Стоило мне выйти из класса, как учительница была тут как тут, поджидая меня. Если одеть ее в форму и дать в руки кнут, вышел бы идеальный надзиратель, тем более что школа уже вполне похожа на тюрьму. Я хочу сказать, что можно легко представить, что ты в Алькатрасе или Кассандре. Вот только вряд ли появится Кенширо и вырвет меня из ее лап.
— Хикигая, ты же не забыл про клуб?
Черт, попался. Если я позволю ей отвести меня в клубную комнату, с надеждами на спокойную жизнь можно будет распрощаться. Там меня ждет Юкиносита, готовая вцепиться и выпить из меня все соки. Змея она и есть змея. Учительнице, конечно, на мои возражения было наплевать.
— Я тебя провожу.
Она попыталась схватить меня за руку, но я вывернулся. Она повторила попытку, я вывернулся опять.
— Мне казалось, школа поощряет независимость учеников, так не могли бы вы объяснить, что сейчас делаете?
— На самом деле школа делает из вас часть общества, где твое мнение никого не интересует, а вот система принуждения работает вовсю.
Закончив с объяснениями, она перешла к действию, двинув мне кулаком в живот.
— Ты же знаешь, чем все закончится, если будешь сопротивляться, так что не провоцируй меня.
— А вы не задумывались о более щадящих методах?
Ух, мне никогда не было так больно. Учительница, тем не менее, задумалась над моими словами.
— Может, ты и прав. Тогда, если попытаешься сбежать, я засчитаю тебе поражение, и можешь не мечтать закончить школу.
Она подавляла не только физически, но и ментально. И, что еще хуже, она тащила меня за руку. Со стороны могло показаться, что она тащит меня в приватную комнату для ролевой игры. Впрочем, следует отметить, что я не платил ей, что она держала меня за локоть, а не за руку, ну и что я был всему этому совсем не рад. Ах да, с другой стороны, мой локоть прижимался к ее груди.
— Отпустите уже меня, я не собираюсь убегать. К тому же, знаете ведь, что мне тяжело находиться так близко к кому-нибудь.
— Не переживай, все в порядке. Я просто хочу, чтобы мы шли вместе.
Учительница мягко на меня посмотрела, этот ее взгляд сильно отличался от того, как она обычно на меня смотрит.
— Представить боюсь, что с тобой сделаю, если ты сбежишь. Поэтому мне так спокойнее.
— Худшая отмазка, что я слышал!
— Даже если мне это не нравится, учитель должен всячески помогать ученикам. Своего рода, связь поколений, понимаешь?
— Не надо мне такой связи!
— Ты лишний раз показываешь, как много у тебя проблем. Не задумывался, что видишь хорошее в плохом и наоборот? А может, ты уже собрался строить Мавзолей Святого Креста?
Она в хлам повернута на манге.
— Тебе стоит поменьше жаловаться. Разве интересно постоянно брюзжать?
— Мир, вообще-то, не цветочная поляна. Людям не нужен мир да любовь, им нужны драмы.
— Ты в своем репертуаре. Для молодежи нормально переболеть нигилизмом, но у тебя эта болезнь вошла в хроническую стадию и развилась в синдром одинадцатиклассника.
Учительница улыбалась во весь рот, поставив мне «диагноз».
— Вы поэтому так со мной обращаетесь? Раз уж я болен, то заслуживаю лучшего отношения. И что за синдром одинадцатиклассника, только что, поди, выдумали?
— Ты читаешь мангу? Или, может, аниме смотришь?
Она сменила тему разговора, в очередной раз проигнорировав меня.
— И читаю и смотрю.
— А почему?
— Ну… это часть современной японской культуры, та ее часть, что известна по всему миру. Было бы странно, если бы я прошел мимо, в конце концов, она проникает в нашу жизнь отовсюду.
— Понятно, а что насчет литературы? Хигасино Кейго или Исака Котаро?
— Да, я знаком с ними, но предпочитаю те их вещи, что вышли до того, как они стали мейнстримом.
— Книги каких издательств предпочитаешь?
— ГАГАГА и Коданся. Объясните лучше, к чему такие вопросы?
— Просто, кое-что проверяла. И результат меня огорчает. Типичный случай синдрома одинадцатиклассника
— Я повторюсь, но что еще за синдром?
— Синдром, он и есть синдром. Общее состояние одинадцатиклассников, начитавшихся блогов и думающих, что быть циничным — круто, что работать — значит прогибаться под Систему, что книги автора, вышедшие до того, как он стал мейнстримом — лучше. Ах да, добавь высмеивание тех, кто не скрывает своих увлечений, пусть сами они увлекаются тем же. Считают, что все понимают, а на самом деле, с ними просто неприятно общаться.
— Неприятно? Здесь столько совпадений, что не возьмусь спорить.
— Не дуйся, я же хвалила тебя. Школьники в наши дни слишком легко подстраиваются под окружение. Не думай, что мне нравится указывать на твои недостатки, но разговаривая как взрослые, мы движемся в верном направлении.
«В наши дни»? Штамп на штампе, я хотел засмеяться, но учительница не спускала с меня глаз, так что пришлось сдержаться.
— Мне кажется, ты сейчас хотел сказать что-то, типичное для больного с этим самым синдромом.
— Ну, может быть…
— Я уважаю людей, придерживающихся принципов, пусть и таких двинутых.
Не ожидал услышать от нее что-нибудь об уважении, ей удалось вогнать меня в ступор. Чтобы такого ответить?
— Кстати, двинутый, что скажешь про Юкиноситу?
— Бесит.
Я ответил не задумываясь. Терпеть не могу людей, презирающих тебя и не скрывающих это.
— Понятно. Она одна из наших лучших учеников, но… Как бы сказать… может именно это и тяготит ее. Тем не менее, она очень добрая.
В каком месте она добрая? Мне оставалось недоумевать.
— У нее тоже есть своего рода проблемы. Она хорошая и справедливая девочка, но, к сожалению, только с этими качествами в жизни приходится нелегко.
— Думаю, со стороны так оно и выглядит, но с добротой и справедливостью вы погорячились.
Учительница посмотрела на меня, словно, говоря: «Ты мои мысли читаешь?!»
— Как я и думала, вы совсем друг на друга не похожи. Привести вас в один клуб было хорошей идеей
— Исправительный лагерь затеяли?
— Вроде того. Да и наблюдать за вами забавно. Может, все это ради того, чтобы свести вас.
Она радостно засмеялась и снова взяла меня в болевой захват. Должно быть, подсмотрела его в манге. Мои суставы хрустнули, а локти уперлись ей в грудь.
Не представляю, как выбраться из этого захвата, надеюсь, скоро привыкну к такому. Однако, поймав себя на мысли, что раз оба моих локтя упираются ей в грудь, то правильно говорить не грудь, а груди, я понял, что уже привык.
* * *
Когда мы вышли к клубному крылу, учительница, наконец, отпустила меня. Может, решила, что теперь-то я точно не сбегу, хотя глаз с меня не спускала до самой клубной комнаты. В ней не было ни капли сострадания, а в глазах ее можно было прочитать не «Мне жаль расставаться с тобой», а «Ты же понимаешь, что произойдет, если только дернешься?»
Криво улыбаясь, я плелся по тихому и пустынному коридору. Мне казалось, что здесь должны быть и другие клубы, но ничто не выдавало их присутствия. Может, это Юкино Юкиносита так на них влияет?
Я положил руку на дверную ручку и нажал на нее. Сама мысль о побеге претила мне. Надо думать не о том, что мы снова останемся наедине, а о том, что в комнате буду я и она. Отдельно. Не будь вчерашнего дня, не было бы никаких проблем, но раз уж так вышло, нужно применить первый способ побороть страх — думать о незнакомце, как об абсолютно постороннем человеке. Второго способа, кстати, нет.
По большому счету, неловкость — всего лишь результат определенных мыслей. Например «Если я не скажу чего лишнего» или «Если не попытаюсь с ней сойтись». Или же, если к вам кто-то подсаживается в поезде, и вы начинаете думать: «Черт, мы едем вместе, неловко-то как!». Так вот, если я буду держать себя в руках, то все обойдется. А если она просто будет молча читать, так и вовсе замечательно.
И точно, открыв дверь, я обнаружил Юкиноситу, читающую книгу, словно она никуда не уходила со вчерашнего дня.
— …
Может, стоило что-нибудь сказать? Но я просто кивнул ей и прошел к свободному стулу. Она же лишь удостоила меня беглого взгляда и снова вернулась к книге.
— Клуб занимает дальнюю комнату. Тебя изгнали сюда?
Я впустую сотрясал воздух, она меня полностью игнорировала. Словно и не покидал свой класс.
— Странная манера здороваться. Где такого нахватался?
— Добрый день…
Я выдавил из себя приветствие, а она улыбнулась в ответ. Пожалуй, это был первый раз, когда она просто улыбалась. Прежде, улыбка означала, что сейчас она покажет клыки и вцепится ими в меня.
— Добрый день. Я думала, что больше тебя не увижу.
Она лукавила, так же как Марадона, оправдывавший «Руку Бога».
— Все дело в том, что я проиграю, если перестану приходить, только и всего!
Снова все скатилось до уровня романтической комедии. Вот только мы поменялись ролями, и я отыгрывал девушку. Несколько не то, о чем я мечтал.
Моя ремарка, впрочем, прошла мимо ее ушей и Юкиносита продолжила, словно я ей не отвечал.
— После таких унижений, люди обычно избегают возвращаться. Ты мазохист?
— Нет.
— Ты преследуешь меня?!
— Да нет же. С чего ты решила, что дело в тебе?
— Разве нет?
Бесит! Снова сделала удивленное лицо, словно действительно ничего не понимает. Но я не куплюсь на ее трюки!
— И не мечтай. Твоя самоуверенность, кстати, пугает.
— А мне казалось, что я тебе понравилась.
Она вновь вернула себе прежнее холодное выражение.
Конечно, она была красивой. Настолько, что даже такой, как я, знал про нее еще до знакомства. Уверен, немногие в школе сравнились бы с ней. Но такая самоуверенность просто ненормальна.
* * *
— Как можно быть такой наивной, словно каждый день — праздник, или Дед Мороз принес мешок подарков?
Такое ощущение, что она находится в плену каких-то иллюзий. Если не изменится, добра из этого не выйдет, ох и нахватает она шишек. Жалко ее, нужно осторожно намекнуть.
— Юкиносита, у тебя с головой не все в порядке, но, думаю, лоботомия поможет.
— Ты так обо мне заботишься?
Она, улыбаясь, посмотрела на меня, но в ее взгляде весельем и не пахло. А что такого? Я же не причислил ее к отбросам общества, могла бы и поблагодарить. Так бы и навалял ей, не будь она такой красивой.
— Учитывая твой социальный статус, я могу понять, почему ты считаешь меня странной. В принципе, по своему опыту знаю.
Юкиносита гордо приосанилась. Даже такое движение выглядело в ее исполнение по-особенному.
— По опыту?
Должно быть, она про романтический опыт, неудивительно, с такой-то внешностью.
— Ты про свою развеселую школьную жизнь, так?
— Так. Я вполне ей довольна.
Юкиносита ответила без промедления, почему-то отведя взгляд, а я подумал, что она сейчас хорошо смотрится. Ха, лучше сдохнуть, чем думать о таком. Но, вместе с тем, мне вдруг показалось, что поставив себя так высоко, ей тяжело общаться с теми, кто не смог добраться до вершины. И ничуть она школьной жизнью не довольна.
Может, стоит спросить прямо?
— У тебя ведь есть друзья?
— Смотря, что ты понимаешь под друзьями.
— Можешь не продолжать, будь они у тебя, ты бы такими вопросами не задавалась.
Уж в этом, можете на меня положиться. Если серьезно, я сам не могу сказать, что такое «друг», и не отказался бы от разъяснений, чем друзья отличаются от знакомых. Можно ли назвать другом человека, с которым встречался лишь однажды? И как тогда называется тот, с кем видишься каждый день? Брат родной? Что-то не сходится, словно в песню вкралась фальшивая нота.
Так или иначе, между другом и знакомым пролегает тонкая грань, особенно, среди девушек. Даже среди учащихся в одном классе существует четкое разделение на просто одноклассников, друзей и лучших друзей. Поэтому, нужно понять, чем определяется это разделение. Но я отвлекся.
— Мне сразу так показалось, так что все в порядке.
— Я не говорила, что у меня нет друзей. А если бы и не было, то не вижу в этом проблемы.
— Конечно, конечно.
Я быстро ушел от темы, пока не нарвался на очередную порцию презрения.
— Я хочу сказать, тебя же вся школа знает, так в чем дело?
Она снова словно сдулась.
— …ты все равно не поймешь.
Юкиносита недовольно отвернулась к окну. У нее какой-то особый образ мышления, мне недоступный. Единственное, что не подлежит сомнению — она все-таки одинока.
— Почему же не пойму. Одиночество оставляет больше времени для себя самого. То, что каждому нужно общение — всего лишь стереотип.
— …
Бросив на меня взгляд, она снова уставилась перед собой, о чем-то задумавшись.
— Если ты по натуре одиночка, так называемые «друзья», крутящиеся рядом, будут только раздражать, я это прекрасно понимаю.
— То, что ты думаешь, будто понимаешь меня — вот, что раздражает. Впрочем, пусть ты и не дотягиваешь до моего уровня, мнение об одиночестве у нас более-менее совпадает. Мне даже немого неприятно.
Юкиносита явно была довольна собой.
— Что еще за уровни? Быть одному — это мой осознанный выбор. Тебя же одиночкой при всем желании назвать нельзя.
— Цепляешься за соломинку, хотя знаешь, что это бесполезно.
Она как будто была удивлена.
— Тебя все любят, а ты продолжаешь считать себя одинокой. Ты позоришь одиночество.
Я нанес финальный удар, наслаждаясь выражением ее лица. Однако она тут же презрительно усмехнулась.
— Мышление на уровне детского сада. Говоришь «все любят», а сам-то понимаешь, что это на самом деле значит? Ах да, откуда бы тебе знать, извини, совсем забылась.
— Раз взялась играть роль идеальной во всем, так придерживайся ее до конца.
Снова она показала свою натуру волка в овечьей шкуре.
— Так каково это, быть популярным?
Юкиносита прикрыла глаза и задумалась над моим вопросом. Затем, откашлявшись, сказала.
— Для такого как ты ответ может быть неприятным.
— Мне даже находиться здесь неприятно, так что не волнуйся.
Меня уже буквально тошнило от всего этого, словно я объелся.
— Как ты можешь догадаться, возле меня постоянно крутятся парни.
Понеслась. Теперь тошнит еще больше, словно она наплевала мне в суп. Но просто встать и уйти нельзя, надо собрать волю в кулак и выслушать ее до конца.
— Кажется, все началось в младших классах. Уже тогда…
В ее глазах неожиданно появилась меланхолия. С тех пор прошло больше пяти лет, получается, парни донимали ее все это время? Пожалуй, действительно ее сложно понять, ко мне, например, девчонки испытывали только неприязнь, да я даже от мамы шоколад на День святого Валентина не получал! Пока все выглядит так, словно она идет по жизни от победы к победе, надеюсь, она решила мне это рассказать не для того, чтобы похвастаться.
Вот так.
Но ей об этом рассказывать не стоит, невежливо это. Я словно сменю вектор с положительного на отрицательный, окажусь голым посреди урагана или помешаю однокласснику отвечать во время урока.
* * *
Кстати, о помехах. Помню, как после такого я стоял у доски, а весь класс кричал: «Из-ви-нись! Из-ви-нись!». Садистский приемчик, тогда я первый и последний раз плакал в школе. Но сейчас-то я в порядке.
— Знаешь, когда тебя все любят, это гораздо лучше, чем когда все ненавидят! Мне начинает казаться, что ты зажралась!
Я выпалил, поддавшись всплывшим неприятным воспоминаниям. Юкиносита вздохнула, словно хотела улыбнуться, но передумала.
— Не думай, что я хотела всем нравиться. Я хочу сказать, хорошо, когда люди искренне хотят с тобой дружить.
— Прости, что?
Я машинально переспросил ее, удивленный робким тоном, которым она это произнесла. Юкиносита развернулась ко мне, снова став серьезной.
— Что бы ты думал о друге популярном среди девушек?
— У меня нет друзей, а значит и заморачиваться такими глупыми вопросами не надо.
Вот это настоящий мужской ответ. Я выдал его, едва она закончила говорить. Юкиносита аж потеряла дар речи, застыв с открытым ртом.
— Я даже на секунду подумала, что ты скажешь что-то действительно крутое.
Она приложила руку к голове, словно стараясь унять боль.
— Представь, что у тебя есть такой друг и ответь на мой вопрос.
— Убил бы его.
Удовлетворил ее такой ответ или же нет, но Юкиносита понимающе кивнула.
— Вот видишь, ты бы захотел отделаться от такого человека. Как бесчувственная скотина. Хотя нет, у скотины есть хоть какие-то чувства. Так вот, в школе, куда я раньше ходила, таких людей было полно. Я думаю, они просто самоутверждались таким образом.
Юкиносита натужно рассмеялась.
Девчонки, ненавидимые другими девчонками. Я понимаю, что такое тоже бывает, не зря же десять лет в школу отходил. Разумеется, мне никто не изливал душу, но некоторые вещи можно понять с одного взгляда. Более того, именно потому, что я находился в стороне, мне было проще понять истинную картину.
Должно быть, Юкиносита всегда была центром компании, и у нее не могло не быть врагов. Могу представить, что она испытывала.
— В начальной школе мою сменку прятали около шестидесяти раз и пятьдесят из них это делали мои одноклассницы
— Меня больше интересуют оставшиеся десять.
— Три раза — парни, два раза — учитель купил их у меня, оставшиеся пять — утащили собаки.
— Собакам больше делать нечего было?
Пожалуй, я погорячился, когда думал, что могу представить ее переживания.
— Но самое печальное не в этом.
— Я специально не спрашивал об этом для твоего же блага!
— Из-за этого мне пришлось таскать с собой сначала сменку, а затем и флейту.
Глядя на Юкиноситу, я невольно проникся к ней сочувствием. Я сам испытывал что-то похожее в начальной школе, когда приходил в класс заранее, чтобы поменять на флейте мундштук. Поэтому я ей и сочувствовал. Да-да. Хатиман. Не. Ври.
— Тяжело, должно быть, приходилось.
— Да, тяжело. А все потому, что я такая симпатичная.
На этот раз ее улыбка не вызвала у меня раздражения.
— Но тут уж ничего не поделаешь. Они слабы, у них на уме одни мерзости, они легко впадают в ревность и стремятся утянуть других с собой на дно. Чем больше у тебя получается, тем больше тебе стремятся нагадить. Неправильно это все. Поэтом я и хочу изменить мир и людей в нем живущих.
Глаза Юкиноситы были абсолютно серьезны и холодны, словно лед.
— Глобальные цели ставишь перед собой.
— Возможно. Но это всяко лучше чем бессмысленно пропыхтеть по жизни и сдохнуть, не оставив ни следа, подобно тебе. Знал бы ты, как я ненавижу твое принятие собственных слабостей.
Ответив, Юкиносита снова отвернулась к окну.
Юкиносита Юкино очень красивая. Никто с этим не поспорит, здесь я вынужден согласиться. Со стороны она кажется безупречной. Тем не менее, ее сложная личность накладывает отпечаток на характер. Всякий, кто имеет возможность к ней приглядеться, поймет, что никакая она не милая. Но у нее есть причины поступать именно так.
Я не склонен верить всему, что сказала учительница, но для Юкиноситы, как ни для кого другого, подходит фраза «Многие знания — многие печали».
Было бы намного проще, скрывай она настоящую себя, тем более что большинство, на ее месте, именно так бы и поступило. Получать хорошие оценки и говорить, что повезло с вопросами. В разговоре с подругами утверждать, что красота — это лишь вопрос веса.
Но она не станет этого делать.
Юкиносита не из тех, кто врет сам себе.
И за это я могу ее только похвалить, ведь в этом мы одинаковы.
Давая понять, что разговор окончен, Юкиносита вернулась к своей книжке. Меня охватило странное чувство. У нас, похоже, гораздо больше общего, чем казалось поначалу. Даже тишина в комнате уже не была такой гнетущей.
Мое сердце забилось быстрее, словно стараясь обогнать секундную стрелку часов.
Тогда…
Мы…
— Юкиносита, слушай, если хочешь, я могу быть твоим дру…
— Извини, но ты сам-то понимаешь, что сказал?
— Да я даже не договорил!
Она моментально отвергла мое предложение. Еще и сделала вид, что ей стало нехорошо. Никакая она не милая, а романтические комедии — полная ерунда.
