубин, одновременно почитаемая и порицаемая, поведет свой народ через испытания к примирению.
В жизни или в смерти их жертва станет явью, история мужества и силы будет пересказана в веках. Под рукой девы ее народ станет свободным, его цепи будут развязаны, а сердца наполнятся ликованием.
Примите грядущий прилив, ибо время близится, спаситель восстанет, неся надежду, чтобы унять страх. Через триумф или горе, их путь будет пройден, ибо судьба народа лежит в руках этой Полуночной Девы».
«Лира, я хочу, чтобы ты спела что-нибудь поинтереснее. Я устала слушать пророчества Древних. Мама и так каждый день заставляет тебя читать это мне, говоря, чтобы я запомнила их, поскольку это мой долг. Но слушать пророчества так скучно и утомительно. Поэтому не могла бы ты спеть для меня какую-нибудь красивую песню?», — четырехлетняя Изола, надув губки, уставилась на Лиру своими большими и круглыми сапфировыми глазами.
Лира ласково посмотрела на нее и погладила по голове: «Я понимаю, принцесса. Но я не могу игнорировать приказ вашей матери. Поэтому мне пришло в голову спеть, а не заставлять вас читать, чтобы не было так скучно. Но… раз уж пророчества закончились, я спою новую песню, которая должна вам понравиться».
«УРА!», — глаза Изолы загорелись, словно звезды, и она захлопала в ладоши от восторга.
Лира начала нежно напевать меланхоличную песню, и ее голос наполнил комнату чувством тоски и надежды. Изола завороженно слушала музыку Лиры и старалась представить в воображении картины залитых солнцем лесов и раскинувшихся лугов.
«Как ты научилась так петь, Лира?», — восхищенно спросила Изола.
Лира тепло улыбнулась, а ее глаза заблестели от воспоминаний: «Моя мама научила меня, когда я была еще маленькой девочкой, совсем как вы. Музыка — это драгоценный дар, который способен преодолевать время и пространство, позволяя нам делиться с другими своими эмоциями и историями. И я верю, что вы сможете по-настоящему раскрыть силу музыки, ведь у вас волшебный голос, принцесса».
Глаза Изолы засияли, она улыбнулась и спросила: «Я и не знала! Кстати, ты пела о внешнем мире? Какой он на самом деле? В кодексах написаны лишь страшные истории о нем».
Лира ласково засмеялась и ответила: «Внешний мир не всегда страшный. Представьте себе, моя дорогая принцесса, небо, такое же огромное, как океан, но вместо воды в нем воздух. А когда наступает ночь, темноту освещает луна, окрашенная в красный цвет, а звезды мерцают, словно глаза тысячи предков, которые наблюдают за нами».
Глаза Изолы расширились от удивления, рот образовал букву О, а потом она зевнула: «Уааахх, как же мне хочется, чтобы все мы когда-нибудь смогли увидеть это, Лира. Я бы хотела, чтобы ты показала мне внешний мир, когда я помогу вернуть народу наши земли!»
Выражение лица Лиры дрогнуло, когда ее улыбка на мгновение застыла. Она глубоко вздохнула и обняла Изолу, прошептав: «Я всем сердцем надеюсь, что однажды мы сможем это сделать, моя принцесса».
…
В день, когда Изоле исполнилось семь лет, Лира преподнесла ей в качестве сюрприза великолепно сделанный браслет, изящный дизайн которого украшала тонкая резьба с изображением морских обитателей и растений. Пока Изола любовалась изысканным браслетом, Лира нежно улыбнулась и протянула его ей в руки.
«Сегодня ваше второе посвящение, моя дорогая принцесса», — сказала девушка с теплотой и нежностью в голосе: «Этот браслет принадлежал моей семье на протяжении многих поколений, и я хочу, чтобы он был у вас. Возможно, это прозвучит самонадеянно, но вы стали для меня чем-то вроде младшей сестры, и нет никого другого, кому бы я хотела передать эту реликвию».
На глаза Изолы навернулись слезы, и она прижала браслет к груди: «Серьезно? Лира, спасибо тебе! Я обещаю беречь его и хранить».
Выражение лица Лиры стало серьезным, и на краткий миг в ее глазах промелькнула грусть. Она наклонилась и крепко обняла Изолу, а ее голос едва превышал шепот: «Я знаю, что вы сдержите обещание, принцесса. Я не могла быть более счастливой, когда проводила с вами время, и я хотела бы…», — Лира не смогла закончить предложение, так как ее голос затих.
Изола обняла ее, широко улыбаясь: «Я тоже! Ты самая лучшая сестра, о которой я могла мечтать, хе-хе».
Лира улыбнулась сквозь слезы и быстро вытерла их, чтобы Изола не заметила: «Увидимся завтра, хорошо?»
Изола растерянно спросила: «Э? Почему? Ты ведь только сейчас пришла. Я хочу послушать твои песни и истории».
Лира мягко улыбнулась и погладила ее по голове: «Простите, принцесса. У меня есть одно очень важное дело. Но если я освобожусь раньше, то вернусь сегодня вечером. Хорошо?»
Изола надулась, но кивнула: «Хорошо… Но ты должна вернуться вечером, как и обещала».
Вечер уже прошел, а Лира все не появлялась, оставив Изолу в недоумении и печали, хотя та и подумала, что, возможно, Лира действительно занята.
Но и на следующий день Лира не появилась, что еще больше огорчило Изолу, ведь Лира всегда приходила каждый день.
Не желая больше ждать, она стала расспрашивать родителей. Отец уже собирался что-то сказать, но мать попросила его дать ей возможность самой с этим разобраться и заявила, что Лира больше не будет за ней присматривать.
От этого у Изолы защемило сердце, ведь она не смогла придумать ни одной причины, по которой Лира перестала бы приходить к ней. Она пыталась выяснить причину у родителей, но они хранили молчание.
Однако девочка не сдавалась и продолжала расспрашивать других, пока один слуга не сжалился над ней и не сказал, что покажет, где находится Лира.
Сердце Изолы бешено колотилось, пока слуга вел ее по темным морям, а потом привел на морское дно с ледяной и тяжелой атмосферой.
Она с удивлением увидела, что вокруг полно умбральфиандов, каждый из которых стоял возле одной из безжизненных фигур, а на их лицах была видна скорбь и печаль.
Тусклый свет, проникающий сквозь воду, отбрасывал жуткие тени на сцену, подчеркивая отчаяние, повисшее в воздухе. Душераздирающие рыдания и тихий шепот прощания эхом разносились по всей округе. Изоле же казалось, что симфония утраты звучит в самых глубинах ее души.
Никогда прежде она не была в таком месте, наполненном печалью и душевной болью.
Широко раскрытые невинные глаза Изолы увидели перед собой ужасающее зрелище, и она почувствовала ни с чем не сравнимую смесь шока, печали и страха.
Десятки безжизненных тел, на каждом из которых лежала черная простыня, были аккуратно уложены в ряд, в ожидании своего последнего жизненного путешествия к месту захоронения.
«П-почему здесь так много мертвых?», — спросила Изола дрожащим тоном.
Слуга ответил с тяжестью на сердце: «Эти умбральфианды умирают каждый день от рук Проклятых призраков, когда отправляются в экспедиции, в основном за ресурсами. Единственная причина, по которой мы смогли собрать некоторые трупы — это течение, которое несет к нам тела. Но большинство трупов навсегда потеряны. То, что мы видим — лишь часть из сотен погибших».
Изола переводила взгляд с одного тела на другое, и ее сердце сжималось от каждого имени, записанного на простынях. Она едва могла осознать масштабы трагедии, а тяжесть утраты давила на ее крошечные плечи.
Дыхание перехватило в горле, когда взгляд упал на имя, которое она так боялась увидеть — Лира.
В этот момент ей показалось, что вокруг рухнул весь мир.
Пытаясь выровнять дыхание, она не смогла не заметить разительного контраста с окружающими сценами скорби. В то время как семьи прижимались друг к другу, оплакивая потерю близких, труп Лиры лежал в одиночестве, нетронутый и заброшенный. Это поразительное зрелище заставило Изолу понять, что имела в виду Лира, когда говорила, что ей больше некому передать свою реликвию.
Образ никому не нужного тела Лиры среди моря скорбящих умбральфиандов глубоко задел Изолу.
«Лира!!», — с тяжелым от горя сердцем она вырвалась из рук слуги и бросилась к покрытому простыней трупу, выкрикивая при этом ее имя.
«Принцесса, не нужно!», — крикнул сзади слуга, но не сделал ни шагу, чтобы остановить девочку.
Подойдя к трупу, Изола на мгновение замешкалась, прежде чем медленно приподнять черную простыню. Дрожащие руки выдавали ее страх по отношению к возможным картинам.
Ничто не могло подготовить Изолу к тому зрелищу, которое предстало перед ее глазами. Когда-то добрые и нежные черты Лиры, которые всю жизнь служили ей источником утешения и наставления, исчезли, сменившись ужасающим, изуродованным обликом.
Лицо представляло собой жуткое, искаженное месиво из едва сохранившейся плоти, с зияющими ранами и темными сочащимися газами, которые говорили о мучениях, перенесенных девушкой в последние минуты жизни.
Изола видела практически все окровавленные кости, к которым все еще прилипали куски разорванной плоти. Казалось, будто тело съели заживо и выбросили.
Изола в ужасе смотрела на останки девушки, которую любила как старшую сестру. Дыхание девочки замерло, пока та пыталась совместить этот образ с воспоминаниями о теплой улыбке и нежных объятиях Лиры.
Ее глаза расширились, а зрение затуманилось, и по лицу потекли слезы, каждая из которых свидетельствовала о невыносимой боли на сердце: «Л-лира… Вернись… Пожалуйста… Ты ведь обещала мне показать внешний мир… *рыдает*… *рыдает*…»
Ноги девочки подкосились, и она рухнула на холодный каменный пол, а маленькое тело задрожало из-за рыданий. Горе и боль были слишком невыносимы для ее юного сердца, и она с трудом подбирала слова, чтобы выразить всю глубину своих страданий.
Эта жуткая сцена оставила неизгладимый след в душе Изолы, запечатлевшись в ее памяти как яркое осознание жестокости и бесчеловечности, которыми наполнен окружающий мир.
Она знала, что они живут в мире, полном опасностей, но никогда не предполагала, что реальность настолько жестока и ужасающа.
Масштаб ситуации начал доходить до нее, когда она осознала, что у умбральфиандов, лежащих под простыней, есть семьи и друзья, которые любили и заботились о погибших так же, как и она о Лире.
Это было тяжелое бремя для ребенка, а эмоции и смятение, бурлившие в душе, поглотили Изолу и нанесли душевную травму.
