У Роана закружилась голова.
«Но ведь… Лаций умер до меня, не так ли? Внезапная смерть во время Святой войны…»
Он же четко помнил, что Лаций погиб в возрасте двадцати восьми лет.
После той встречи со сторонниками доктрины Телиума, которых преследовала Гильдия Черной Луны, он был убежден, что Лаций должен был погибнуть примерно так же, как и в прошлой жизни.
«Или ты лишь притворился мертвым?»
Роан ощутил, как дрожит его незримое тело.
Конечно, он еще мало что знал и еще меньше понимал, но…
Если все это правда, то, выходит, все это было лишь частью грандиозных замыслов Лация.
«Что за черт…?»
Однако он все еще продолжал сомневаться.
И в этот самый момент события стали развиваться дальше.
Лаций широко раскинул руки, стоя прямо над Темпестасом.
— Я начинаю нашу церемонию.
Тихий и сильный голос прозвенел в пещере, эхом отдаваясь от ее каменных стен.
— О, наконец-то!
— Наконец-то начинается!
Окружавшие его мужчины в коричневых одеждах опустились на колени, склонив головы и готовясь впадать в религиозный транс.
Примерно в тот же момент стали раздаваться новые, странные звуки.
— Ит огле, угг, угг, ум!
— Ит огле, угг, угг, ум!
Со всех сторон стали появляться новые действующие люди. Они мычали и напевали какой-то мотив, который, казалось, не имел ритма или же этот ритм звучал слишком чуждо и странно для человеческого уха.
Все они были одеты в коричневое.
«Последователи доктрины Телиана»
Роан оглянулся вокруг, сдерживая дыхание, будто бы опасаясь быть обнаруженным.
Последователи продолжали издавать свои странные и непонятные звуки.
— Угг, ум, эээээ!
— Угг, ум, ээээ!
Громкость и интенсивность звука нарастала.
Постепенно менялась и аура в помещении.
Зал заполнился людьми. Их стало так много, что Роан не смог разглядеть конца и края толпе, и вряд ли смог бы их сосчитать по одному.
Были здесь не только люди и эльфы, были мужчины и женщины, молодежь и старики.
Даже гномы, которых Роан прежде никогда не видел собственными глазами.
Все они собрались вокруг алтаря.
Кто-то проливал слезы, кто-то весело улыбался.
Неосознанно Роан сухо сглотнул.
Его словно парализовало в этой странной атмосфере.
В какой-то момент все, собравшиеся вокруг алтаря, преклонили колени и вскинули руки над головами.
Только Лаций остался стоять, сверху вниз окидывая свою паству серьезным, тяжеловесным взглядом.
Он широко раскинул руки.
— Ух — уууу, угг, уммм.
На этих звуках странная песня завершилась.
Воцарилась напряженная, одухотворенная тишина.
Лаций снова окинул свою паству взглядом и заговорил низким, мощным голосом.
— Где ад?
— Везде в этом мире, — тут же дружно ответили остальные. Их голос заполнил огромное пространство до отказа.
Лаций кивнул.
— Ад больше не находится под землей, под нами, в необозримых глубинах. Ад — это мир, в котором мы живем. Я пытался спасти этот мир волей Бога и волей просвещенных…
Он сделал паузу, которая должна была бы усилить эффект его слов.
Но пауза довольно скоро была заполнена многочисленными вскриками и возгласами.
— О, о, Лаций!
— Святой отец!
— Наш Спаситель!
Кто-то рухнул наземь, кто-то низко склонился, кто-то разрыдался, а кто-то улыбался, как безумный, от уха до уха.
Лаций же несколько грустно улыбнулся.
— Но наш план спасения был нарушен из-за невежества и отступничества.
После этих его слов, тяжеловесно и пугающе упавших на дно пещеры, толпа снова закричала и заплакала.
— Я невежественный грешник!
— Мое место в аду, в пылающем огне!
— Роан — король Амаранта! Ты погряз в своем невежестве! — вдруг воскликнул кто-то, и этот крик был подхвачен несколькими глотками.
Другие из тех, кто заполнил пещеру, не подняли головы, но их упоминания «Роана» и «Амаранта», куда более тихие, все равно разносились по пещере эхом.
«Что за?..»
Даже с учетом того, что это были лишь воспоминания Темпестаса, Роан Лэнцепхил вдруг ощутил неприятный холодок и вполне справедливые опасения за свою жизнь.
Лаций же едва заметно улыбнулся и кивнул.
— Роан, король Амаранта, презрел нашу волю, разрушая алтари, расставленные по всему континенту во благо наших братьев и сестер в мире. Он сделал это, чтобы предотвратить спасение и очищение…
— Он зло…
Верующие расплакались, не в силах терпеть такую несправедливость.
И вот даже те, кто был в восторге и улыбался, теперь выглядели рассерженными.
Роан поежился.
«Чертовы фанатики»
Все происходящее здесь выглядело по-настоящему жутко.
Но, независимо от его чувств и желаний, воспоминания Темпестаса продолжали течь в прежнем русле.
— Мир попал в руки короля Амаранта, и мы лишились возможности получить спасение и очищение. Теперь даже суть этих слов недоступна для нас.
Его голос, мягкий и даже ласковый, почему-то пугал.
Он проникал в сердца верующих, как сладкая отрава.
— Так нельзя!
— Мы не можем просто смириться с этим адом!
— Очисти нас! Очисти!
Они кричали, и эти крики становились все злее и все яростнее.
Роан нахмурился.
«Откуда это все вылезло? Откуда весь этот безумный фанатизм?»
Наверняка этому существовала какая-то причина.
И он хотел бы ее знать.
Но пока что желанный ответ был для Роана недоступен. Все, что ему оставалось — лишь безучастно наблюдать за происходящим здесь и сейчас.
Тем временем Лаций продолжил говорить.
— Все сдались, я сдался… Но затем виконт прислал мне письмо от Гейла Рэдбейкера, помощника герцога Пирса Ньюмана, генерала Империи.
На его глазах проступили слезы.
— Он наш верный брат, вынужденный скрывать свою сущность и вести одинокий, изолированный образ жизни… Гейл Рэдбейкер смог забрать Жезл Верховного Главнокомандующего, отданный на хранение Пирсу Ньюману, хотя этот подвиг и стоил ему невероятной жертвы…
— Ох…
Сочувствующие, и в то же время полные неожиданной надежды голоса вновь заполонили пространство пещеры.
В этих голосах звучало нечто до странности зловещее.
«Эээ… герцог Пирс Ньюман?»
Роан недоуменно склонил на бок незримую голову.
«Это та жизнь, которую я не могу вспомнить? В ней Пирс стал герцогом Ньюманом, а Жезлом Верховного Главнокомандующего владел я, когда объединял континент?..»
Очевидно, речь действительно шла о какой-то другой жизни. Жизни, которая до странности напоминала нынешнюю.
А тем временем Лаций продолжал.
— Виконт Гейл Рэдбейкер, и не он один, а многие священники и монахи Ватикана, пожертвовали всем, включая свои жизни, чтобы безопасно доставить Жезл к нам. Благодаря их благородной жертве станет возможным спасение и очищение этого мира…
Он двинулся налево и красивым, театральным жестом указал на Жезл Верховного Главнокомандующего, лежавший сейчас в самом центре алтаря.
— И теперь, наконец, мы сможем пожертвовать Жезл нашему алтарю.
— Ах… — снова сорвалось с многочисленных губ.
Грустные слезы превращались в слезы надежды и радости.
Присутствующие очень живо реагировали на каждое слово и каждое движение Лация, словно были загипнотизированы им.
— Этот Жезл Верховного Главнокомандующего украшен настоящим сокровищем, истиной жемчужиной, которая сможет помочь нам…
И Лаций указал на Темпестас.
— Темпестас обладает удивительной силой и способностью менять окружающий мир.
Мужчина приложил руки к груди.
Благочестивая и зрелищная поза, дополненная его симпатичным и одухотворенным, полным якобы искреннего смирения лицом, придала Лацию особого шарма.
— Мы сможем спасти и очистить этот мир, если получится пробудить его силу, его магию.
— Даааа!
Все верующие вскинули головы, и в их глазах заблестело нечто большее, чем просто надежда и вера. Желание, стремление, и… фанатичное безумие.
Их глаза буквально полыхали.
Однако Лаций казался удрученным.
— Но чтобы пробудить эту силу и магию, нам понадобится священная жертва.
И эти слова прозвучали по-настоящему пугающе.
— Я отдам свою жизнь!
— Мы отдадим наши жизни!
— Я пожертвую свою жизнь ради всех нас и моего сына!
Крики звучали так, словно все присутствующие соревновались между собой за столь высокую и желанную честь.
Они будто боялись утратить возможность стать частью этого ритуала, столь важного для каждого в отдельности и всех вместе.
Это было действительно сумасшедшее зрелище.
Лаций прикрыл лицо обеими руками.
— Хы… хы… хы…
Казалось, он тяжело вздыхает, с трудом сдерживаясь от слез.
— Ах… — толпа притихла, зачарованно уставившись на своего пастыря.
Они потянулись к Лацию, но замерли на половине движения, не осмелившись даже приблизиться к нему.
— Не плачьте…
— Святой Отец, не плачьте.
— Мы были неправы!
Они не могли понять, что случилось, что пошло не так. Недоуменные и растерянные взгляды дополнялись нервными, дерганными движениями.
Роан вдруг ощутил ужасную головную боль. Эта безумная сцена буквально разрывала его на куски.
И это чувство лишь росло.
Лаций же, видимо, справился с собой, потому что вдруг широко раскинул руки.
— Те, кто просвещен…!
Его лицо, действительно исполосованное двумя дорожками слез, выглядело еще более одухотворенным.
— Я благодарен за ваше благородное желание и ваше мужество.
Слезы продолжали течь по его лицу.
— Я позабочусь о каждом из вас!
Его голос становился все сильнее и все могущественнее.
— Отдайте же мне ваши жизни!
Это было одновременно разрешение и приказ.
— Мы спасем и очистим мир от твоего имени! — в дружном экстазе воскликнули верующие.
Они перестали быть толпой людей. Теперь это был единый, цельный организм, объединенный дружным порывом… дружной тягой к саморазрушению.
Лаций окинул своих последователей внимательным взглядом, а затем красиво вскинул руку и едва прикоснулся к центру алтаря.
В этот же миг раздался резкий звук.
Вжууууууунь!
Узоры и письмена, выгравированные в центре алтаря, стали мерцать, и этот свечение распространялись по всему пространству.
Узоры стали переливаться на стенах, потолке, полу, лицах и одеждах верующих.
Но в общем выглядело это зрелище неприятно и противоестественно.
— Ит огле, угг, угг, ум!
— Ит огле, угг, угг, ум!
Последователи вновь начали распевать свою странную песню.
Лаций смотрел на них, и из его глаз текли горячие слезы.
Он закрыл лицо руками, словно не мог больше этого выносить.
Кажется, что им по-настоящему завладели печаль и сожаление, страх и горечь.
Но…
— Глупые жертвенные овцы…
Это звук был настолько тихим и слабым, что никто не смог бы его услышать. Разве что только Роан. И звук этот вышел из губ Лация.
А еще он не только услышал, но и увидел.
«Это что, улыбка?»
За руками, закрывавшими лицо, действительно появилась неприятная, злая улыбка.
«Так это все была ложь!»
Роан оскалился, не в состоянии владеть собой.
Его гнев стал расти так быстро, что, казалось, еще чуть-чуть, и накроет его с головой.
Спасение и очищение мира, слезы печали и сочувствия, доброе отношение к верующим…
