Рэндидли отвёл взгляд от неба, ведь он получил сообщение от Трентиена.
О. Боже. Мой. Приходи в комнату свитков.
Рэндидли чуть качнул головой и улыбнулся. Общаться с Трентиеном… заметно сложно. Вначале Рэндидли надеялся, что предоставление этому человеку доступа к свиткам Зала Стоек даст ему более детальную историческую сводку о Копейщике, но вскоре оказалось, что Трентиена волновали совершенно другие вопросы в смежных исторических аспектах.
По сути, Трентиен крайне быстро разбирался в мелочах какого-либо вопроса. Также казалось, что свитки Зала Стоек описывали события большей давности, чем всё известное Трентиену. Когда Рэндидли спросил у него о прогрессе в этих исследованиях, то получил лишь предположения о религиях, что существовали во времена перед появлением Копейщика.
Конечно, Рэндидли также в некоторой мере интересовался информацией о тех давних временах перед Копейщиком, но то, каким способом Трентиен преподносил это, достаточно раздражало. Складывалось впечатление, что весь испытываемый стыд и ненависть к себе Трентиена, что тот ощущал от жизни в мире копейщиков, будучи человеком литературы, вылился в его ненасытность к чтению новых свитков. Рэндидли не мог особо винить его за такое поведение. Было ли это плохим или хорошим, но Рэндидли подбадривал Трентиена, чего тот никогда не испытывал. Подбадривал человека, что всю свою жизнь шёл путём, который другие не считали достойным.
Но то, что Трентиен отправил такое сообщение, было явно хорошим знаком, ведь ранее это делалось лишь в те немногие моменты, когда отыскивалась новая информация о Копейщике. А ведь именно сейчас Рэндидли наконец собрался отправиться в главную часть Зала Стоек, что должна была уже освободиться. Впрочем, он был не против немного повременить с этим, если он узнает немного больше информации. И вот так насвистывающий Рэндидли спустился в тот глубокий подвал Зала Стоек, где хранились свитки.
Дом Трентиена, который Рэндидли ранее навещал в городе, был по своей сути глубокой ямой, где беспорядочными кучами лежало множество свитков. В отличие от него этот подвал выглядел более упорядоченным, ведь здесь свитки хранили на высоких полках, что несколько напоминали винные стеллажи. Рэндидли спустился по крутой наклонной лестнице в пещеру с высоким потолком, где находились все исторические записи, собранные Залом Стоек.
Приблизившись к углу, который Трентиен облюбовал для своих «исследований», бровь Рэндидли дёрнулась. Рядом с хихикающим Трентиеном лежало несколько высоких стопок свитков, что заставило Рэндидли подвергнуть сомнению его теорию, что все жители Теллуса настолько ужасно обращались со свитками.
Наверное, это просто Трентиен такой неряшливый…
— Это прекрасно, прекрасно, прекрасно! — воскликнул Трентиен, когда заметил приближение Рэндидли. — Ах, я наконец сделал невероятное открытие, которое ты так долго ждал! Подумать только, всё это время я безуспешно пытался узнать об интересующей тебя теме, как вдруг… во время внимательного чтения исследований о влиянии Копейщика на нормы поведения я обнаружил эту жемчужину!
Трентиен протянул свиток, наверху которого гордо красовалась надпись «На доверии. Эдрик Золан».
— И какое это имеет отношение… — протянул Рэндидли.
— Вначале, — улыбнулся в ответ Трентиен, хорошее настроение которого только усилилось, — я считал, что здесь описаны обычные рассуждения о доверии. Однако вскоре я осознал, что это критика режима правительства Копейщика с использованием крайне необычных символов. И чем больше я вчитывался в это…
После этого возбуждённый Трентиен бросился объяснять содержимое свитка, разворачивая его и показывая там разные строки, что подкрепляли его рассказ. Во время всего этого Рэндидли всё больше хмурился.
История этого Золана вещала о шести «Аватарах», что жили в согласии. Двое из них были дьяволами, а четверо — ангелами. Изначально существовало больше двадцати Аватаров, но случилась великая война, в которой ангелы сразились с дьяволами. Немногие выжившие решили положить конец этой войне. Из-за своей природы Аватаров их рост прекратился в мирное время, но это сохранило жизни их народов.
В это спокойное время одна пара из ангела и дьявола влюбилась друг в друга. Золан называл это величайшей ошибкой, ведь затуманенный разум не способствует принятию здравых решений.
Их перемирие продолжалось до тех пор, пока мир не был «опустошён медленным истощением без существующих источников». В этой пустоте один из пары влюблённых погиб. Выживший Аватар столь сильно был поглощён любовью, что он горевал сотню лет. А когда он увидел страдание своих людей, это вконец добило его и так разбитое сердце.
От имени этих людей Аватар вновь раздул пламя войны. Аватар держал в руке длинный жезл из чёрного железа и носил плащ тьмы. Перед этим Аватаром никто не мог устоять, и благодаря своему горю он смог объединить весь мир под одним знаменем и под одним именем.
Но дёшево купленное перемирие было разрушено. Два ангела выступили против нового порядка, а третий поддержал этот порядок. Оставшийся дьявол решил остаться нейтральным, ведь довольствовался в своём созданном раю.
Аватар победил в этой войне и назвал себя в честь своего кровавого инструмента. Он назвал себя Копейщиком.
— Стоп, — перебил его Рэндидли, подняв руку. — Это…?
— Пусть это нигде не говорится, но скорее всего это биография Копейщика, написанная его современником, — блестели глаза Трентиена. — Не уверен, что автор понимал под «ангелами и дьяволами», но… может так он показывал стиль правление тех людей?
Рэндидли промолчал, но в его голове бушевал вихрь мыслей. Аватары могли быть общим термином для описания Чемпионов и Немезид, или это какой-то другой термин из самых первых Когорт. Также это могло быть подсказкой о призыве Великих Бедствий, ведь складывалось впечатление, что именно Аватары позволили остановить развитие этого мира.
В общем, этот рассказ можно трактовать как войну между Чемпионами и Немезидами, пусть могло быть и другое толкование. А то упоминание об объединении мира…
— Есть что-то ещё? — спросил Рэндидли, подняв взгляд. Взволнованный Трентиен продолжил объяснять текст этого свитка «На доверии». Но вскоре Рэндидли мотнул головой. Когда свиток впервые назвал имя «Копейщик», его текст быстро превратился в бессмысленную чепуху. Подобные вещи бесполезны для исследования Рэндидли, чего не скажешь про жадность Трентиена к такого рода деталям.
