В иллюзорном мире всё рушилось и рассыпалось. Когтистая лапа древнего зверя разрывала всё на кусочки, казалось, это даже затронуло разум Бай Сяочуня. Его сознание начало разрушаться и рассеиваться, и он в прострации оглядывался вокруг. Вид когтистой лапы, разрывающей небеса, был по-настоящему шокирующим. Такую силу сложно было даже вообразить, но в то же время он хотел бы владеть подобной силой. Он тоже хотел быть способным разрывать небеса и землю. Когда обломки начали рассеиваться, он неожиданно возжелал сделать всё возможное, чтобы только завладеть такой силой, понять её, сделать её своей. Чем больше такие мысли наполняли его, тем больше затухало его самосознание. Но достаточно быстро он вздрогнул, понимая, что происходит что-то странное. Он вдруг вспомнил, что его целью прихода сюда вовсе не было дать себя поглотить когтистой лапе. Эта мысль росла и росла в сознании, пока не перекрыла соблазнительное притяжение когтистой лапы. Осколки его сознания постепенно остановились и начали обратное движение, возвращаясь к нему и снова образовывая единое целое.
Внутри иллюзии снова появился огромный зверь, но в этот раз начала двигаться не лапа, а хвост. Он походил на хлыст, дробящий землю на куски и уничтожающий небеса. Раздался невероятный грохот, наполнивший иллюзорный мир. Сознание Бай Сяочуня вновь разбилось, и он начал погружаться в пустоту.
Во внешнем мире он уже просидел без движения в состоянии глубокого просветления двадцать шесть дней. Прошла ночь, поднялось солнце. Настал двадцать седьмой день. Скоро снова пришла ночь. У учеников северного берега, что собрались у арены испытаний, где сидел Бай Сяочунь, на лицах отразилось удивление, а глаза расширились. Все, включая Бэйхань Ле, брата и сестру Гунсунь, Сюй Суна и остальных избранных внутренней секты, были ошеломлены. После длительного тяжёлого молчания, ученики вдруг загомонили все разом:
– Закончился двадцать седьмой день? Он превзошёл старшего брата Призрачного Клыка!
– Небеса! Насколько глубоко Бай Сяочунь погрузится в просветление?!
– Сколько оно продлится? Тридцать дней? Тридцать пять дней? Может быть даже… сорок дней?!
Все поражённо взирали на неподвижного Бай Сяочуня, у которого по-прежнему не было ауры. Но слишком рано они начали удивляться. Время шло. Тридцать дней. Тридцать три дня. Тридцать семь дней… К сороковому дню ученики на северном берегу были полностью потрясены. И не они одни. Четыре главы гор тоже были сильно взволнованы. Каждый дополнительный день в глубоком просветлении был невероятно важен. Ведь один день в глубоком просветлении был равнозначен годам, проведённым в обычной медитации.
Призрачный Клык ничего не сказал, но когда он смотрел на Бай Сяочуня, его глаза ослепительно сияли. Ему очень хотелось знать… что же именно видит там Бай Сяочунь!
"Значит он не потерял себя в когтистой лапе, как я, — подумал он. — Но что же тогда там происходит дальше?"
А в иллюзорном мире сознание Бай Сяочуня трепетало. Он не знал, как долго оставался потерянным в хвосте древнего зверя. Однако, когда его сознание начало распадаться, снова возникла та же мысль… он пришёл сюда вовсе не за силой хвоста.
"Это не то!" — прошептал он тихо.
И в это мгновение его сознание перестало рассеиваться. В то же время древний зверь открыл пасть и продемонстрировал что-то намного ужаснее лапы или хвоста — острые как бритва клыки. Несколько рядов острейших зубов излучали убийственную ауру и, казалось, были способны уничтожить всё и вся. Выглядело так, будто один укус этих зубов может погрузить весь мир во тьму и заставить его завершить своё существование.
– Нет, — прошептал Бай Сяочунь. — Это вовсе не то, ради чего я пришёл сюда!
Его голос эхом распространился вокруг, усиливая сам себя:
– Я пришёл сюда созерцать древнего зверя, чтобы… дать рождение моему духу жизненной сущности Озёрного Царства! Мне не нужны лапы, хвост или зубы древнего зверя. Мне нужен… он целиком. Мне нужно созерцать его целиком. Я должен запечатлеть этот образ в памяти и сердце. Это послужит основой для формирования моего духа жизненной сущности Озёрного Царства! Кроме того, сам зверь не станет моим духом жизненной сущности, он просто послужит лишь его составляющей частью! За этим я пришёл сюда. Это… это моя цель!
Под конец громкость голоса Бай Сяочуня возросла с шёпота до рёва. Весь иллюзорный мир неистово затрясся, а сознание Бай Сяочуня снова собралось из всех кусочков этого мира и, став целым, лучом света устремилось к огромному зверю. Двигаясь с невероятной скоростью, в мгновение ока оно приблизилось и врезалось в зверя. Когда свет распространился по телу зверя, разум Бай Сяочуня потрясённо начал осознавать, что он становится огромным зверем!
Пока продолжалось превращение, Бай Сяочунь понял всё о древнем звере. Это был идеальный метод созерцания. Это даже уже было не созерцание, а скорее слияние. Он стал единым целым со зверем. Проникнув в каждую частичку зверя, сознание Бай Сяочуня понимало его, анализировало, наблюдало за ним… управляло им! Начав с плоти и крови, он перешёл к чешуйкам, лапам, зубам, костям и даже к сердцу… Пока его сознание наполняло зверя, всё глубже понимая его, время для Бая Сяочуня прекратило что-либо значить. В какой-то момент его сознание задрожало, полностью пропитав собой древнего зверя, и Бай Сяочунь… превратился в зверя.
Он запрокинул голову и взревел — весь мир тут же затрясся. Потом зверь потерял свою форму и каким-то непостижимым образом изменился, превращаясь в чёрного трехглазого ворона! Огромный ворон отправился в полёт по всему иллюзорному миру, его глаза сияли так, словно они принадлежали Бай Сяочуню. Потом он мгновенно пошёл рябью и преобразился в семицветного феникса. Затем стал огромной ящерицей, а после призраком горы с Вершины Призрачного Клыка.
Под контролем сознания Бай Сяочуня превращения продолжились. Один за другим появилась почти тысяча животных из звериного заповедника. Летающие тигры, ящеры, огромные медведи, духовные олени. Всевозможные звери бесконечно сменяли друг друга. Там были даже те животные, принадлежащие ученикам с северного берега, за которыми Бай Сяочунь наблюдал втайне.
Наконец послышался грохот и звери исчезли, а сознание Бай Сяочуня стало клубящимся туманом, который пульсировал и извивался, словно ужасающий дух рождался внутри. Это был дух жизненной сущности Озёрного Царства, принадлежащий Бай Сяочуню. Невозможно было разглядеть на что он похож, даже сознание Бай Сяочуня не могло это сделать. Казалось, что тело духа ещё не завершено.
Уже в таком незаконченном виде оно излучало ужасающую энергию. В тумане скрывалось нечто гигантское, покрытое огромными костяными шипами, излучающее неописуемое давление. Туман клубился и извивался, пока постепенно не начал собираться в середине.
В то же время сознание Бай Сяочуня начало распадаться. Десять процентов. Двадцать процентов. Тридцать процентов… В мгновение ока оно распалось на пятьдесят процентов! Вместе с этим иллюзорный мир задрожал и затрясся. Неожиданно дух жизненной сущности в тумане, казалось, тоже начал распадаться.
– Быстрее! — взвыло сознание Бай Сяочуня среди жуткого грохота. — Быстрее! Моё сознание распадается. Дух жизненной сущности… ты должен пробудиться!
Но всё по-прежнему продолжало распадаться, даже ещё быстрее, чем раньше. Шестьдесят процентов. Семьдесят процентов. Восемьдесят процентов… Девяносто процентов! По иллюзорному миру распространились разрывы, мир начал разрушаться. Поднялся сильнейший ветер, сносящий всё на своём пути, он попытался разогнать туман. Однако в этот момент последняя частичка сознания Бай Сяочуня тревожно вскрикнула.
Грохот!
В то время, пока мир распадался на части, в пропадающем тумане… распахнулось два красных глаза! Дух жизненной сущности пробудился!
Во внешнем мире глубокое просветление Бай Сяочуня длилось уже больше сорока дней. И дальше оно всё продолжалось и продолжалось. Пятьдесят дней. Шестьдесят дней. Семьдесят дней. Восемьдесят дней. Девяносто дней… Сто дней! Такое количество прошедших дней до крайности ужасало учеников северного берега.
– Сто дней! Уже более трёх месяцев! Бай Сяочунь… до сих пор в состоянии глубокого просветления!
– Он ведь не умрёт, правда?..
– Это потрясающе! Никогда в жизни не видел ничего подобного!
Ученики внешней секты ужасались, а внутренней — были потрясены. Бэйхань Ле и остальные избранные смотрели словно молнией поражённые. Однако всё ещё не закончилось. Сто десять дней. Сто двадцать. Сто тридцать. И тут на сто тридцатый день во второй половине дня Бай Сяочунь вдруг задрожал. Люди сразу это заметили. Они потёрли глаза и взглянули снова. Убедившись, что он действительно дрожит, они начали удивлённо вскрикивать.
И в этот момент… Бай Сяочунь распахнул глаза!
