Даже спустя некоторое время свет от меньшего сигила над грудью Рэндидли не пропал, хоть и стал менее слепящим. От этого знака ощущалась аура мягкости и силы. Силы, что хоть и была безжалостной, но её поддерживала хладнокровная решимость. Класс Рэндидли сам по себе был наполнен неотвратимостью судьбы, что отчасти влияло и на другой сигил, но он отличался. В нём была…
Ответственность.
_ Как расчётливо, — удивился Октавиус, что слышалось в его голосе. — Полагаю, вы прекрасно подобрали слова.
— Благодарю вас, — кивнула миссис Гамильтон и наблюдала, как меньший сигил вспарил и соединился с большим сигилом. После их столкновения они немного задрожали и сместились, привыкая друг к другу. Это слияние приглушило ауру злобы класса, но с другой стороны…
Класс стал только более коварен, самодоволен и придирчив. Вероятно, вложенная в класс миссис Гамильтон ответственность стала более искажённой, чем ей хотелось…
— И что теперь? — спросила миссис Гамильтон, повернувшись к Октавиусу, на что тот улыбнулся.
— Так как вы сделали свой выбор, то следует позволить сделать это и другим. Кто хочет пойти следующим? Осталось ещё так много Эфира…
— Я пойду.
Миссис Гамильтон обернулась на звук нового голоса и увидела кажущуюся своенравной женщину с длинными светло-лавандовыми волосами, что восседала верхом на том… что казалось Невзэа. Эта парочка скользя приблизилась к группе, что уже собралась вокруг Рэндидли. Когда они добрались, женщина соскочила с червя и даже не взглянула на троицу других. Вместо этого она приковала яростный взгляд к сигилу, парящему над Рэндидли.
После чего она опустила взгляд на самого Рэндидли, и её лицо смягчилось.
_ Не посчитай это предательством, а лишь… руководством, что необходимо тебе. Или же можешь вообще не обращать на него внимания.
Невэа недовольно загрохотала, и женщина, махнув рукой, продолжила:
— Говоришь, это не сработает? Ну да, он и так разнёс в пух и прах моё недавнее творение своей грубой силой. Не стоит настолько возмущаться своими костями. Хм…
Постучав несколько раз по своему подбородку, она произнесла:
— Создатель Четырёхцветной Эволюции.
И снова пространство вокруг сигилов задрожало. И снова начал собираться свет в одну точку ослепляющую всех вокруг. Как только свет подугас, на его месте оказался сияющий сигил, что светился четырьмя разными цветами. В нём таилась какая-то странность или даже несколько странностей.
Сперва стоило отметить то, как механично двигался на месте этот знак, постоянно перестраивая свои части и приобретая новые формы. Казалось, в нём ни на мигне затихали какие-то изменения, что лишь улучшали его. Второй вещью, что бросалась в глаза, было то, что хоть четыре части этого сигила двигались, но миссис Гамильтон ощутила в средине между ними ядро. Именно оно являлось настоящим двигателем всех изменений и мощным источником энергии, которую вряд ли можно куда-либо ещё направить.
Со временем и этот сигил вспарил и соединился с большим, начав сливаться с ним. Миссис Гамильтон хотелось сказать, что на этот раз изменение было более… поверхностным, но её одолевали сомнения, что всё именно так. Просто сейчас она смогла увидеть больше изменений. И этот меняющийся механический знак впитался в сигил, превратившись в десятки более меньших частей, что стали частью класса Рэндидли.
К тому же… возросла сила испускаемой ауры, что можно было объяснить лишь соединением стем источником энергии, ядром…
— И снова прекрасная синхронизация с образом, — сказал Октавиус, черкнув что-то у себя. — Но ведь осталось ещё много Эфира, верно…?
—Ты ощутил меня, не так ли? Полагаю, мне нет больше смысла скрываться и дальше.
После этих слов из груди Рэндидли появилась сперва расплывчатая тень, что начала сгущаться в серую пепельную фигуру, которая окончательно сформировалась в мужчину, в руках которого было простенькое с виду копьё. Паук миссис Гамильтон сразу же ощутил силу этой тени и начал вести себя более осторожно. Вероятно, этот мужчина… был самым могущественным существом, что ей когда-либо встречалось.
Казалось, что он был сильней даже Октавиуса. Настолько сильным, что ничто не могло его удержать.
Бросив быстрый взгляд на миссис Гамильтон и составив своё мнение о ней, мужчина посмотрел на Октавиуса и чуть улыбнулся.
— Могу предположить… что мне не позволят существовать в его эмоциях? Ведь много из них он унаследовал от меня.
— Я… знаком с твоей ситуацией… _ сказал Октавиус и что-то проверил на своём запястье. _— Аемон. Но ты пожертвовал большей частью своей личности, чтобы наделить этого мальчишку дополнительной силой. Сейчас ты лишь воспоминание о настоящем Аемоне, что не исчезает лишь благодаря настолько большому количеству Эфира ЭТОГО Еретика. Не то чтобы я был против, безопасность этого мальчика меня совсем не касается, но когда его класс будет завершен, тебя очистят. Тебе не позволена такая роскошь, каку той женщины, что скрывается в его Навыке Души.
Женщина с лавандовыми волосами поджала губы, но промолчала. Но мужчина Аемон лишь кивнул, а потом повернулся к Рэндидли.
— Я… ощущаю, что ты можешь быть частью моей семьи, хоть ничего не могу вспомнить. Но да, я остался лишь из-за тебя. Моя решимость не позволяет мне спокойно отдыхать. Может… будет к лучшему, что я передам тебе и это…
Аемон выпрямился, его глаза потемнели и стали более глубокими, наполняясь Дикой ненавистью.
— Я чувствую в тебе родственную душу, мальчик. Ты принял в себя мои эмоции и забрал мои техники. Так что прими и мою решимость. Она — это всё, что у меня осталось. У тебя есть такое же упорство добиваться своих целей, как и у меня. Фантом Предопределённого Конца.
Как только были произнесены последние слова, мужчина растворился, оставив после себя лишь сигил, что вспыхнул светом. После его исчезновения получившийся сигил был меньше всех других, но был наиболее тяжёлым среди них. Его тяжесть давила даже на сердце миссис Гамильтон. Словно в эту тяжесть была вложена борьба каждого удара этого мужчины, от которого остался лишь этот сигил.
Этот знак был невероятно плотным и тёмным. В нём самом не было какого-то смысла. Но он был обещанием. Или семенем. Или яйцом, из которого вылупится самое грозное чудовище, которое только могла представить миссис Гамильтон. Существо С чёрными конечностями, потрескавшимися костями и источенными зубами. Этот сигил очень медленно поднялся и присоединился к большому.
Миссис Гамильтон заметила лишь то, что свет от большого сигила немного потемнел. Но это вызвало у неё дурное предчувствие. Кем… был… Аемон…? И почему он был в груди Рэндидли…
— Эфир постепенно истощается. Кто сейчас…? — спросил Октавиус и посмотрел во тьму.
— Хорошо. Я пойду. Я… думал позволить этим детям выбрать первыми, — прозвучал глубокий и довольный голос, после которого из темноты появилось лицо из пепла и лавы, что было искривлено в ухмылке.
— Я также назову этого мальца. Это моё право.
— Вы решили назвать его…? — удивился Октавиус, почесав свой рог привычным движением втом месте, где он соприкасался с кожей.
— Эти обитатели 7-й Когорты… и другие… так заинтересованы в потенциале этого человека. Я мог бы…
— Не… беспокойся, — прервало его громадное лицо из пепла, улыбнувшись ещё шире, от чего с уголка его странного рта скатилась капля лавы, что была размером с машину.
— Онещё не достиг… но скоро его изберут. И тогда у него появится сила пойти ещё дальше… принять мантию… которую я держу очень долго…
— Вы говорите о… — глаза Октавиуса от потрясения расширились.
_ Ведь он — Покровитель Павшей Земли, — произнесло лицо стаким грохотом, от которого платформа, на которой стояли все другие, задрожала. Да даже само лицо начало дрожать и трястись, от чего на лице появились большие трещины, из которых наружу начала вытекать горячая красная лава и скапывать на платформу с серого вещества. Миссис Гамильтон могла лишь молча и внимательно наблюдать. Это существо… было одним из редких Покровителей…?
Конечно, много жителей Доннитауна получили своих Покровителей и уже перемещались в их миры для прохождения испытаний, в которых проверялись их способности и достойны ли они силы Покровителя. Как она помнила, существовало три уровня: Посвящённые, Помазанники и Избранные. Этот Покровитель говорил о Рэндидли так, словно он должен вскоре стать Избранным. Значит… Рэндидли уже был Помазанником. Миссис Гамильтон отметила этот факт в своей памяти и захотела на всякий случай спросить об этом у Рэндидли. Ей хотелось узнать, как проходило испытание на Помазанника.
Этот мальчик пережил столько всего…! Если бы она следовала за ним по пятах, то, весьма вероятно, смогла бы узнать примерно в десять раз больше о Системе, чем после ряда её экспериментов… Подобные мысли привели её в уныние.
Кроме того казалось, что это существо могло наделить Рэндидли возможностью выйти за пределы становление Избранным на следующий уровень. Стать самому Покровителем.
В этот момент миссис Гамильтон стиснула зубы ещё сильнее, так как вибрация платформы лишь усилилась. Если бы она не сделала этого, то могла бы потерять все свои зубы. С каменного лица отваливалось всё больше кусков, обнажая яркое красное расплавленное ядро. Но когда оно оказалось на воздухе, то остыло, потемнело, покрылось трещинами и упало.
Впервые после прихода Октавиуса миссис Гамильтон ощутила, что он по-настоящему забеспокоился. Ей показалось, что лицо Октавиуса покрылось потом. — Сеньор… — Пустяки…
Последний центральный кусок камня, что составлял лицо, затвердел и отвалился. За ним выступила каменная фигура, что напоминала человеческую, но имела большие напоминающие дубинки руки. Его тело было коричнево-серым, а рот и глаза светились расплавленным металлом.
— Среди Покровителей я весьма молод. Я беру своё начало с 3-й Когорты. До становления Покровителем я был энтом. А в этом мальчике… я вижу прекрасную возможность умереть самому.
«Получается, что титулы… — подумала миссис Гамильтон. — Очень важны… Должности Системы…»
Она вспомнила, как Лира начала вести себя хуже после получения роли Духа Деревни. Её роль не была силой. Это информация. Возможность наблюдать скрытые процессы в Системе. Для этого сила не являлась самым важным критерием выбора. Хоть человек с силой и мог стать Чемпионом…
И наконец вибрации прекратились. В воздухе появилась сверкающая руна, что была больше всех предыдущих. Её размер был почти таким же, как и сигил изначального класса, хоть эта руна была более простой и изящной. На её поверхности горели красные линии, из которых изливалась жестокость без малейшего намёка на жалость. Смотря на этот сигил, миссис Гамильтон задумалась, сможет ли это хорошо повлиять на класс Рэндидли. Хоть она сама добавила своим классом в Рэндидли мягкость, но все другие делали абсолютно противоположное. Они добавляли в него лишь тяжёлые, жестокие, беспощадные и неумолимые формы и образы. Подобное может лишь подчеркнуть упрямство и безрассудство Рэндидли, а не смягчит его.
«Насколько сильно человека изменяет его класс? — задалась вопросом миссис Гамильтон. — И насколько изменит этого мальчика настолько непреклонный образ…?»
