Юноша вгляделся в письмо, и выражение оскорбленной невинности моментально сползло с его лица. Буквы перед глазами прыгали, никак не желая складываться в слова — так тряслись его руки. Но и того, что он успел прочесть, было достаточно:
— Нет… Нет… Это невозможно! Какой-то бред! Это не я писал! — высоким тоненьким голоском, как будто ему уже кое-что оторвали, воскликнул Мо Юньфэн. Разве мог он адресовать нечто подобное собственной сестре? Да ещё и в настолько омерзительной форме! — Первый Старейшина, отец, меня кто-то подставил, я уверен! Я бы в жизни ничего подобного не написал!
— Подставили, говоришь? — угрожающе сощурился Первый Старейшина.
— Ну конечно! Чтобы я… к своей сестре…
— Но ты не сможешь отрицать, что почерк — твой, верно? — наседал на него мужчина.
— Я… — Мо Юньфэн очень хотел бы заявить во всеуслышание, что почерк вовсе не его, однако… То ли в голове у него помутнилось, то ли высшие силы что-то набедокурили — но он и сам бы не смог с точностью утверждать, его рукой написан этот кошмар, или же чужой. Буквы-то были один в один!
— Ты собираешься упорствовать и отрицать свою вину до самого конца?
— Первый Старейшина! Но я действительно не имею никакого отношения к этому письму, поверьте мне, умоляю! Вы… позовите Юньцин, она всё подтвердит! Вы поймёте, что нас просто кто-то пытается подставить!
— Ты считаешь, что ещё недостаточно опозорился? Хочешь продолжать в том же духе? С меня хватит этого представления, — обреченно махнул рукой Первый Старейшина. — Завтра же ты уедешь в горы, и не сммей возвращаться раньше, чем достигнешь десятого ранга!
Бедняга-Мо Юньфэн едва удержался на ногах: десятый ранг! Такое задание всё равно, что ссылка — без Плода Божественного Духа (а последний фрукт он собственноручно скормил Су Ло) он может десятилетиями биться над прорывом, и не факт, что ему это удастся! Он же не Наньгун Луюнь, в конце-то концов…
Кстати говоря, о Его Высочестве принце Цзине…
— Первый Старейшина, Юньцин беззаветно влюблена в Наньгун Луюня — это все смогут подтвердить! Зачем же ей эти… кхм… отношения со мной, когда у неё имеется свой объект обожания. Меня точно подставили, я клянусь… — Мо Юньфэн понимал, что цепляется за тонкую соломинку, но ничего иного ему не оставалось: смиренно принять наказание — всё равно, что признаться в совершенном преступлении. Но ведь между ним и его младшей сестрёнкой совсем-совсем ничего не было!
— Может, ты хочешь сказать, что и это… с позволения сказать, письмецо накарябал Наньгун Луюнь?! — ядовито прорычал Первый Старейшина, от упрямства мальчишки распаляясь ещё больше. Покосился на притихших коллег и холодно буркнул: — Что там у тебя? Давай сюда, не смей от меня ничего скрывать!
Четвертый Старейшина непроизвольно вздрогнул — глаза на затылке у его начальника, что ли? — бросил сочувственный взгляд на Мо Юньфэна и протянул Первому Старейшине клочок красной ткани. Тот лишь мельком взглянул на находку, презрительно скривился и вновь обратился к юноше:
— Будь добр, просвети нас, что это такое и как оно оказалось в твоей комнате?
Второй Юный Мастер недоуменно коснулся свёртка и тут же отдернул руку, густо покраснев до самых ушей. Красная тряпочка на поверку оказалась частью женского нижнего белья с веселым вышитым узорчиком — уточками, резвящимися на пруду. Он тут же узнал бельишко младшей сестры: именно в нем красовалась Цин’эр, когда ему пришлось отсасывать яд из её… кхм… верхних прелестей. Но, чтобы уж ни у кого наверняка не оставалось сомнений касательно владелицы занятной вещицы, на ткани крупным шрифтом был вышит иероглиф «цин».
Видя реакцию сына, Мо Цзысюй едва удержался на ногах. Дабы не страдать в одиночку, он снова с силой пнул Мо Юньфэна в живот, отчего у последнего весь воздух вышибло:
— Ты! Негодяй! Ублюдок! Паршивец! Ты на самом деле посмел сотворить нечто подобное! Как тебя только земля носит?! Ну уж наказания тебе точно не избежать — и я, твой отец, самолично прослежу за этим!
Мо Цзысюй хотел, действительно хотел верить Мо Юньфэну и старался даже не допускать мысли о возможных отношениях между детьми. Но факты — вещь упрямая. А подкрепленные слухами и перемолвами так тем более. Под напором доказательств его отеческое сердце дрогнуло и почернело, любовь к сыну выжигалась раскаленным железом. Эмоциональные переживания не могли не отразиться на его физическом состоянии и мужчина непроизвольно изрыгнул несколько комков крови.
Первый Старейшина, с высокомерной брезгливостью взирая на состояние родственника, безжалостно припечатал:
— И ты ещё смеешь зваться главой нашей семьи, тьфу, стыд какой. Если бы твои старшие или младшие братья были живы, ты бы живо лишился места и титула! — каждое его слово было острым гвоздём, входящим в крышку гроба самоуважения Мо Цзысюя. — С завтрашнего дня мальчишка отправляется в горы, предаваться совершенствованию и медитации в полном уединении. Мо Юньцин нужно срочно выдать замуж, пока слухи о её позоре не расползлись по всему Континенту. И не сметь больше даже упоминать о произошедшем! Иначе ответственность за последствия понесёшь лично ты, Мо Цзысюй!
Никто не решился промолвить ни слова. Да и что тут можно было сказать? Разумеется, если бы не дерзкое похищение Древа Божественного Духа, это дело бы так просто не замяли, было бы большое разбирательство с публичным наказанием, чтоб остальным неповадно было! Но головы Старейшин были заняты другим, и на фоне утраты их семейного сокровища постыдные отношеньки между братом и сестрой были обыкновенной ерундой, не стоящей высочайшего внимания. Первый Старейшина, фыркнув напоследок и взмахнув рукавами, выражая, таким образом, всю глубину падения его личного мнения о ближайших родичах, ушел прочь. Остальные Старейшины посеменили следом, оставляя отца и сына в комнате наедине.
Повисла неловкая тишина. Мо Цзысюй сверлил ледяным взглядом понурого сыночка, Мо Юньфэн пытался проделать глазами дыру в полу — видимо, чтобы в буквальном смысле провалиться сквозь землю.
— Отец… Клянусь, меня на самом деле подставили…
— Когда ты был ребенком, ты говорил, что женишься на Юньцин, как только подрастёшь. Чтобы не отдавать её в чужую семью — вдруг её там обижать будут, — хрипло пробормотал мужчина, не зная, куда девать руки. Можно было, конечно, отвесить ещё одну оплеуху сынку, но Мо Цзысюй с ужасом осознал, что брезгует прикасаться к нему даже таким образом.
Мо Юньфэн горько ухмыльнулся: да кто вообще обращает внимание на подобные бредни малолетнего сопляка? А с учетом паршивого характера Юньцин, он бы скорее предпочел взять в жены мерзавку-Су Ло, чем свою избалованную сестрицу.
Так и не дождавшись хоть какого-то ответа, Мо Цзысюй горестно вздохнул и ушёл. Он уже не увидел, как Второй Юный Мастер, не в силах удерживаться на ногах, рухнул на пол, обхватив голову руками.
А ведь ночь Мо Юньфэна так хорошо начиналась: он сладко спал в своей уютной постели, по которой юноша успел истосковаться за время похода. Ему даже снилось что-то легкое и наверняка приятное. А потом… Похищение Древа Божественного Духа, письмо, изгнание…
Но кто, в конце-то концов, мог сыграть с ним столь злую шутку? По логике, следует подозревать в первую очередь того, кому ссылка Второго Юного Мастера Мо будет выгодна. И кандидат на должность беспринципного ублюдка, не чурающегося подобных методов, тут же родился в мозгу Мо Юньфэна: его старший брат Мо Юньхай! Он никогда не ладил ни с ним самим, ни с их младшей сестрёнкой. Более того, братья давно и открыто соперничали между собой в борьбе за звание самого перспективного потомка, к тому же, несмотря на своё положение младшего сына, Мо Юньфэн посягал на звание Хозяина Центрального Дворца, не желая уступать почетное место старшему брату лишь по праву первенства рождения. В общем, Второй Юный Мастер настолько увлекся своими теориями заговора, что вовсе выпустил из внимания ещё одного участника сегодняшних событий и, собственно, виновницу всего светопреставления — Су Ло.
Сама же экс-Четвертая Мисс, даже не догадываясь, какого шороху навела своей «невинной шалостью», спустя несколько телепортаций оказалась, наконец, в своём дворике.
