Глава семьи Уильямс, Арнольд — Возраст: 41 год
Прошёл уже год с тех пор, как Алисия заточила себя в этом маленьком домике.
В то время я и представить себе не мог, что она согласится на такие условия, не говоря уже о том, чтобы соблюдать их так долго. Я специально выдвинул ей необоснованные требования именно по этой причине. Их единственной целью было заставить её сдаться, но в итоге они только ещё больше укрепили её решимость.
До этого момента я думал, что хорошо понимаю её характер. Но, похоже, я ошибался. Простых трудностей уже недостаточно, чтобы переубедить её, и даже невыполнимые требования, кажется, ничуть её не смущают. Моя маленькая девочка так сильно выросла, но я осознал этот факт только после того, как было уже слишком поздно.
…И вот уже прошёл целый год с тех пор, как я видел её в последний раз.
В основном я связывался с ней, снабжая её едой, одеждой и книгами, поручая её личной горничной Розетте ездить туда-сюда в качестве посредника.
Но, конечно, Алисия не имела никакого реального контакта с Розеттой.
Её горничная просто оставляет необходимые вещи перед хижиной, а затем возвращается обратно в поместье. Домик, в котором она остановилась, может быть крошечным, старым и изношенным, но в нём есть ванная комната и все необходимые удобства, так что он, по крайней мере, пригоден для постоянного проживания. Тем не менее, это настолько отличается от жизни в изнеженном комфорте, который ей обеспечивал наш особняк, что я подумал, что она не сможет справиться с неудобствами этого нового образа жизни.
Переход от простой жизни к роскоши это одно, но обратный переход после того, как всю жизнь наслаждался непомерным образом жизни, не может быть таким же гладким.
Но, несмотря на всё это, Алисия уже смогла выдержать целый год жизни там. Как долго она сможет это терпеть? Раньше она так легко сдавалась. Я никогда не думал, что когда-нибудь пожелаю вернуть те дни. Я знаю, это ужасно, но... я хочу, чтобы она поторопилась и сдалась!
Хотя было уже смехотворно поздно, когда я узнал, что Алисию похитили, я от всей души пожалел о своём решении позволить ей следить за Лиз Кэтер.
Когда я увидел её в целости и сохранности в нашем поместье, все её раны, возможно, уже зажили, но моё воображение не могло не разыграться. Мне рассказали, в каком состоянии она была, когда выбралась из хижины, и один только вид её напомнил мне обо всех мучениях и боли, через которые она, должно быть, прошла. Я задавался вопросом, какие шрамы были оставлены под поверхностью, какую травму она получила, пережив такой опыт. И эта мысль словно тупой, зазубренный нож вонзилась мне в сердце.
Моя драгоценная дочь могла умереть в тот день. Этот факт тяжело давил на меня, как и тот непреодолимый всплеск сожаления.
Возможно, не было способа повернуть время вспять и изменить своё решение, но я подумал, что могу хотя бы попытаться уберечь её от подобных ужасов в будущем. Поэтому я решил, что заставлю её бросить эту опасную работу!
Однако она упрямо отказывалась.
Я не мог понять. Она прошла через такое испытание, её жизнь была поставлена под угрозу, и всё же она сказала мне, что хочет продолжать наблюдение за Лиз Кэтер. И её желание продолжать было настолько сильным, что она даже была готова принять эти неразумные условия и жить в этом крошечном домике в течение последнего года.
Как бы это ни было обидно, я считаю, что важно брать на себя ответственность за свои слова. После того как я уже предложил ей эти условия и обещал позволить ей продолжить, если она их выполнит, я не мог подать ей плохой пример, отказавшись от своего обещания или попытавшись взять всё обратно.
Поэтому я должен был позволить ей попробовать, и, каковы бы ни были результаты, я обязательно выполню свою часть сделки.
Не успел я осознать свою вопиющую ошибку, как понял, что ни словом не обмолвился об этом ни королю, ни остальным членам совета. К счастью, Люк умный и мудрый король, поэтому я полагал, что он, по крайней мере, будет готов выслушать мои объяснения и понять мои чувства как отца, но это не значит, что другие члены совета будут так снисходительны.
Поэтому, отослав Алисию, я созвал экстренное заседание совета и всё им объяснил.
Йохан был весьма недоволен тем, что я действовал сам по себе, бормоча под нос что-то вроде "эгоистичный ублюдок", но, как и всех остальных, мне удалось убедить его нехотя посмотреть на ситуацию с моей стороны.
Это факт, что если Алисия не сможет хотя бы достичь 90-го уровня в магии, то она не сможет должным образом направлять святую, потому что человек с явно более низкими способностями просто не сможет иметь над ней никакого влияния.
С такой логикой трудно спорить, поэтому все четверо, к счастью, в итоге согласились со мной, хотя и не могли скрыть своего нетерпения, ведь мы, по сути, выбрасываем на ветер два года возможностей.
К тому времени, когда Алисия вернется, Лиз Кэтер будет уже 20 лет, а это значит, что она будет на последнем курсе академии. А когда она закончит академию, у Алисии больше не будет возможности регулярно видеться со святой, так что у нас будет всего один год, чтобы как следует изменить её менталитет.
У нас нет времени, чтобы так тратить его. Я знаю это.
Но почему это должна быть моя дочь?
Алисия может быть беспрецедентно несносной[1], как и святая, но это не достаточная причина для меня, чтобы просто сидеть сложа руки и смотреть, как она подвергается опасности. Я не могу просто смотреть, как её чуть не убивают. Я всё ещё чувствую, как моя кровь закипает и ярость охватывает меня каждый раз, когда я думаю о том, что эти ублюдки пытались сделать с ней.
И эти хладнокровные ублюдки, которые просто позволили этому случиться, которые хотят, чтобы она продолжала, несмотря на опасность, которые ворчат о том, какой я сумасшедший, что вмешался... В какой-то момент я едва смог сдержать убийственную ярость, которую я испытывал к ним. Я потребовал ответа:
— За кого вы принимаете мою дочь? За какой-то инструмент, который можно использовать и выбросить по своему усмотрению!?
Это быстро заставило всех четверых замолчать. Как будто их губы были зашиты.
После долгого, затянувшегося молчания Люк, наконец, заговорил впервые за все время встречи. Он просто сказал:
— Чтобы справиться с несносной девчонкой, нужно использовать другого несносного ребёнка.
Я не мог ничего сказать, чтобы возразить. Но я всё еще хочу, чтобы это была не моя дочь. Я знаю, что поступаю эгоистично, но я всё ещё надеюсь, что она сдастся. Что она забудет о той работе, вернется к нам и будет жить здесь счастливо и безопасно. Каждый день я прихожу к её домику и просто наблюдаю за ним издалека, молча умоляя Алисию выйти. Вернуться домой.
***
В тот же день, когда я объяснил Совету, что произошло, я также впервые встретился с мальчиком по имени Гиллес. И что я обнаружил, так это очень мрачного молодого человека, который казался совсем маленьким, даже для ребенка 9 лет.
При виде меня выражение его лица ничуть не изменилось, но когда я начал объяснять ему ситуацию, его лицо с каждой секундой становилось все мрачнее и напряжённее.
К тому времени, когда я начал объяснять, что Алисия также не сможет посетить обедневшую деревню в течение следующих двух лет, выражение его глаз стало откровенно враждебным по отношению ко мне. Он угрожающе смотрел на меня, и в глубине его глаз горела такая огромная жажда крови, что мне трудно было поверить, что ему ещё только девять лет.
Когда я сказал свое слово, я передал ему пузырек с розовой жидкостью, содержащей состав под названием абель. Я объяснил ему, что если он примет это, то сможет проходить сквозь стену в любое время, когда захочет сам посетить деревню.
После этого я больше ничего не говорил и просто дал ему осмыслить все новости. Но его ответ был настолько неожиданным, что лишил меня дара речи.
— Когда их родители идиоты, это только делает их детей ещё более жалкими, — выплюнул он с ухмылкой на лице, после чего повернулся на пятках и вышел из комнаты, не сказав больше ни слова.
Я был настолько ошеломлен, что не сказал ни слова в ответ. Я просто провожал глазами его крошечную спину, пока он выходил за дверь.
Не прошло и дня, как я понял, как он планирует провести все эти два года. Похоже, что он и Алисия действительно сделаны из одного теста.
Как только он понял, что его бросили на произвол судьбы, он сразу же заперся в библиотеке.
Хотя, в отличие от Алисии, он не выходил оттуда. Даже еду он принимал в библиотеке. Слуги приносили их в нужное время дня и забирали опустевшие тарелки, когда он заканчивал. Исключение составляло купание, но и оно происходило только раз в два дня.
Единственным случаем, когда он покидал комнату на длительное время, был случайный вечер, когда он уходил в лес за поместьем. Согласно отчетам, каждый раз он направлялся прямо в сторону обедневшей деревни.
Гиллес был не единственным, кому мне пришлось объяснять отсутствие Алисии. Я позаботился о том, чтобы объяснить ситуацию и остальным членам моей семьи.
Двое моих сыновей, Алан и Альберт, никак не отреагировали на эту новость. Они не почувствовали ничего странного или тревожного.
Но Генри был совсем другим. Когда я впервые рассказал ему об этом, я впервые услышал, как он повысил голос.
— Зачем ты поставил ей такие нелепые условия!? — кричал он.
— Неужели ты не понимаешь, что Аля обязательно примет их, даже если они кажутся невыполнимыми!?
И с того дня Генри больше не разговаривал со мной. Похоже, что за то время, пока я не уделял ей достаточно внимания, по крайней мере один из моих сыновей пытался понять её правильно.
Но не только мой сын был в ярости после этого. Сын Люка, Дюк, тоже стал на меня поглядывать. Каждый раз, когда мы случайно пересекались, он ничего не говорил, но ярость и презрение пылали в его взгляде.
Моя жена тоже была возмущена моим решением. С тех пор как Алисия покинула дом, она придиралась ко всему, что я делал, ругала меня за самые незначительные, пустяковые дела. А в тот день, когда Алисия ушла, она также позаботилась о том, чтобы дать мне хороший удар по лицу. После этого у меня неделю был синяк под глазом.
...Но на этом всё. Это была вся негативная реакция, которую я получил из-за своего глупого решения.
Остальное я получил сам. Каждый день я сокрушался о том, что так и не смог по-настоящему понять собственную дочь. Я всё ещё видел в ней маленькую девочку, которая никогда не придерживалась ни одной из своих прихотей, поэтому в итоге я не воспринимал её достаточно серьезно.
Как-то я упустил из виду, что она выросла в молодую женщину, которая готова пойти на всё ради достижения собственных целей.
Когда мы разговаривали в тот день год назад, она была такой упрямой, и мне было невыносимо видеть, как она проходит через подобное, поэтому я просто выдвинул самые неразумные, невыполнимые условия, которые только мог придумать.
Прошло около полугода, когда я получил от Алисии первое и последнее за это время письмо. Оно пришло в виде одного маленького письма.
Оно было адресовано от Алисии ко мне и гласило:
『 Дорогой отец, я случайно подслушала разговор между двумя садовниками, работающими около хижины, который побудил меня написать это. Они говорили так, как будто ты глубоко сожалеешь о словах, которые ты сказал мне в тот день. Но вам ещё рано о чём-либо сожалеть. Я позабочусь о том, чтобы ваши два условия были выполнены идеально, и тогда вы можете не стесняться сожалеть. А до тех пор, пожалуйста, живите счастливо и здорово. Алисия』
— — — — — —
[1] Здесь и далее анлейт использует термин enfant terrible — несносный (избалованный, капризный, озорной, непоседливый) ребёнок, происходит от французского выражения, появившегося в XIX веке, которое буквально означает «ужасный ребёнок»
Обычно используется в переносном смысле — человек (уже взрослый, но сохранивший поведение ребёнка), ставящий других в неловкое положение, смущающий их своим поведением, доставляющий массу проблем, предмет всеобщей тревоги и беспокойства, в этом смысле оно характеризует провокационное эксцентрическое поведение.
Проще говоря им не нравится их поведение и манеры. Очень подходящий термин, но увы у нас не в ходу, а я не нашёл подходящего аналога, но и оставлять в таком виде не стал.
