Шумная толпа. Изумлённые взгляды деревенских и испуганный вид Люсии.
— Рада снова всех вас видеть. Как поживаете? Ку-фу-фу, я — просто замечательно. Ку-фу-фу-фу, ах, в это утро…
— Эй! Что это грязное животное забыло в нашей деревне?!. Гья-а-о-у-у!
— Хм, ты хотел что-то сказать? Перебивать невежливо. Неужели тебя не учили, что сначала нужно дать договорить другому? Мм? Что с тобой?
Безмолвное заклинание пронзило ступню мужчины ледяным копьём, окропив снежок красненьким.
— Ах ты тварь!.. Гья-а-а-а?!
— Сука, ты что себе… Ги-и-е-ех?!
— Божечки, какие же вы глупенькие. Думаете, я пришла сюда снова терпеть ваши издевательства? Вы двое совсем с головой не дружите?
Плечи двух недалёких, но угрожающе тявкающих шавок также пронзило ледяной магией, повалив их на землю. Глядя на меня полными злобы и страха глазами, находившиеся рядом деревенские кинулись им помогать.
— Да, эти взгляды. Эти взгляды я и хотела увидеть.
Я насмехалась над ними, предаваясь безумной радости от чёрно-красных вспышек возбуждения, исходящих из самой глубины моего сердца.
— Для начала позвольте сказать: я не собираюсь сдерживаться. Всё, что могло меня остановить, было убрано с этой сцены моими дорогими сообщниками. Поэтому причин щадить вас у меня нет. Да, примерно вот так.
Я пронзила сердце подкрадывающегося ко мне с топором мужчины.
— Ах, Кариф, Кариф. Ты всё такой же непроходимый тупица. Казалось бы, после женитьбы на Юлии пора бы уже и за ум взяться, да?
— Кариф?! Н-не-е-е-е-е-ет!!!
Вытащив меч из пронзённого Карифа, я пинком оттолкнула его, и к нему тотчас же бросилась Юлия. Как ни посмотри, полученная им рана влекла за собой мгновенную смерть. Тем не менее, Кариф продолжал кричать:
— Гья-а-а-а!!! А-а-а, а-а-а, а-а-а!!! Я умру, умру, умру-у-у-у!!!
— К… Кариф?
Кровь, текущая ручьём, не оставляла сомнений в том, что он не жилец, однако Кариф всё не умирал, и, забывшись, продолжал истошно вопить от боли.
— Не волнуйся, ты пока не умрёшь — благодаря «клетке», в которой мы находимся. Внутри неё твоя душа не может отделиться от тела и, так же как и у нежити, продолжает в нём находится. Поэтому расслабься и наслаждайся этой чудесной агонией, хорошо? Ку-фу-фу, ку-фу-фу-фу-фу-фу!
Находившаяся в шоке Юлия, похоже, никак не могла понять, почему её муж всё ещё жив. А может быть, её разум просто отказывался принять вид страдающего от боли Карифа со смертельной раной в сердце. Поэтому я, видя это душераздирающее зрелище, с самыми благими намерениями обратилась к Люсии:
— Ну же, Люсия. Ты ведь поможешь несчастному своей исцеляющей магией?
— Ах ты… дрянь!..
— О боже, как ты жестока. Ку-фу-фу, разве можно быть такой мелочной? — Я от чистого сердца пыталась её вразумить, но Люсия продолжала глядеть на меня волком. — Ну, так и быть, Люсия, я по старой дружбе приготовлю для тебя хорошее оправдание: к примеру, пропавших из деревни детей взяли в заложники, и поэтому наша отважная Люсия не может ничего сделать.
— Что?! Ты посмела тронуть детей?!.
— Как тебе? Ку-фу-фу, — многозначительно засмеялась я, дав волю её неуёмной фантазии. — Ох, неужели этого недостаточно? Тогда давай так: «Раненых слишком много, и всех вылечить не получится». Сойдёт?
— С-стой!..
Усмехнувшись оцепеневшей Люсии, я принялась метать в окружающих ножи.
— Гья-а-а-а!
— У-у, у-а-а-а!
— А-ха-а-а-а-а-а! Но… нога-а-а-а!
— Зачем ты это делаешь?! Ты же знаешь, у меня недостаточно маны, чтобы вылечить их! У тебя что, сердца нет?!
— А-ха-ха-ха-ха! От него давным-давно ничего не осталось! От измученного, поруганного, разбитого вами на мелкие кусочки сердца!
Ах, какая прелесть! Райское наслаждение. Эти крики заставляли сердце трепетать от блаженства.
А теперь пришло время взойти посаженным мною семенам.
— Лучше взгляни на них! Скоро начнётся самое интересное!
— Э? — Люсия ошарашенно уставилась на корчившихся раненых деревенских, с которыми начало что-то происходить.
— Гляди, гляди! Они вот-вот расцветут!
— Ге-е!.. Ч… что... это?..
— Какая... га… дость...
— Н-нет! Что это такое-е-е?!.
— Ч-что это?!. — воскликнула Люсия.
— ...Мои маленькие насекомые, — я широко улыбнулась, глядя на картину разворачивающегося ада. Из глубоких ран стали выползать наружу десятки белых личинок.
— К-кариф?! И-и! Ч-что это?!
— Гья-а-а-а-а, Ю-ли-я-а-а!.. А-а-а-а-а!!!
— Ку-фу, ку-фу-фу! Ох и больно, наверное... Мучительно, невыносимо, чертовски больно… Это чудесное чувство переполняющего счастья!
Ах, эта злоба, этот страх на их лицах — доказательство того, что эти свиньи пали ниже меня. До чего же хорошо! Я с предвкушением ожидала увидеть их лица, когда они падут ещё глубже, в самую глубокую преисподнюю.
— Люсия, умоляю… помоги Карифу. Он, он… э? — Юлия застыла на полуслове, видя как на неё со страхом и изумлением вместе с Люсией взирают деревенские.
— Да, Люсия? Ты ведь не позволишь супругам оставить друг друга, правда? — Растроганно улыбаясь, я с умилением наблюдала за тем, как Кариф потянулся вперёд и наполненным личинками ртом укусил Юлию в шею. Вгрызаясь в рану всё больше и больше, он с жадностью изрыгал их внутрь.
— А-а-а, а-а, не-ет, не-ет, Кари-иф… хва… хватит, не-е-е-ет!!!
— Гья-а-а-а-а?!
Раздавшийся крик был первой нотой в этой увертюре. И в следующий момент, вторя ему, грянуло множество других голосов.
— ...Агх?! Ч-что это?! Гье-е-е-е-егх?!
Следующий звук раздался от скупой и сварливой старухи, торговавшей зельями. Её морщинистая кожа покрылась раздувающимися волдырями, в которых пожирающие плоть личинки, размножившись до предела, принялись их прогрызать, выползая наружу.
С чавканьем, хлюпаньем, хрустом паразиты пожирали хозяев, высасывая из этой грязной падали все соки. Личинки выползали из глаз, ушей, носа и рта, превращая прекрасную мелодию душераздирающих воплей в нестройную булькающую какофонию.
Следующей жертвой стала жена егеря, потом сын старосты, а за ним — старичок-капканщик. Ещё, ещё и ещё — паразиты распространялись с ужасающей быстротой, и вот уже пятая часть собравшихся жителей была заражена, распространяя и дальше выползающих наружу личинок.
— Хи-и!.. Что?!. Пусти-и! Нет! Сто-о-ой! Агх!
Когда охваченный ужасом мужчина сломя голову бросился бежать, один из заражённых схватил его за ногу и, укусив через одежду за голень, принялся заносить в рану личинок.
— Ку-фу-фу, ну же, не стойте столбом — мы играем в пятнашки. Видите, что будет с тем, кого поймают?
— Не-е-е-ет!
— Бегите, беги-ите-е-е-е!
— Что это?! Господи, да что же это?!
Вопя, деревенские бросились врассыпную как выводок маленьких паучат, а те, кто сбежать не успел, стали очередными жертвами. После чего орущие от боли заражённые принялись бродить по округе в поисках других односельчан.
— Ку-фу-фу, а теперь пойдём к Люсии.
Убедившись, что мой замысел сработал, я направилась к потерявшейся в общей суматохе Люсии, которая, как я и предполагала, наконец-то показала свою гнилую сущность.
— Проклятье! Да что это за стена такая?!.
Вид отчаянно царапающей барьер в попытке выбраться отсюда Люсии был так комичен, что я не смогла сдержать улыбки.
— Это бесполезно, знаешь? По словам хозяина, даже зловещий дракон не смог выбраться из этой клетки, а уж тебе и подавно.
— Тц, Минарис...
Оглянувшаяся Люсия, со злобой глядевшая на меня, заставила улыбнуться ещё шире. Между тем, неподалёку оказался деревенский, отчаянно колотящий стену кулаком. Он пытался сбежать как и Люсия, но ему помешала созданная хозяином стена.
— Твою ма-а-а-ать!!! Бл..ь, да что же это?!. Хи-и! Назад! Прочь! Про-о-о-о-очь!!! Гья-я-я-я!
Заражённые окружили мужчину и с хрустом и чавканьем начали жадно его пожирать. Вскоре и это тело станет питательной средой для жуков.
Я повернулась к перекошенной от страха Люсии.
— Ку-фу-фу. Ах, Люсия, не бойся, на тебя они не нападут. Моя подруга детства получит особое обращение. Ну как? Ты рада?
— ...Думаешь, сможешь после этого так просто уйти? Ты же выступаешь против Кёрбенхейма! Скоро здесь будут мои знакомые из армии! Тебя схватят, предадут суду и убьют!
— Хмм… Пожалуй, это немного не то, что я ожидала.
— Послушай, лучше прекрати это немедленно. Я могу вступиться за тебя, чтобы смягчить наказание. — На лице Люсии, внимательно следившей за моей реакцией, проступило выражение собственного превосходства.
Ку-фу-фу. Да, верно. Думаю, пора начинать. С этим выражением превосходства на твоём лице начнём наше с тобой продолжение того дня. Иначе у меня не получится как следует попрощаться с разрушенным в тот день миром.
— Эй, Люсия, кажется, у нас с тобой возникло недопонимание. Ты что, не видишь, что происходит? Разве я не говорила: «Моя подруга детства получит особое обращение»?
— ...Э?
На лице Люсии застыло глупое выражение — такое же, как и в детстве, когда над ней подшучивали. Используя силу «Небесного клинка телепортации», который хозяин получил от «Похоти», я не спеша подготовилась к его призыву.
— Ку-фу-фу. Скажи, Люсия, друзьями детства нужно дорожить, ты согласна?
— Что… ты?.. Что… это?..
Рядом со мной развернулся магический круг диаметром в метр. Из-за ухудшения способности телепортации процесс происходил очень медленно.
— Я подумала, раз вы теперь вместе, сразу двоих никак не получится.
— Что… О чём… ты говоришь?..
Частицы в магическом круге образовали свечение, из которого показалась фигура.
— А если встретиться с вами поодиночке, будет жалко...
Гноящаяся, ядовитого цвета кожа, засохшие потемневшие пятна крови, неестественным образом вывернутые и сломанные руки и жутко распухшие, гипертрофированные ноги.
— Будет жалко… если я не смогу одинаково хорошо замучить вас до смерти. Вот, полюбуйся, что стало с бедняжкой Керилом.
— Ке… Кери-и-и-и-ил!!!
Фигура её безумно, безумно любимого Керила. Покажи же мне ещё больше страданий, ещё больше мучений, Люсия!
— А-ха-ха-ха-ха-ха! Думала, Керил придёт тебе на помощь? Кака-ая жа-алость. А он уже давно превратился вот в это, а-аха-ха-ха-ха-ха-а!!!
— Что… что ты… ЧТО ТЫ С НИМ СДЕЛАЛА?!
— Ку-фу-фу. Керил... Сначала он был весь избит.
Ну же, покажи.
— А-а-а... А-а-а-а... Не-ет!.. Нет-нет-нет-нет-не-е-ет!
— Одну за другой, я с превеликой осторожностью сломала каждую косточку в обеих руках, а потом, оставив всё как есть, использовала на нём зелье восстановления. Я всадила ему в ноги раскалённые железные прутья.
Покажи мне ещё больше горя и отчаяния.
— Я сварила его в кипятке, смешанным с дёгтем, а после посыпала солью.
— Не-ет… прекрати-и… это ложь... это всё ло-ожь!..
Да, эти растрёпанные волосы, этот дрожащий голос.
— Я положила перед ним лёд из лечебного зелья, смешанного с ядом, — так, чтобы он мог дотянуться до него языком, — и он отчаянно лизал его, чтобы избавиться от жуткой боли, вместе с тем страдая от яда. Но его мучений показалось мне недостаточно, поэтому я искалечила ему внутренности ядом, превратив их в гнилушки.
— А-а… а-а… а-а-а...
Искажённое от горя лицо, истеричные рыдания.
— И напоследок, как и деревенских, я позволила жукам пожирать его изнутри. Но если бы я позволила сожрать его полностью, как бы ты его узнала, правда? Поэтому, чтобы сохранить подольше поверхность его тела, я намазала её разными ядами. Выглядеть она, стала, конечно, ужасно, но, погляди-ка, его всё ещё можно узнать, да?
— Ми-на-ри-и-и-и-ис!.. А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
— А-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Да-а, да-а, я так хотела увидеть твоё лицо, Люсия-а-а-а!
С искажённым от гнева лицом она как разобиженный ребёнок начала швырять в меня огненными шарами. Заклинания выходили настолько неуклюжими и слабыми, что я без усилий их разрушала.
— Ты всегда, всегда, всегда стояла между нами-и-и!!! Мешала нашему счастью-у-у-у!!! Зачем ты опять появила-а-а-сь?! Именно сейча-а-ас?! Ещё бы!.. Ещё бы немного-о!..
— Да, я знаю, знаю!.. Именно поэтому я здесь. Чтобы разрушить твою мечту — вот почему я вернулась. А-ха-ха-ха-ха-ха!
Ах, какой замечательный вид. Но её яростное сопротивление быстро сошло на нет — закончилась мана.
— ...У-у… больше… не могу…
Словно марионетка с перерезанными нитями, Люсия рухнула на холодную, покрытую снегом землю, — униженная и раздавленная, прямо как мы с мамой тогда.
— Всё, хватит… Убей меня… Ты же этого хотела, да?.. Чудовище…
— Да, ты права. Я так давно, так сильно, сильно, сильно хотела убить тебя, Люсия.
Но не сейчас. Ещё рано, правда? Ты ведь всё ещё не опустилась на самое дно преисподней, не пала так глубоко, как пришлось упасть мне. Поэтому сейчас я позволю тебе сделать так, как ты хочешь — чтобы погасить последний лучик света, что у тебя остался.
— ...Ку-фу-фу, смотри, Люсия ждёт не дождётся. Иди же к ней.
Издавая нечленораздельные звуки и изрыгая изо рта личинок, он медленно побрёл к Люсии, но быстро потерял равновесие и упал, после чего медленно продолжил поползти к ней на четвереньках.
— Пробудившись, эти жуки пожирают всю плоть за исключением мозга, заменяя её искусственной, которая быстро становится пищей для других личинок. Они распространяются по телу, доставляя невообразимые страдания, продолжая пожирать жертву, ведомые основным инстинктом размножения.
— Керил, прости меня… Прости, что не смогла помочь… Мне так жаль…
Люсия, не колеблясь, протянула к нему, изрыгающему личинки, руки.
— Хи-хи. Кстати, сегодня же ваша свадьба, да? Почему бы не скрепить ваш союз поцелуем?
— ...Будь ты проклята. Ты монстр, демон в человеческом обличье.
— Вот как. Что ж, увы. Тот, кто поднял руку на монстра, сам обречён быть им съеденным, так?
Смирение, но вместе с тем неугасающая враждебность в глазах.
Ах, нет, так не получится. Этот взгляд, которым ты могла меня одурачить в прошлом, теперь не сработает.
— Я люблю, люблю, люблю тебя, Керил. Люблю больше всего на свете.
Он отвечал ей полным мук и страданий стенанием.
— Мы будем счастливы, мы будем вместе. Я спасу нас обоих…
Как в сказке: умирающий герой и его возлюбленная.
— Минарис, твоя извращённая месть не сможет нам помешать. Керил — мой герой, ты ничего не изменишь... Да падёт на него благодатный дождь, «Песнь жизни».
Поцелуй и счастливый конец. Несомненно, это была любимая развязка Люсии.
Яркий сияющий свет был подтверждением жизненной силы, дарованной духом в обмен на его благословение — тайное заклинание, доступное лишь использующим духовную магию чародеям. Ценой немалого сокращения жизни чародея она позволяла находящейся на грани жизни и смерти цели полностью восстановиться как духовно, так и физически. Кроме того, у получившего благословение заклинателя временно повышались все характеристики.
— Хмм… Так, значит, это и есть тот самый козырь духовной магии.
Тот, кто примет свет, очистится от всякой скверны и инородных тел. Железные прутья, добавленные для полноты картины, и все паразиты просто растворились в воздухе, будучи очищены как призраки.
Я не удержалась от смешка.
Ах, Люсия. Ты думаешь, всё так и закончится?
Не знаю, каково это — пожертвовать частью своей жизни, но вряд ли это кому-то понравится; на оживление находящегося при смерти человека понадобилась примерно половина отпущенного тебе времени. И всё же я понимаю, почему ты решила пожертвовать этим ради спасения любимого человека. Ведь у меня теперь тоже есть такой человек. Но знаешь, Люсия, с того дня прошло много времени, и я всё время раздумывала над этим.
— Ха-а… ха-а… Теперь всё изменилось. Ты думала, мы тебе не ровня, но сейчас, вместе с Керилом и моим благословением...
— Скажи, Люсия.
У твоей сказки будет другой конец…
— Вспомни. Разве я говорила, что этот человек — Керил?
— ...Э?
...Где всё сметёт потоком пролитых слёз по твоему разрушенному миру… Этой развязки я всё время ждала.
— Это… не Керил?
После удаления всех инородных тел из организма, отравленная оболочка тоже очистилась, и кожа на руках, ногах, туловище и голове стала растворяться в воздухе.
— Скажи, Люсия, мне хочется это услышать, — негромко, почти шёпотом произнесла я. — Керил умер три дня назад, от него осталась лишь эта оболочка. Как же ты собиралась его воскресить?
— НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Т!!!
— Ну же, скажи, что ты чувствуешь?
— А-а, а-а-а, а-а… Нет... этого... не может быть...
— ...Кху, а-ха, ха-ха-ха-а… Я... снова жив?.. Я же должен был умереть! А-а, аха-а, а-а-а...
Под оболочкой оказался не Керил — то был мой отец, шатающийся от головокружения.
— Каково это — воскресить моего бывшего отца, отдав часть собственной жизни? Скажи! Ку-фу, ку-фу-фу-фу, а-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!!!
— Минари-ис… А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
Ах, её лицо, когда она, закусив губу до крови, смотрит на меня этим взглядом — да, да, да-а! Как же это замечательно!
— Ты совсем дура, да-а?! Неужели ты думала, что я оставлю тебе хоть какую-то надежду? Ты на это надеялась? Надеялась, правда? Что обнимешь Керила, он вернётся к жизни и всё будет как в сказке? Ай-яй-яй, а я взяла и всё это разрушила! Ку-фу-фу.
— А-а-а-а-а-а-а-а!!! Я убью, убью, убью, убью тебя!!! Мина-а-ари-и-и-ис!!! — Извергая проклятия, она ползла по грязному растаявшему снегу. Зарёванная и обессиленная от потери части своих лет жизни, она выглядела неприглядно и отвратительно. — Умри, умри, умри, умри, умри-и!!! Гореть тебе в аду!!! У-а-а-а-а-а-ха-а-а-а-а-а-а!!!
Невообразимое наслаждение пробежало по всему моему телу — сладкое, солёное, чуть горьковатое и кислое чувство смешалось в водовороте всепоглощающего экстаза.
— Зачем ты вернула-а-а-ась?! Ещё немного, и я была бы счастлива-а-а-а!!! Исчезни-и-и!!! Умри-и-и-и!!!
Надрывный, истошный, душераздирающий, иррациональный и лишённый всякого смысла крик.
Я хотела это увидеть. Я так хотела это увидеть. Так долго этого ждала.
— Керил, моё счастье!.. Ты украла, украла, украла их, гу-ух!..
— Как… как ты посмела вернуть меня к жизни, засранка! Я же сломался, я ведь был почти мёртв! Зачем ты вернула меня-а-а-а?! Теперь мне снова… снова придётся… А-а-а-а!.. Нет-нет-нет-не-ет! Нехочунехочунехочунехочу-у-у!!!
— Агх... гух... угх...
— Ку-фу-фу. Избивать свою спасительницу — как это жалко, как мерзко, как гадко… А-ах, до чего же приятное зрелище.
Скажи, Люсия. В тот день ты смотрела на меня с такими же чувствами? Ну же, ну же, ну же, ну же. Позволь мне увидеть ещё больше этих прекрасных сцен.
— А-ха-ха, ха-а-ха-ха-ха-ха-ха-ха!!! Страдай, страдай, страдай!!! В самой бездне созданного мной ада, глубже той преисподней, в которой карабкалась я!!! Кричи, мучайся, рыдай!!!
И умри в безысходности и отчаянии.
***
Солнце заходило, вставало, заходило, вставало и заходило.
И вот прошло почти три дня. Перед закатом небо закрыли облака, и беззвучно пошёл снег, поглотив все окружающие звуки.
Первый день был полон страха и ненависти от агонии, что приносили им жуки, и ран, нанесённых отравленным клинком. На второй осталась лишь ненависть.
К концу третьего дня вся деревня покрылась белым — это был белый снег, что снова пошёл со вчерашнего дня; белые личинки, выползшие наружу в поисках пищи; и наконец, белые кости деревенских жителей, всю плоть которых без остатка сожрали паразиты, но в которых всё ещё теплилась живая душа. Из всех жителей осталась только лежащая на спине и глядящая в небо пустыми глазницами Люсия.
В результате жестоких пыток она лишилась обеих рук и ног; во вспоротом животе торчала ручная металлическая утварь; на месте глаз зияли пустые глазницы; давно лишённая всей крови кожа побелела так, что её невозможно было отличить от снега, в котором она лежала. Разъедаемую жуками обнажившуюся розоватую плоть также уже не было видно за засыпавшим её снегом.
Судя по виду, Люсия никак не могла быть живой, но тем не менее, продолжала произносить нечто, что можно было назвать словами благодаря барьеру хозяина, внутри которого посредством силы «Лени» не дозволялось изменяться установленному состоянию для целей. В этой мастерской даже сама Смерть не могла забрать на тот свет умирающего.
— Про… сти… про… сти… меня... — словно в бреду бормотала Люсия слова раскаяния.
Каждый раз, слыша её стон, в моём спокойном, готовом расплакаться сердце, как на потревоженной поверхности воды пробегали волны.
— ...Думаю, всё кончено. Это были долгие, но такие короткие три дня… Странное чувство.
На смертном одре мама так же тихо каялась передо мной.
Одинаковые, но такие разные слова. С каждым исходящим из уст Люсии словом чёрно-грязное, разъярённое пламя превращалось спокойный, сверкающий чистотой лазури огонь.
— Про… сти… меня… про… сти...
За эти три дня я всецело насладилась страданиями деревенских: заставляла их причинять друг другу боль, проклинать невыносимые муки, корчиться в агонии, горько рыдать, погружаясь в отчаяние; с удовольствием давила их, с наслаждением кромсала, на мольбы сжалиться заставляла жуков пожирать их ещё сильнее — целиком, без остатка отдавалась их пыткам...
— Но… этого недостаточно!..
Недостаточно, недостаточно, недостаточно! Этого явно недостаточно!
А-а-а-а-а-а! До чего же обидно! Как же хотелось мучить их ещё, ещё, и ещё!
— ...Времени больше нет. Поэтому я не забуду это лицо. И не прощу тебя до самой смерти. Не прощу всех вас. Надеюсь, вы будете и дальше страдать там, где я не смогу до вас дотянуться. Снова и снова, снова и снова.
Я услышала треск — барьер хозяина начал разрушаться, времени действительно не осталось. Пора завершить представление.
— Из-за тебя этот мир стал для меня адом. И без тебя в этом мире для меня вряд ли что-то изменится. Но помня об этих трёх днях, я смогу жить дальше.
— Прости-и… я просто… хотела… быть счастливо-ой… я… виновата-а…
— Ты разве не знала? Все хотят быть счастливыми. И я хотела, и моя мама тоже. Знаешь, Люсия, у меня появился человек, которого я люблю. С которым хочу быть связана сильнее всего на свете. Поэтому, скажи: то, что ты тогда сделала, — теперь-то ты хоть немного меня понимаешь?
— У-у-у… больно-о… не зна-аю… почему-у… почему-у…
— Что ж, тогда поздравляю вас от всего сердца! Как жаль, что вы с Керилом не стали счастливы! Зато тебе так идёт быть вечной невестой, погребённой заживо среди этих жуков! А-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Жуки, которым я приказала ждать, разом набросились на неё.
— У-у… у-у… помоги-и… Не хочу-у... умира-ать… не… счаст… ной…
Вскоре от искажённой отчаянием Люсии остался один скелет. Будто ожидая этого момента, барьер с шумом разрушился, и сквозь облака проглянуло утреннее солнце. Поблёскивая среди кружащихся в танце снежинок, насытившиеся личинки замерли, готовясь к превращению.
— Да, действительно. Хозяин и Шурия были правы. На этом вряд ли что-то закончится.
Из глаз потекли слёзы. Согретый лучами яркого солнца лёд начал необратимо таять.
— Что ж, пора идти.
Ещё остались те, с кем необходимо разобраться. Пора возвращаться к хозяину и Шурии. Здесь всё закончено.
Вытерев слёзы, я пошла, оставив позади наводнённую жуками деревню, где всё было белы́м-бело́.
***
На следующий день с большим опозданием прибыла группа, собиравшаяся на свадьбу своих друзей в деревне Кикитт. По пути они подверглись странным нападениям монстров, но справившись с ними, всё-таки добрались сюда, однако никто из них не был уверен, что это и есть то самое место.
Здесь не было ни одной живой души, лишь полные тишины, будто заброшенные уже несколько веков развалины с выбеленными костями здешних обитателей, которые покрывал продолжавший падать снег. В деревне, покрыв собой всё вокруг, находился целый рой белоснежных бабочек. Этот фантастический вид был настолько прекрасен, что невольно отставил у прибывших ощущение чуждости.
Спустя какое-то время было проведено расследование, почему деревня Кикитт внезапно обезлюдела, однако причины этого явления так и остались нераскрытыми. Из-за отдалённости от торговых путей и страха перед дурными слухами о загадочном превращении в деревню-призрак, люди постепенно стали обходить это место стороной, и в конце концов оно стало безвестным. Никто более не называл это место официальным названием, и лишь несколько человек знали его под именем «Белая деревня», которым окрестили его первые прибывшие сюда люди.
