Вскоре после того как Линь Чуцзю ушла, Сюаньюань Чжи принесли миску густого лекарственного настоя: «Пожалуйста, старший принц».
Лицо Сюаньюньчжи скривилось, но он не пошевелился.
Солдат Цзиньувэй, который принес лекарство, был спокоен и стоял там, как столб. Если Сюаньюань Чжи не выпьет его, он так и продолжит стоять, как прежде.
Один человек лежал на кровати, другой стоял поодаль. Они долго смотрели друг на друга. Сюаньюань Чжи, наконец, не выдержал и крикнул: «Убирайся прочь!»
Линь Чуцзю постоянно обманывала людей, разумеется, и Сяо Тяньяо был таким же. Он непременно сведет счеты с Линь Чуцзю и Сяо Тяньяо.
«Ванфэй сказала, что, если вы будете дергать головой, но потревожите рану, и, если вы будете запрокидывать голову, то тоже повредите ране. Старший принц, вам некуда спрятаться». Даже люди, находившиеся в подчинении, все равно были так высокомерны. Поистине, старший принц еще никогда так не страдал.
«Да ты хоть знаешь, кто я такой?» Солдат даже посмел угрожать ему, они действительно не воспринимают его положение всерьез. Он не смог победить Сяо Тяньяо, не смог справиться с Линь Чуцзю, но он мог уничтожить одного солдата.
«Вы старший принц Центральной империи, но моя хозяйка — ванфэй», — серьезно сказал солдат Цзиньувэй, держа миску.
Сюаньюань Чжи был крайне зол: «Вашей принцессе следует быть любезней со мной. Ты не боишься, что я прикажу вашей принцессе тебя убить?»
«Если ванфэй захочет, чтобы я умер, я приму это». Другими словами, старший принц не распоряжался его жизнью, так что он мог об это не заботиться.
Это можно было назвать бескровным нападением. Что означало, что Сюаньюань Чжи без сомнения получил пощечину. Сюаньюань Чжи задыхался. Солдат Цзиньувэй заметил, что чашка с лекарством слегка остыла, так что сказал сочувственно: «Старший принц, лекарство будет более горьким, когда остынет». Однако он также слышал своими ушами, что их принцесса велела добавить туда пригоршню желтого лотоса и сказала, что это для того, чтобы снизить потенцию.
«Пфф…» — холодно фыркнул Сюаньюань Чжи, и неожиданно махнул правой рукой, стукнув по чашке с лекарством.
Если бы Сюаньюань Чжи был своем расцвете, с силой Бога Боевых Искусств, то не то что один солдат, а даже сотня солдат вместе не могли бы спастись от него, но…
В нынешнем состоянии Сюаньюань Чэи был как тигр, у которого вырвали зубы. Его рука была слабой и медленной. Солдат Цзиньувэй мягко отступил и уклонился от нее, не против ни капли снадобья.
«Старший принц, ванфэй сказала, что у нее многого не хватает, но нехватки этого лекарства у нее нет. Уроните одну чашку — выпьете две, уроните два — выпьете четыре, уроните четыре — выпьете восемь чашек. Действие этого лекарства длится год. Ванфэй сказала, что вы можете дурачиться, сколько хотите, если готовы выпить много». Разумеется, Линь Чуцзю объяснила это заранее, и она заранее угадала реакцию Сюаньюань Чжи.
«Ваша принцесса очень хороша». Она и впрямь угрожала ему слова, не сама, но послав солдата унизить его. «Где ваша принцесса? Пусть придет повидать меня». Этой женщине конец. Ей не хватило урока, который он ей преподал? Он не убил ее, он был слишком добр, но теперь расплачивается за это.
«Наша ванфэй собирается вернуться в столицу сегодня днем, и она сейчас собирает вещи». Все слова солдата Цзиньувэй были заранее сказаны ему Линь Чуцзю, что показывало, как хорошо Линь Чуцзю знала Сюаньюань Чжи.
«Разве она уезжает не через три дня? Почему она уедет днем?» Что ж, Сюаньюань Чжи стало немного неуютно, когда он внезапно услышал, что Линь Чуцзю уезжает.
В этом огромном военном лагере на Линь Чуцзю чуть больше можно было положиться. Все здесь обращались с ним как с заключенным. Он не мог продолжать так жить.
Разумеется, при условии, что чашка с лекарством не будет упоминаться.
«Ванфэй сказала, что уже несколько месяцев не была дома, и многое во дворце осталось без надзора. Ей придется вернуться заранее и позаботиться о дворце для ванфъе, чтобы ванъе мог отдохнуть, когда вернется». Естественно, Линь Чуцзю велела солдату Цзиньувэй сказать это. Что же касается правды?
Линь Чуцзю была так зла, что у нее чуть желчь горлом не пошла!
Когда Линь Чуцзю вышла из каменной тюрьмы, стражник Сяо су Тяньяо подошел к ней. После простого приветствия он повторил, что Сяо Тяньяо сказал Линь Чуцзю уехать сегодня днем.
«Ванъе хочет, чтобы я уехала днем? Линь Чуцзю была потрясена, когда услышала это.
Она подумала, что ослышалась или, что человек, который передал послание не правильно его произнес, но правда пощечиной ударила ее: «Да, ванъе уже организовал свиту, пожалуйста, езжайте пораньше, чтобы не приехать в город ночью».
«Я поняла». Линь Чуцзю сделала глубокий вдох и подавила желание выругаться, а затем с холодным выражением на лице сказала: «Скажите ванъе, что я уеду днем».
Когда она договорила, она оставила стражников Сяо Тяньяо и пошла к лагерю раненых, не оглядываясь.
Решение Сяо Тяньяо было слишком внезапным. Хотя она давно планировала вернуться в столицу, приказ Сяо Тяньяо застал ее врасплох. Не говоря уже о сборах, у нее, вероятно, даже не было времени попрощаться.
Чем больше Линь Чуцзю об этом думала, чем подавленнее она становилась, и ее шаги делались все тяжелее и тяжелее. Увидев это, солдат Цзиньувэй, который следовал за ней, опустил голову и не решался сказать ни слова и лишь следовал прямо позади нее.
«Доктор Чжу, я возвращаюсь в столицу. Я уеду днем». Линь Чуцзю пришла в лагерь раненых и пошла прямо в комнату, где отдыхал императорский доктор Чжу.
«Что? Вы уезжаете днем? Почему так внезапно?» Императорский доктор Чжу недоумевал, почему Линь Чуцзю пришла снова. Но, услышав ее слова, он взволнованно сел, но потревожил свою рану. Он оскалился от боли.
Линь Чуцзю вовсе ему не сочувствовала: «Это приказ ванъе. Однако я тоже хочу уехать поскорее». Хотя все шло, как она и желала, ощущение, что Сяо Тяньяо насильно ее изгонял, причиняло ей сильное неудобство.
Нынешняя ситуация не имела никакого отношения к тому, хотела ли она уехать. Ее заставлял уехать Сяо Тяньяо.
«В чем дело? Вы с ванъе что, опять поссорились?» Императорский доктор Чжу, вероятно, был единственным человеком в армии, который знал, что отношения Сяо Тяньяо и Линь Чуцзю были не такими гармоничными, какими казались.
«Когда мы хоть переставали ссориться?» Линь Чуцзю не скрывала этого перед императорским доктором Чжу. Разговаривая с мудрыми людьми, было бы глупо прикидываться.
«Слушайте… Если бы вы были внимательнее к ванъе, он бы так себя не вел». Императорский доктор Чжу вздохнул, но не спрашивал о подробностях. Он только убеждал Линь Чуцзю махнуть на это рукой: «Такой уж у ванъе нрав. Есть вещи, с которыми приходится справляться самой. Не дразните гусей».
Какой у Сяо Тяньяо нрав? Насколько было известно всем, кто знал его, он не в состоянии был склонять голову. Что бы ни случилось, в итоге только Линь Чуцзю останется склонить голову.
«Есть вещи, которые я действительно не могу принять», — горько улыбнулась Линь Чуцзю. Видя, что императорский доктор Чжу готовится начать убеждать ее, она перебила: «Ладно, давайте не будет говорить об этих неприятных вещах. Я здесь, чтобы попрощаться с вами, и я хочу сказать вам, что я также оставила немного лекарств в шатре, прикажите кому-нибудь забрать их позже. Используйте их, если сможете, и присмотрите за ними, если нет».
У нее осталось не много лекарств в лагере. В прошлый раз она использовала те коробки, чтобы упаковать лекарства от ветра и холода. Теперь шатры были почти пустыми.
«Не волнуйтесь, не волнуйтесь. Оставьте это мне, и я займусь этим как следует для вас». Услышав, что там были лекарства, императорский доктор Чжу пришел в хорошее настроение. Если бы не серьезная рана, он бы бил себя в грудь и клялся.
Когда Линь Чуцзю попрощалась с императорским доктором Чжу, она вернулась в свой шатер. Сяо Тяньяо давно жал прихода Линь Чуцзю. После долгого недовольства, он призвал своего стражника, чтобы спросить о том, где была Линь Чуцзю. Что же до результата…
