Десять дней прошло со дня того дерзкого предательства.
В тот день, следуя божественному провидению Великого духа, я провела ритуал призыва Героя. Как и повелел Великий дух, я принесла в жертву припасённых для такого случая зверолюдов, и ритуал прошёл успешно.
Однако призванное существо оказалось монстром, не обладающим какими-либо зачатками здравомыслия, ни тем более утончённостью и манерами. При том, что я подчинилась воле Великого духа и милостиво позволила нелюдю-пришельцу насладиться его мимолётным положением и почестями Героя.
Шрамы на моей спине не переставали свербить.
«Я отказываюсь становиться вашей пешкой. Пусть эти шрамы на твоей спине послужат этому доказательством. Я могу, и я сделаю ещё хуже. Я заберу у вас всё. И в этот раз месть моя будет безжалостной. Воскресший Мститель».
Моя спина, которой прежде восхищались мои камеристки, называя её белоснежной как фарфор, теперь была покрыта шрамами от вырезанного на ней раскалённым клинком послания.
Магия исцеления восстанавливает ОЗ, а на заживление наружных ран всё так же требуется время. Нам всём континенте мгновенно исцелять магией могут лишь церковники из Теократии ранга архиепископа.
Однако я ежедневно накладываю на себя заклинания исцеляющей магии, и шрамы на моей спине постепенно исчезают. От них остались лишь слабые следы, которые в течение нескольких дней полностью пропадут.
Разумеется, боль давно прошла, но шрамы всё ещё горят каждый раз, как я вспоминаю этого мужчину.
После того как он покинул комнату призыва, я, не выдержав, потеряла сознание от боли. Стоящие снаружи в карауле рыцари пришли нам на помощь только ночью, а когда мы открыли глаза в следующий раз, то оказались в потайной комнате в королевском дворце.
По-настоящему сильные рыцари, включая капитана рыцарского ордена, имеют шрамы на лице и на теле. Времени полностью избавиться от шрамов у них нет, к тому же своими покрытыми шрамами лицами они устрашают врагов на поле боя, и мы умышленно оставляем их такими. Однако из-за этого их вид не иначе как зверским не назовёшь.
Поэтому для ритуала мы подготовили несколько рыцарей с более приятной внешностью, чтобы не давить на ничего не подозревающего Героя. И вот сейчас половина из них отправлена в лазарет.
Даже несмотря на то, что моему лечению был отдан величайший приоритет, пришлось потратить целый день, чтобы излечить ожоги полости рта и глотки настолько, чтобы я смогла говорить.
У сопровождающих рыцарей были переломаны и неестественным образом выкручены конечности, лица их были разбиты, а сами они находились на грани смерти.
От жестокого избиения лицо принцессы распухло, волосы её были испачканы и выволочены по полу, а на спине словно клеймо были выжжены слова.
Так как ритуал проводился тайно, никто понятия не имел о том, что же произошло, и о виновнике произошедшего узнали слишком поздно.
На всякий случай замок окружили рыцари, но посчитали, что злоумышленник ускользнул из пристройки, где проводился ритуал, не обычным способом, а скорее всего, используя телепортацию. И пока я не смогла заговорить и объяснить ситуацию, никто и не подумал искать его в городе.
Ожерелье, которое забрал этот мужчина в качестве «издержек», подтверждало моё первоочередное право на трон. Так как на нём был выгравирован королевский герб, получить за него золото было задачей не из лёгких. Если он попытается продать ожерелье в любой ювелирной лавке, мы сможем выследить его, даже если он сделает это вне королевской столицы.
Я получила это ожерелье от моей почившей дорогой сестрицы, и монстру вроде него — нет, вообще никому, кроме меня, дотрагиваться до него непозволительно.
— Ты за это поплатишься.
Клянусь, он за это ответит. Я верну ожерелье, буду пытать его самыми жуткими пытками, пока он не станет умолять о пощаде, а затем — убью. Так я решила. И чтобы добиться этого, я поручила рыцарям собрать необходимую информацию. Но за несколько дней мы так и не смогли узнать о нём ничего значительного, и решили, что он уже покинул столицу. И вот вчера мы получили доклад, что ожерелье найдено одним из аристократов.
Сегодня, на первой аудиенции, оно будет мне возвращено. Это графское семейство, которое не жалуют при дворе из-за их чрезмерного чувства справедливости, но я слышала, что им удалось конфисковать партию контрабандных товаров, которыми торговали в трущобах, и ожерелье оказалось среди них.
— Выше Высочество, пора.
— Да, я знаю, — ответила я своей камеристке и слегка поправила платье, перед тем как войти в приёмную залу.
***
В приёмном зале незыблемой фигурой восседает на троне мой отец, Логий Орлеанский. Рядом с ним расположилась моя матушка, Лесилия Орлеанская, чья красота до сих пор ни сколько не увяла несмотря на почти сорокалетний возраст. По другую сторону в кресле нахожусь я. Премьер-министр королевства Лоубенц стоит подле отца с матерью, а Гуидотт, капитан рыцарского ордена — между мной и отцом.
— Имею честь возвратить сей предмет королевской семье.
Камеристка приняла ожерелье на подставке из рук молодого аристократа лет двадцати, склонившегося перед престолом, и понесла его к нам. Подавляя неистовое желание броситься и немедленно схватить ожерелье, я дождалась, пока камеристка подойдёт ко мне, взяла его и повесила себе на шею.
Вдруг я поняла, что внутри меня всё будто перевернулось из-за магической силы надетого ожерелья. В тот же момент меня окутал бледно-зелёный свет и исчез без следа.
— *-*****! Что с тобой?! Всё хорошо? — воскликнул отец, глядя на меня. Но его первых слов я не расслышала.
— Д-да, отец. Всё прекрасно.
Проверив своё состояние, я не обнаружила ничего необычного.
— Понятно. Но что же это был за свет?.. ******, *******, *** что-нибудь известно?
— **** **********, * лишь простой рыцарь. Господин *******-*******, ** что-нибудь знаете об этом?
— ...Нет, не может быть, это же… — пробормотал премьер-министр с помрачневшим лицом. К этому моменту даже я стала догадываться, что со мной случилось.
— **** **********, я не специалист, поэтому не могу ничего утверждать, но… этот свет, вероятно, означает проклятие.
— К-как же? Но ведь с ******* ничего странного не происходит…
— О-отец, ваши голоса — нет, слова, называющие людей — я их не слышу.
— Ч-что? Что сие значит?!
Я слышала, что они говорят. Но имена людей и слова, на них указывающие, а также местоимения не достигали моих ушей. В панике я попыталась снять ожерелье, но оно не снималось.
— Н-не снимается, ожерелье не снимается!
Меня охватил страх от слова «проклятие» и отсутствия явственного понимания, что же на самом деле со мной происходит. Поднялся переполох.
Для начала собрали всех в замке, кто знал о магии. Однако стража знала только о том, как применять заклинания в бою, и теорию объяснить не могли. Посовещавшись, мы пришли к выводу, что это не проклятие, которое должны снимать священники. Скорее всего, что-то не так с чарами на ожерелье: на него наложена сложная маскировка, и поэтому никто, кроме тех кто в этом разбирается, ничего сделать не может. Поэтому в течение последующих дней сюда были вызваны люди из академграда, чтобы разобраться с этим «проклятием».
— На сегодня достаточно. Я хочу побыть одна. Прошу вас, оставьте меня, — сказала я и осталась одна в своей комнате, скрежеща зубами от ужасного положения, в котором я оказалась.
Я наследница престола, и мне необходимо поддерживать связи и налаживать новые. Проще говоря, прежде всего я должна создать для себя прочный фундамент. Королевство было основано женщиной, и подданные не против того, чтобы ими правила королева, но сначала нужно доказать, что я этого заслуживаю. Вот почему мне нужно активно вращаться в высшем свете, но сейчас я не только не могу расслышать имена людей, я даже не слышу такие слова как «я», «он», «вы», «мой» и тому подобное. Это не мешает мне жить обычной жизнью среди людей, которых я хорошо знаю, но является серьёзным препятствием для создания и поддержания высоких знакомств.
Даже для превосходных специалистов, прибывших из академграда, потребуется не менее двух месяцев, чтобы снять это проклятие. Если я сразу же смогу снять ожерелье, то просто не могу себе представить, какие последствия ожидают меня из-за моей двухмесячной отлучки.
— Фух, — вздохнула я, — нехорошо. Лучше об этом не думать. И вообще, я устала.
Залпом выпив тёплого молока, я слегка поправила рукава моей ночной сорочки и поднялась с кресла. Проскользнув под одеяло из пуха монстра величайшего качества, я незамедлительно погрузилась в пучины сна.
...Не ведая о том, что впереди меня ждут бессонные ночи.
***
Пронзительный вскрик. Это кричу я.
— Кх, не работает. Никакого эффекта от магии исцеления.
— Ясно… Проклятье, когда же люди из академграда прибудут сюда?!
Поздно ночью в мою опочивальню был поспешно вызван специализирующийся на исцеляющей магии человек. Вместе с ним — мой отец.
С тех пор, как я надела ожерелье, прошло три дня, по прошествии которых медленно подкрадывающаяся жестокая реальность внезапно набросилась на меня. Шрамы на моей спине, которые должны были вот-вот исчезнуть, стали только хуже. Словно их исцеление... было обращено вспять.
Я корчилась от боли, прожигавшей мою спину, словно на ней заново стали появляться излеченные уже ожоги. И спать на спине теперь было невозможно — чувство, будто раны ковыряют иголками.
Магическая сила ожерелья покрывала ожоги на моей спине слабым светом, и было очевидно, что дело в нём. Но даже отец не смог найти никого, кто мог бы с этим что-то сделать, а исцеляющая магия не имела совершенно никакого эффекта.
От постоянной боли я начала терять чувство времени: даже не заметила, как отец с лекарем покинули мою спальню. Хотя нет, я ведь сама попросила их уйти. Моя гордость принцессы просто не позволяет, чтобы меня видели в таком жалком состоянии.
— Клянусь… он за это ответит…
Нет никаких доказательств, но я почему-то знаю, что это его рук дело. Вот почему я ни за что не скажу «мне больно», ни попрошу помощи. Вместо этого я опалёнными цепями скую мою злость, мою ярость — все мои тёмные чувства и сделаю их ещё чернее.
Клянусь, что этого мужчину, этого нелюдя, пришельца в человеческом обличье, что осквернил моё драгоценное ожерелье, я погружу в самые глубины отчаяния.
— Я... ему... не прощу… Я отомщу, клянусь!
Ночь за ночью, кусочек за кусочком, наслаждаясь их вкусом, принцесса будет медленно смаковать эти почерневшие от боли эмоции.
Вот почему принцессе ночью не до сна.
