— Дядя! Конечно, это моё имя! Мой двоюродный брат дал мне его! Как я могу не пользоваться им? — мальчишка быстро покраснел. Подпрыгнув, он, своим детским, ещё не сломанным голосом, неистово запротестовал.
— Для такого мальчика, как ты, иметь такое необычное и выделяющиеся имя очень неплохо… Этот девиз, непременно, останется для всего рода Донфанг… Ты снова скачешь? Будешь снова прыгать, твоё имя сразу же исчезнет, и потом на семейных состязаниях в военном искусстве, первое место займёт способный Донфанг Бубай! — грозно сказал Донфанг Вэн Цин.
Мальчик сразу же успокоился…
— Ладно, чего расшумелись, а? Быстрее идёмте… Третий сын, я говорила тебе убрать гостевую комнату. Ты убрал, нет? Надо хорошо постараться там, давай иди… Сначала сходи в гостиную и выпей чая, чтобы промочить горло. Мой внук проделал такой долгий путь, наверное, он очень устал. Наконец-то мой мальчик вернулся домой… С дороги сначала надо хорошо отдохнуть, все дела потом, — старушка Донфанг взяла под руку Мэй Сюэ Янь, а другой рукой — Цзюнь Мосе, и радостно помчала их, словно ветер, в дом.
У входа в гостиную их ждали около сотни красивых девушек, Цзюнь Мосе даже успел испугаться…
— Идём, Мосе, я тебя познакомлю! — сказала старушка Донфанг уже не таким радостным, как прежде, голосом. — Это — жёны твоего дядюшки! Это — твоя вторая тётя, это — твоя третья тётя… это — твоя семнадцатая тётя, это — твоя пятьдесят девятая тётя… Как-то их очень много, как ты думаешь?
Цзюнь Мосе с растерянным видом и открытым ртом от удивления, продолжал смотреть на окружающих их девушек…
Вот это уровень! Вот это круть!
До этого ему приходилось слышать о таком числе жён, но он думал, что это всего лишь слухи и не верил им, но сейчас, когда собственными глазами увидел их… Сказать, что он был потрясён — значит, ничего не сказать… Да ещё и собственный дядя! Ууу, вот это высший класс! Пятьдесят девять жен… Кроме того, пятьдесят девятая жена, похоже, всего на два года старше Мосе… такое молодое личико… невозможно накраситься так…
После приветственной церемонии, у Цзюнь Мосе болело почти всё тело, и ноги, и спина, и шея… Если даже не кланяться в ноги, то просто кивать головой — тоже нелёгкая работа…
С восхищением и уважением он сказал, глядя на Донфанг Вэн Цина:
— Дядюшка, Мосе сегодня действительно поражён вами… точнее, вашей… хмм… железной хваткой.
Грозное и суровое лицо Донфанг Вэн Цина тут же стало красным… Стоящие за его спиной Донфанг Вэн Цзянь и Донфанг Вэн Дао тут же громко рассмеялись, злорадствуя.
— Средний сын, ты что здесь увидел смешного, а? — старушка Донфанг тут же разозлилась на него. — Давай, Мосе, на чём мы остановились… Это — твоя двадцать вторая тётя, это — твоя двадцать третья тётя… это — твоя двести тридцать шестая тётя…
Цзюнь Мосе собственными глазами видел пятьдесят девять жен старшего дядюшки… Но потом второй дядюшка вдруг привел ещё тридцать…
«О, небеса! О, земля! Твою же мать! Я думал, это у меня немало «любовниц», но если сравнивать с родными дядюшками — это вообще ничтожно малое количество! Действительно, вызывает уважение!
Значит, мне тоже надо хорошо постараться! Пусть с количеством не догоню, но над качеством стоит поработать!»
— Эти трое, это твои, третий сын? Что-то маловато… — сказала старушка. — Всего трое. Впрочем, главное — это настойчивость и упорство. Просто подари старухе трёх внуков и трёх внучек… Не смотри на старшего и среднего сына, у каждого по толпе жён, но они даже яйцо высидеть не способны, никчёмные и безнадёжные…
Цзюнь Мосе наконец-то понял откуда берёт начало обида и негодование бабушки. Оказывается, старший и средний дядюшки ни на что не способны… Неудивительно, что бабушка так сердится, даже у их жён и наложниц заметна скрытая обида, когда они смотрят на Донфанг Сяо Хуая, их глаза полны зависти.
Дядюшки, стыдливо опустив головы, удалились.
Обмениваясь приветствиями почти полдня, они не заметили, как получили целую кучу подарков.
Наконец-то толпа родственниц отступила от Мосе и поспешила удалиться, прихватив за собой даже Донфанг Сяо Хуая. В доме остались только старушка и трое дядюшек, Цзюнь Мосе, толком не отдохнувший, сразу же поспешил задать вопрос:
— Бабушка, моя матушка… как она?
Вспомнив про это дело, все сразу изменились в лице. Долгое время никто ничего не говорил, потом старушка медленно села и со страдальческим видом сказала:
— Я не хотела поднимать эту тему, не хотела пока говорить с тобой об этом. Хотя знала, что рано или поздно ты всё равно спросишь… Но всё же хотела с этим повременить немного…
Цзюнь Мосе помрачнел:
— Неужели… матушка, она уже…?
— Сейчас, раз уж ты приехал… Ты ещё сможешь увидеть свою мать в последний раз… — старушка отвернулась, из её глаз капали слёзы. С трудом взяв себя в руки, она сказала:
— На самом деле, что увидишь ты её, что не увидишь — нет особой разницы… Так или иначе, она уже давно не слышит и не видит… Её чувства не функционируют. Она ни на что не обращает внимания… ей на всех плевать, и на сына, и на меня, старуху… Бессовестная девчонка… — договорив это, старушка уже больше не могла сдерживать слёз и расплакалась.
Дядюшки, все трое, тоскливо повесили головы.
— За эти годы, сколько мы всего перепробовали… и приглашали бесчисленное количество известных врачей, и выискивали различные чудодейственные лекарства… только, чтобы заставить её прийти в себя… В том году, лучший современный врачеватель Син Хуайчун приезжал посмотреть её и сказал: это сердечная болезнь. Она уже сама плотно закрыла врата своего сердца… Если она сама не захочет очнуться, поэтому она так будет спать вечно… — старушка внезапно повернула голову, её глаза были полны слёз, и она суровым голосом закричала. — Но она и не хочет просыпаться, она просто продолжает лежать в этом оцепенении, как неживая! Что я могу с ней сделать? Моё сердце каждый день пронзает тысяча ножей! Каждую ночь оно заживо зажаривается в адском котле! Два сына уже отправились на небо, единственный сын ещё маленький остался, а ей на всех плевать; к свекру и свекрови никакой почтительности и уважения; родная мать и все родственники постоянно за неё переживают и волнуются… Неужели! Неужели, этот мир рухнет, если в нем не будет Цзюнь Ву Хи?! Почему она не может быть немного сильнее?!
Её голос сорвался, но она не остановилась и продолжила осипшим голосом:
— Чтобы отомстить этому врагу, наша семья Донфанг будет сражаться, если понадобится, со всем миром! Мы истребим всё и всех, вдоль и поперек, несмотря ни на что, будем упорно вести битву. Число павших от наших мечей будет неизмеримо; убить тысячу людей врага и потерять восемьсот своих… Наши дети и внуки будут проливать кровь, сколько храбрых мальчишек больше не вернётся домой! А их тела останутся непогребёнными в чужой земле… Также и случилось с двумя братьями покойного мужа, в той великой битве они нашли общую смерть! Разве родственные чувства ничего не значат? А как же родственная дружба? Эта неиссякаемая кровь в её сердце. Неужто не идёт в сравнении с Цзюнь Ву Хи?!
Голос старушки становился всё ожесточённее, а каждую фразу сопровождал непрекращающийся поток слёз!
— Всё эта упрямая девчонка! Эта бессовестная дурёха… она… она… в конце концов, выбрала дорогу в одну сторону… Из-за неё несметное количество человеческих сил и жизней потрачено в пустую… — старушка горько рыдала. — К тому же… днями и ночами изводит моё старое и больное сердце… Прислушайся к зову собственной совести… почему ты слушаешь своё сердце, но не вспоминаешь про свою любовь и уважение к родителям? Почему ты так жестока к нам… прислушайся к голосу совести…
— Может быть, для матушки отец и был всем миром? Смыслом всей жизни? Отца не стало, и весь мир рухнул, всё в один миг исчезло! — Цзюнь Мосе, чуть не сорвав голос, закричал в ответ. — Настоящая любовь остаётся настоящей и после смерти! Бабушка, ты же тоже женщина, ты должна понимать такие чувства!
— Вот именно! Я всё понимаю! — бабушка, разозлившись, заорала в ответ. — Какая в этом польза, что она просто лежит вот так? Я бесчисленное количество раз хотела взять меч и закончить её бесконечные страдания раз и навсегда, ускорить дорогу туда, куда она так страстно желает попасть, но я… Как же я могу поступить так с родной дочерью… Она же моя маленькая доченька… Моё сердце и душа моя! Как я могу поднять свою руку? Я даже, когда просто думаю о таких вещах, мне становится плохо… Но если я не буду ничего делать, сколько ей ещё придётся так мучиться?! Сколько она ещё должна так страдать?!
Все замолчали, дядюшки ещё ниже опустили свои головы, чтобы скрыть свои красные глаза.
— К счастью… Всё это время её жизнь поддерживало дерево сокровищ Ли Лун, хотя и оно уже, кажется, полностью израсходовало свои силы, раз начало понемногу засыхать… Оно тоже, наверное, скоро уйдёт от нас… Ты приехал сейчас, и сможешь увидеть её в последний раз… Проводишь её в последний путь…
Старушка, обессилив, села, взгляд её был пустым, на голове, кажется, стало ещё больше седых волос. Складывалось ощущение, что вместе с гневом и злостью все жизненные силы покинули её…
— Матушка, вы, как никто другой, знаете характер этой девчонки… Какая она вспыльчивая и целеустремлённая… К чему зря волноваться? — Донфанг Вэн Дао, потирая рукой красные от слез глаза, сказал. — И в жизни, и в смерти любить только одного человека… Матушка, ваши с сестрой характеры так похожи… Разве тогда, после ранней смерти отца, вы не хотели опустить руки и оставить нас четверых детей, одних? Тогда сестрёнке было всего три годика, и мы повсюду ходили за вами… днями и ночами… боялись, что вы вдруг уйдёте и бросите нас; сколько раз, вы тайком хотели покончить жизнь самоубийством? Мы так сильно боялись за вас…
Старушка тяжело вздохнула, как будто вспомнив что-то. На её старом лице медленно появилась улыбка, и она сказала:
— Это другое… это совсем другое… Ваш отец был настоящим героем. Первый в мире, великий и могучий! А что этот Цзюнь Ву Хи? Как его можно сравнивать с вашим великим отцом?!
— Цзюнь Ву Хи, конечно, не может стоять в одном ряду с отцом, но для сестры он значит также много, как и для тебя значил наш отец… — Донфанг Вэн Цзянь ответил ей со слезами на глазах. — Сестре за эти годы и так выпало достаточно страданий… Хотя она всегда спит, мы должны были и сами додуматься; её сердцу всё равно тяжко приходится…
