— Когда я наконец-то вытащила голову из собственной задницы, ты уже привыкла жить без меня. Училась магии у Малышки и всему остальному — сама. Когда ты нуждалась во мне больше всего, меня рядом не оказалось. А когда я поняла, как сильно нужна ты мне — ты отплатила тем же. Ты так мало помнишь меня взрослой, потому что и помнить-то особо нечего, и ничего хорошего там не было.
— Мы были настолько несчастной семьёй? — спросила Солус.
— Хуже. Но я не хочу обсуждать такие мрачные воспоминания сейчас, когда мы наконец снова вместе, — вздохнула Менадион.
— Тогда и не будем, мам. — Солус крепко обняла её. — Моя амнезия даёт нам шанс начать заново. У тебя есть вторая возможность снова быть моей матерью, а у меня — твоей дочерью. Что скажешь?
— Что это прекрасная мысль, — всхлипнула Рифа.
[У нас впереди достаточно времени, а мама и так уже столько для меня пожертвовала. После семи сотен лет беспокойного скитания она заслуживает отдых.]
――――――――――――――――rаnоbes.сom――――――――――――――――
Комната, в которой Менадион открыла глаза утром, была и знакомой, и чужой, что сбило её с толку.
Мгновение она забыла, что мертва, что её муж погиб, а башня ей больше не принадлежит. Но, оглядев спальню Лита и увидев рядом улыбающуюся Камилу, быстро вспомнила, где и когда находится.
— Сама не верю, что скажу это, но я бы с радостью поспала ещё, — вздохнула Рифа, прислушиваясь к себе.
Гнев и одержимость, терзавшие её семь веков, всё ещё были при ней, но уже не такие острые, не такие жгучие. Бесконечные страдания остались позади, новые и старые счастливые воспоминания смывали боль, а Печать Пустоты лечила её душу.
— Как ты себя чувствуешь, Рифа? — спросила Камила.
— Я спала всего две ночи после семисот лет бодрствования, но... я словно обрела равновесие, — ответила Менадион.
Если жизнь блуждающей души можно было сравнить с бесконечным маршем под грохот военных барабанов, то сон в Печати Пустоты походил на удары молота по металлу на наковальне.
Между ударами был перерыв, дававший время оценить силу и угол следующего. Гнев разогревал горн, одержимость вела руку, но всему был метод и порядок. Когда молот падал — Рифа ясно видела свои ошибки, упущенные шансы и несказанные слова. Когда задерживался в воздухе — Печать показывала счастливые мгновения её жизни.
Боль была столь же сильной, как и раньше, но теперь она имела иной оттенок. В страдании и в покое теперь был смысл. Одно показывало, что она сделала неправильно и что можно исправить. Другое напоминало о том хорошем, что она совершила, и подталкивало творить больше.
Блуждающая душа не могла взаимодействовать с живыми и лишь множила собственные страдания, чтобы удержаться в этом мире. Демон же имел подобие жизни и потому нуждался в цели. Печать Пустоты сохраняла первое и давала второе.
— Почему я голая? И где Лит? — только сейчас Менадион заметила, что не носит брони Оборотня, а Лита рядом нет.
— Он вызвал тебя из ванной, чтобы мы могли побыть наедине, — Камила показала на аккуратно разложенные на кровати вещи. — Вчера всё было в спешке, и Лит дал тебе то, что было под рукой. Сегодня можем спокойно выбрать. Посмотри, что тебе нравится. Скажешь, и наш портной подготовит такие наряды к нашему возвращению в Лутию.
— Ты серьёзно? — удивилась Менадион.
— Разумеется, Рифа. Смерть отняла у тебя всё. Кроме молота, собранного из украденных частей, у тебя ничего нет. Лит хочет это исправить.
— Это трогательно и благородно, — призналась она, почти растрогавшись. — Но совсем не похоже на Лита. Это твоя идея?
Она знала: именно Камила всегда относилась к Демонам по-человечески. Лит же обычно просто соглашался.
— Нет, это он сам придумал, — улыбнулась Камила. — Иногда он бывает чересчур резким, но плохим человеком его точно не назовёшь.
— Пожалуй, ты права, — Рифа вспомнила, как Лит купил Солус собственный амулет связи и целый гардероб, и выбрала свободное белое льняное платье в стиле Кровавой Пустыни. — Возьму это, это и вот это...
