Цзюнь Мосе и Мэй Сюэ Янь медленно приближались. На той стороне их уже явно заметили и отдали приказ. Девять человек уже накинули одежду, хоть она и была потрёпанная, но платья и головные уборы были чистые. Один человек шёл впереди, остальные, разделившись на две шеренги, симметрично, вытянутые по струнке шли сзади, добросовестно соблюдая стандартный этикет военного лагеря!
Как только девять человек ушли, остальные смотрели, как будто продолжать работать не обязательно, вплоть до того, что даже веки никто не поднял!
Перед тем как приблизиться, девять человек, во главе с человеком, которому было приблизительно сорок лет, с кучерявой бородой и приметным шрамом на лице, вытянувшись по струнке и вытянув руку в приветственном жесте, сказал:
— Господин и госпожа прибыли сюда для того, чтобы подняться в горы и принести жертвоприношение главнокомандующему Цзюнь?
— Здравствуйте, дядя! — доброжелательно ответил Цзюнь Мосе. — Ещё попрошу вас показать дорогу!
Цзюнь Мосе понимал, что эти люди находятся в подчинении его отца, что охраняют кладбище Цзюня Ву Хи, дислоцируясь здесь уже больше десяти лет. Только благодаря этой поддержке, его брат имеет право называть себя его братом!
Он ведь не мог ухаживать сам. В таком случае, боюсь, больше нет людей, достойных этого! Хотя, вспоминая о предшественниках, которые с неба смотрели на людей, хотя за всю жизнь многого достигли, но, оказавшись перед лицом самой искренней дружбы, Цзюнь Мосе чувствовал искреннее уважение, исходившее из глубины души.
Цзюнь Мосе, назвав его «Дядей», вызвал недоумение у этого стоящего напротив рослого мужчины. Мужчина недоверчиво повернул голову и обменялся взглядом с товарищами, стоявшими позади него. Повернув голову обратно, он выглядел спокойным, но по-прежнему скрупулезно спросил:
— Молодой господин говорит серьёзно… Ван Мэн не более чем неотёсанный простак, я не смею претендовать на то, чтобы называться дядей. Осмелюсь спросить, чьим потомком является молодой господин?
— Я Цзюнь Мосе! — глубоко вздохнув, сказал Цзюнь Мосе. Он чувствовал в тот момент неописуемую печаль, словно вся его душа растаяла в теле… — Родной сын Цзюнь Ву Хи, Цзюнь Мосе!
— Ты говоришь… Ты Цзюнь Мосе? Это правда? — лицо мужчины тут же переменилось. Проговорив это, он отступил на два шага, посмотрел на Цзюнь Мосе, и выражение его лица тут же переменилось снова.
На его лице было невероятное уважение, гнев и радость от всей души, а также необыкновенное воодушевление… Губы этого твёрдого, непоколебимого человека неожиданно задрожали, и он промолвил:
— Пришёл сын влиятельного отца, но принес ли сын влиятельного отца семейный символ?
Зная, о чём он говорит, Цзюнь Мосе достал яшмовую подвеску и протянул её.
Тёмно-зелёная яшмовая подвеска, наверху — символ орхидеи и золотая надпись «Цзюнь».
На задней части подвески было восемь имен, самое последнее — «Цзюнь Мосе».
Именно такой отметкой единолично обладала семья Цзюнь, яшмовая подвеска является статусным символом того, что Цзюнь Мосе — тот самый человек!
Принимая в руки этот непосредственный родовой символ, руки рослого мужчины неожиданно задрожали, а в глазах сверкнули подступившие слёзы:
— Давно не виделись, Цзюнь Мосе… Мы распрощались с этим именем уже как десять лет! Ровно десять лет мы вас не видели!
Господин Цзюнь в полном здравии, несмотря на возраст, в этом году он был всего два раза. Цзюнь Вуй — инвалид на обе ноги, не ходит. Вдобавок ко всему, его мучает совесть перед умершими братьями, и он, в основном, ведает домашними делами…
Яшмовая подвеска семьи Цзюнь…
Яшмовая подвеска — свидетельство прямой наследственной линии авторитетной личности!
Перед ними точно был родной сын главнокомандующего!
Неожиданно у Ван Мэна потекли слёзы, он опустился на колени и прошептал:
— Ван Мэна посетил молодой господин… Молодой господин наконец-то стал взрослым! Поумнел… Возмужал… Если бы главнокомандующий знал, он умер бы счастливым…
Видимо то, что Цзюнь Мосе пришёл отдать дань уважения родному отцу — настолько исключительный случай…
— Ван Мэн, ни в коем случае не нужно так делать! — Цзюнь Мосе, вздрогнув от испуга, поспешно помог ему подняться. Его душу переполняли разные чувства. Глаза неожиданно покраснели.
Говорят, что в высших кругах репутация Цзюнь Мосе приобрела известность, по большей части в свете недавних событий, некоторые люди в глухих районах до сих пор думают, что сын Цзюнь только бесполезно ждёт смерти, и только раз пришёл отдать дань уважения отцу, позволив ему порадоваться. Особенно последние слова «Поумнел… Возмужал…» заставили защипать в носу Цзюнь Мосе.
До такой степени простое душевное чувство, как прийти сыну отдать дань уважения отцу, такая непреложная истина заставила так растрогаться незнакомого человека, вплоть до того, что он снова и снова восхваляет его ум… Они забыли про свои потребности и работают здесь не покладая рук… Цзюнь Мосе стало очень стыдно.
Ван Мэн поднялся, всё его лицо было залито слезами, он крикнул:
— Подойдите все! Большая радость! Подойдите и посмотрите на сына главнокомандующего! Сын главнокомандующего, идите же все сюда! Подойдите и поприветствуйте его!
Люди вскочили на ноги, кто-то даже лопату бросил, они подбежали, полуголые, радостно крича. Худой мужчина средних лет бежал и плакал, плакал и кричал:
— Сын приехал, главнокомандующий, лежа в земле день ночь ждал этого… Сегодня наконец-то родной сын приехал отдать уважение отцу, главнокомандующий жаждал этого всем сердцем!
Спокойный, безжалостный Мосе снова ощутил, что у него краснеют глаза и наворачиваются слёзы. Радость в глубине души заставляла его ещё больше скорбеть и испытывать чувство стыда…
Толпа мужчин окружила Цзюнь Мосе и Мэй Сюэ Янь плотным кольцом, у каждого было искренне выражение лица, они радовались от всей души и говорили наперебой:
— Цзюнь Мосе достойный сын главнокомандующего! Родной сын, вы только посмотрите на его глаза, мудрые и дальновидные, как у отца!
— Вы посмотрите на эти брови! Брови вразлёт! Когда главнокомандующий сражался, во время генерального наступления, брови главнокомандующего были такими же! Я чувствовал, что мы, несомненно, победим! Это точно его сын, потому что брови господина так похожи на брови главнокомандующего…
Постепенно, слово за слово, неописуемый шум толпы начал снижаться, люди один за другим начали рассеиваться, глядя на Цзюнь Мосе и бормоча:
— Истинно… истинно сын главнокомандующего! — и у каждого медленно проступали слёзы.
Неожиданно кто-то, громко расплакавшись, навзрыд промолвил:
— Я — Ли Дабао, снова встретил главнокомандующего… Я каждый день во сне видел, а сегодня наконец-то лично могу увидеть тебя, главнокомандующий, мы ждали тебя!
Он рыдал, и все мужчины с плотно сомкнутыми губами усердно старались сдержать слёзы, но, в конце концов, не в силах сдерживаться, раскрыли плотно сжатые губы, и слёзы тотчас же начали горестно течь по их лицам.
Эти люди мечтали об этом десять лет…
Но, к сожалению, этот человек от начала и до конца не был вернувшимся главнокомандующим!
Он его сын, разве этого не видно…
Огнём и мечом этот парень разорвал сердца, полные скорби!
Кто скажет, что настоящие мужчины не плачут даже во время настоящей скорби?
Сейчас плакать во время горя — это нормально! Так и проявляются истинные чувства!
Чувство горя сложно объяснить словами, вплоть до того, что красавица Сюэ Янь не смогла сдержаться и, отвернувшись, отошла и украдкой вытерла слёзы.
Цзюнь Мосе впервые в жизни видел столько слёз. Наконец-то люди остановили плач и по одному вытирали слёзы, чувствуя некоторую неловкость…
Словно намеренно пытаясь поменять тему разговора, Ван Мэн вытер слёзы и, тихонько рассмеявшись, сказал:
— Господин, эта девушка… она…
Он это произнес, и множество глаз устремились на необычайную красавицу, которая пришла вместе с молодым господином. Люди волей-неволей воспрянули духом:
— Неужели…
— Дядюшки, эта девушка — моя жена, фамилия Мэй… Сегодня она специально пришла со мной, придётся ли она отцу и вам по душе? Дядюшки, братья моего отца, может ли она присутствовать со мной? — Цзюнь Мосе заулыбался, представляя Мэй Сюэ Янь.
— Правда? — Ван Мэй подпрыгнул и расхохотался. — Такая добродетельная, прекрасная невестка! Если бы главнокомандующий узнал, то обрадовался, девушка небесной красоты, как тут можно не обрадоваться! — толпа во все глаза пялилась на Мэй Сюэ Янь, как на сокровище, все по очереди одобрительно кивали головами и громко смеялись. Все радовались так, как будто их родной сын нашел невесту…
Мужчины пристально смотрели на естественную, утонченную Мэй Сюэ Янь, которая без конца смущалась, чувствуя себя, словно молодой олень в зоопарке…
— Быстрее, быстрее, быстрее! Посторонитесь, я немедленно сопровожу молодого господина и его невесту на аудиенцию к главнокомандующему! Главнокомандующий ждёт, всё-таки десять лет он не видел родного сына, а прийти с невестой — это большая радость! — Ван Мэн залился краской, несмотря на то, что Цзюнь Ву Хи уже десять лет как умер, но гвардия, при упоминании Цзюня Ву Хи по-прежнему говорит «На аудиенцию», а не «Почтить память»…
Слова «Почтить память» используют иноземцы, грубоватые на язык. Главнокомандующий не может умереть! Он по-прежнему жив, его знамя развивается над шатром! Всё это — Цзюнь Ву Хи!
