Что было дальше, Харуюки помнил обрывками — отдельными образами в трех цветах.
Хрупкая фигурка, в неестественной позе лежащая на тротуарной плитке, — черная.
Кровь, в пугающих количествах растекающаяся из-под тела, — красная.
Закрытые глаза и утратившие цвет щеки — белые.
Галстук, которым Харуюки пытался остановить кровь, и его собственные руки тоже мгновенно стали красными.
Арая, тоже в красном, выбрался, хохоча, с водительского виденья белой машины, вмазавшейся в стену магазина.
На место происшествия ворвалась полицейская машина с красной мигалкой, и хохочущего Араю впихнули на заднее сиденье.
Сразу после этого приехала белая «скорая» с такой же красной мигалкой, из нее вышли люди в белом и положили Черноснежку на носилки. Харуюки упросил их взять его с собой, и машина понеслась на полной скорости —
И сейчас Харуюки сидел в уголке белого коридора, не отводя глаз от светящейся красным лампы с надписью «Идет операция».
Харуюки был не в состоянии думать о том, что будет дальше.
В его памяти раз за разом проигрывались события последних четырех дней — с того момента, как он познакомился с Черноснежкой.
В тот раз — и в тот раз, и вон в тот — Харуюки мог сделать другой выбор.
Если бы он тогда сделал другой выбор, всего вот этого можно было бы избежать.
Почему он не пытался хоть чуть-чуть поверить в руку, протянутую ему навстречу Черноснежкой, в чувства, которые она выказывала? Если бы он послушно принял их, вместо того чтобы упрямо смотреть в землю, ссоры на дороге бы не было и они бы вовремя заметили приближающуюся машину.
…Я за свою жизнь совершил уйму ошибок, но эта — ошибка номер один, и ее не исправить.
Харуюки возвращался к каждой развилке в каждом фрагменте своей буксующей памяти и всякий раз пытался прочертить оттуда другое будущее; но даже «Brain Burst» неспособен изменить то, что уже случилось.
Этим он занимался бог знает сколько времени, не отводя глаз от лампы.
Лампа означала, что врачи все еще работают; но внезапно дверь скользнула в сторону, из операционной вышла медсестра в белом халате и направилась прямо к Харуюки. Тот лишь молча смотрел на нее.
Она была молодая — возможно, только что из школы медсестер. Глаза под красивой прической смотрели напряженно. При взгляде на женщину у Харуюки невольно вырвалось:
— Как… она?
— Доктор и ассистенты делают все возможное, — голос медсестры звучал немного хрипло и сдавленно. — Но… слишком много повреждений внутренних органов. Мы ввели ремонтные микромашины, и ухудшение ее состояния замедлилось. И… вот, насчет ее семьи… мы хотели бы с ними связаться, но в ее нейролинкере не указан адрес для экстренной связи.
— Э…
Сев напротив Харуюки, не знающего, что сказать, медсестра подалась к нему и продолжила:
— Я подумала, что ты можешь знать ее домашний номер. Ты… ее…?..
В конце ее фразы была вопросительная нотка, но Харуюки ничего не ответил.
Что я для нее? Пешка. Подручный. Эти слова я не хочу больше использовать. Но говорить о нас как о друзьях или как о семпае и кохае я тоже не хочу.
Так и не решившись что-либо ответить, Харуюки услышал следующие слова медсестры, произнесенные после секундного колебания, и машинально поднял глаза.
— …Ее парень, да?
— Ээ… п-почему вы так решили?
Сколько ни гляди на Черноснежку, чья красота чудесным образом не пострадала, и на внешность Харуюки — ну просто неоткуда сделать такой вывод.
Харуюки машинально съежился, и тут медсестра протянула ему маленькую книжечку.
Синяя искусственная кожа переплета, на ней металлическая эмблема — это была ученическая книжка средней школы Умесато.
— Я нашла ее, когда искала номер телефона и другую личную информацию. Прости.
Лишь чуть-чуть улыбнувшись напряженными губами, медсестра открыла ученическую книжку на последней странице.
Слева был прозрачный кармашек, в нем школьное удостоверение с фотографией Черноснежки.
А справа было знакомое круглое лицо.
Взяв книжку трясущимися руками, Харуюки уставился на собственную фотографию, на собственное идиотское выражение лица. Ну да, точно — это скриншот поля зрения, который Черноснежка сделала в рекреации, когда впервые «призналась» ему.
Капля влаги упала на фотографию.
Харуюки и не заметил, что уже некоторое время по его щекам текут слезы.
— Семпай… Черноснежка-семпай.
Его голос задрожал. И тут же Харуюки разревелся, как ребенок.
— Уу… аа… уааааааа!!!
Прижав книжечку к груди и перегнувшись вперед, он плакал навзрыд.
Слезы лились сплошным потоком, они стекали по щекам и падали на пол. Ощущая резкую боль в груди, словно кто-то выдалбливал его внутренности, Харуюки впервые понял свои истинные чувства.
Операция шла без малого пять часов.
Когда индикатор в углу поля зрения сменился с «вечера» на «ночь», Харуюки просто послал текстовый мэйл «Мой друг попал в аварию, вернусь очень поздно или вообще не вернусь сегодня» и вновь устроился на своей скамье.
С родственниками Черноснежки, похоже, связались через школу, но, как ни странно, вместо них пришел лишь семейный адвокат — один.
Человек средних лет со здоровенным нейролинкером, сам смахивающий на машину, он с деловым видом выполнил все формальные процедуры и минут через пятнадцать ушел, не удостоив Харуюки даже взглядом.
Спустя долгое, долгое время красная надпись наконец погасла. На часах было около десяти вечера.
Молодой доктор, вышедший из операционной с усталым видом, вроде как удивился немного, увидев, что Харуюки тут один, но все же вежливым тоном объяснил состояние пациентки.
Кровотечение удалось остановить, но внутренние органы сильно повреждены; неудивительно, если она впадет в коматозное состояние.
Многочисленные синтетические белковые микромашины трудятся над регенерацией и восстановлением тканей, но в конечном итоге все будет зависеть от сил самой пациентки.
— …Если коротко — должен сказать, что ее состояние очень тяжелое. Все решат следующие двенадцать часов… пожалуйста, приготовься.
Закончив эту фразу с серьезным выражением лица, врач вместе с ассистентами удалился по коридору.
Осталась лишь медсестра — та же, что раньше.
Кинув короткий взгляд на ученическую книжечку, которую Харуюки по-прежнему крепко сжимал в руках, медсестра ласково сказала:
— Тебе тоже надо… вернуться домой и отдохнуть. Похоже, завтра придет кто-то из ее семьи.
— Завтра… будет уже поздно, — упрямо ответил Харуюки, ясно давая понять, что не сдвинется отсюда ни на шаг. — Доктор сказал, что следующие двенадцать часов будут самыми тяжелыми. Семпай старается изо всех сил, но, если сейчас рядом с ней совсем никого не будет, это будет слишком… жестоко.
— …Ясно… это верно. Ты уже связался со своей семьей?
— Да… Мама все равно вернется домой не раньше часа ночи.
— Понятно. Тогда я принесу одеяло, погоди немного.
Она быстро удалилась по коридору в служебное помещение медсестер и тут же вернулась. Протянув Харуюки тонкое одеяло, она уверенно кивнула.
— Не беспокойся. С этой девушкой все будет хорошо. Она такая красивая… и у нее такой замечательный парень. Все самое веселое еще впереди.
Да уж — «еще впереди» куда больше всего, чем она думает. Одолеть Сиан Пайла, победить легионы других королей и отправиться туда, куда стремится Черноснежка. И, конечно, я отправлюсь туда вместе с ней.
Эта мысль вспыхнула у Харуюки в голове, и он сказал:
— Спа… спасибо огромное. Эмм… когда я смогу пройти к семпаю?
— Сейчас это невозможно, поскольку комната управления микромашинами герметична. Но ты можешь увидеть ее через больничную сеть. Вообще-то это запрещено, но для тебя — особая привилегия.
Медсестра улыбнулась и поводила пальцем в воздухе. Кликнула — и перед Харуюки появилось сообщение об открытии доступа.
В первое мгновение он немного удивился, что медсестра смогла подключиться к его нейролинкеру, хотя они оба были отрезаны от Глобальной сети; но тут же понял, что они оба в локальной сети больницы.
Он кликнул на иконку, и открылось окно с видео. Картинка была тусклой и замыленной, но, вглядевшись изо всех сил, Харуюки увидел кровать какой-то странной формы.
Это было нечто вроде капсулы с прозрачной верхней половиной. Капсулу заполняла полупрозрачная жидкость, в которой плавало белое тело — Харуюки видел его от плеч и выше.
На трубки, идущие к рукам и рту, было больно смотреть; глаза оставались закрытыми, ресницы даже не вздрагивали.
— Семпай…
Прямо сейчас внутри хрупкого тела Черноснежки множество микромашин в союзе с ее собственной волей к жизни сражались с колоссальными повреждениями. Харуюки ничего не мог сделать, чтобы помочь ей в этой битве. Абсолютно ничего — разве что молиться.
— Не волнуйся. Она непременно выкарабкается, — снова повторила медсестра и, мягко похлопав Харуюки по спине, встала. — Мы постоянно следим за ее состоянием и, если что-нибудь случится, сразу же придем. Ты тоже должен немного отдохнуть.
— Да. А… эмм, большое вам спасибо.
Харуюки поблагодарил медсестру, уже двинувшуюся прочь, и опустил глаза —
Кинув взгляд на окно с видео в правой половине поля зрения, он вдруг почувствовал, что что-то там не в порядке. Его интуиция, отполированная колоссальным опытом виртуальных игр, шептала ему, что что-то он должен здесь видеть, о чем-то должен думать.
Что — что я сейчас увидел?
Тело Черноснежки на уровне плеч и выше было обнажено. Однако кое-что на ней все же было.
Она плавала в полупрозрачной жидкости, поэтому четко разглядеть Харуюки не мог, но — вон та черная штуковина сзади шеи, несомненно, была нейролинкером. И к нему был подсоединен тонкий кабель. Он шел вдоль кровати рядом с кислородной трубкой и другим концом был подключен к большому аппарату, стоящему рядом.
— П-пожалуйста, подождите.
Медсестра тут же остановилась и, склонив голову набок, вопросительно посмотрела на него.
— Что такое?
— Нет, эмм… нейролинкер Черно-… эээ, то есть семпая, он еще подключен, да?
— Да. Ведь мы следим за ее мозговой активностью.
— Значит, эээ… тот аппарат, к которому он подключен по кабелю, — не изолированный?
— Конечно, нет, он подключен к больничной сети.
…Что?!
Озадаченно глядя на Харуюки, у которого перехватило дыхание, медсестра улыбнулась, словно пытаясь успокоить его.
— Что, ты беспокоишься о безопасности? Не волнуйся, та часть больничной сети, которая относится непосредственно к лечению, снабжена потрясающе крепким брандмауэром. Ни один хакер ничего плохого этой девушке не сделает.
Медсестра помахала рукой и со словами «ну, пока» удалилась в служебное помещение. Глядя ей в спину, Харуюки мысленно ответил, будто простонал:
…В норме так бы оно и было. Но «это» — не нормальное. «Это» способно внедриться в сеть Общественных камер, обладающую мощнейшим брандмауэром в стране, и брать из нее видео в реальном времени…
«Это» — программа «Brain Burst».
Оставшись в коридоре один, Харуюки с одеялом в левой руке хлопнулся на скамью.
Нейролинкер Черноснежки полностью изолирован от Глобальной сети. Однако в целях лечения ее подсоединили к машине, подключенной к больничной сети. …Это значит…
Дрожащим голосом Харуюки пробормотал:
— Бёрст линк.
Мир мгновенно замер, звуки пропали.
Встав в своем поросячьем аватаре и молясь в душе, Харуюки кликнул на иконку в виде горящей буквы «В» на левом краю поля зрения.
Активировалась консоль «Brain Burst», открылся дуэльный список.
Сперва там была лишь надпись «Поиск», потом наверху списка появилось имя «Сильвер Кроу».
А строкой ниже — имя «Блэк Лотус».
— Нет… — простонал Харуюки.
Он-то, если отключит свой нейролинкер от больничной сети, исчезнет из дуэльного списка. Но Черноснежка, за мозговыми волнами которой постоянно следили, сделать этого была не в состоянии.
Конечно, к Глобальной сети они оба были не подсоединены, так что извне напасть никто не сможет. Но если Бёрст-линкер есть здесь, в больнице — если он включит «Brain Burst», увидит в списке Блэк Лотус и вызовет ее —
Лежащая без сознания Черноснежка, вне всяких сомнений, проиграет.
Нет, такого совпадения не будет; с чего это вдруг еще одному Бёрст-линкеру оказаться в той же больнице? В это время суток в больницу и из больницы уже никто не ходит, а если бы сейчас в здешней сети был кто-то, помимо Харуюки и Черноснежки, его имя уже было бы в дуэльном списке.
Так что тревожиться нет нужды.
Харуюки пытался успокоить себя этими словами. Однако потное ощущение, бегущее по круглым рукам его аватара, совершенно не желало уходить.
Нет… еще не все. Что-то я проглядел.
Что если… что если какой-нибудь Бёрст-линкер узнает, что Блэк Лотус, человек, за голову которого назначена самая большая награда в ускоренном мире, получил серьезные травмы и лежит в больнице, и даже узнает, в какой именно?
Харуюки усиленно пытался думать, что «такого человека просто не может быть», а потом внезапно содрогнулся и распахнул глаза.
Есть такой человек. Всего один человек, враг. Сиан Пайл.
Таинственный враг, который пошел даже на то, чтобы заразить вирусом нейролинкер Тиюри, и истинное лицо которого до сих пор оставалось неизвестным. Сейчас единственное, что можно сказать, — это что он из средней школы Умесато.
А об аварии, в которую попала Черноснежка, в школе уже знают. То, что Арая, как только его выпустили под залог, тут же сбил Черноснежку машиной, которой управлял без прав, — это же просто бомба, а не новость. Сейчас это наверняка главная тема сплетен учеников школы Умесато.
Название больницы, в которую ее положили, наверняка им еще не известно. Если бы ее фан-клуб и почитательницы из числа первоклашек узнали, где она лежит, давно бы уже набежали сюда толпой.
Но — учителя уже должны знать. А значит, и ученики узнают, это лишь вопрос времени. Если сюда с самыми добрыми намерениями явится орава учеников, то Сиан Пайл с легкостью может там затесаться, и найти его будет очень трудно.
Это было… неизбежно.
Харуюки уныло опустил плечи и сел рядом с синим застывшим собой.
Прямо сейчас Черноснежка отчаянно сражается за свою жизнь. Совершенно очевидно, что сражаться еще и в дуэли она просто не сможет.
Хорошо, что вызвать на дуэль одного и того же противника можно только раз в день. Пока Черноснежка не восстановится, она может позволить себе проиграть раз-другой и потерять немного очков…
Нет — я идиот!!! Что тогда сказала Черноснежка?!
Харуюки сжал кулаки и вскочил.
Последняя команда, которую она использовала, чтобы спасти Харуюки, «Физикл фулл бёрст».
Платой за пользование этой немыслимой способностью, ускоряющей не только мысли, но и само тело, была потеря 99% Бёрст-пойнтов.
Скорее всего, если Черноснежка, у которой Бёрст-пойнтов сейчас очень мало, хоть раз проиграет низкоуровневому Сиан Пайлу, ее очки сразу упадут в ноль.
И тут же ее «Brain Burst» принудительно деинсталлируется.
Для нее… для Черноснежки, отчаянно стремящейся к десятому уровню, это будет почти равносильно смерти.
Не могу позволить, чтобы это случилось. Ни за что не допущу, чтобы это случилось. Я не могу допустить, чтобы Сиан Пайл даже один раз сразился с Черноснежкой.
Черноснежка рисковала жизнью, чтобы меня спасти.
И на этот раз я спасу ее. Ее вторую половину.
С этого момента я буду следить за входом в больницу, ни на секундочку не засну. Я буду ускоряться всякий раз, когда здесь появится ученик из Умесато, даже если это будет стоить мне всех моих очков; и когда я найду Сиан Пайла, я его вызову на дуэль.
А потом — я его сделаю. Я измолочу этого типа, у которого тоже мало Бёрст-пойнтов, и вышвырну его из ускоренного мира навсегда.
— Я защищу тебя. Я обязательно защищу тебя, — громко заявил Харуюки, стоя в одиночестве в синем мире.
— Потому что… я… я должен тебе сказать кое-что. Когда мы снова встретимся. Поэтому на этот раз я буду сражаться.
Повернув голову в сторону Черноснежки, от которой его отделяла синяя стена, Харуюки твердым голосом произнес эти слова.
Отдав команду «Бёрст аут!» и вернувшись в реальность, Харуюки обхватил руками колени и уселся на скамью боком. Завернувшись в одеяло, он сосредоточенно уставился на больничный вход, который был слева по коридору.
В больницу вели и другие входы, но зарегистрировать свой нейролинкер, чтобы подсоединиться к больничной сети, можно было только здесь. Так что Сиан Пайл придет сюда, никуда не денется.
Было уже пол-одиннадцатого.
Шанс, что враг появится именно сейчас, когда время для посещений давно прошло, был мал, но не следовало забывать, что враг тоже загнан в угол. Если он хочет атаковать Черноснежку, пока она без сознания, он наверняка нападет сразу же, как только узнает, в какой она больнице.
Харуюки выставил в настройках нейролинкера самую высокую громкость будильника. Теперь, если он начнет засыпать, будильник заорет так, что и мертвого разбудит.
Никогда еще время не тянулось для Харуюки так медленно, как этой ночью.
Однако его вовсе не одолевала скука, тем более сонливость. Большую часть времени он смотрел на тускло освещенный больничный вход и время от времени кидал взгляд на уменьшенное окно с видео из реанимации.
Белая фигурка Черноснежки в капсуле на кровати лежала абсолютно неподвижно, но Харуюки чувствовал, что там идет жестокая битва.
Старайся. Изо всех сил старайся.
Всякий раз, кидая взгляд на окно с видео, он безмолвно молил Черноснежку. Их двоих связывали нейролинкеры, больничная сеть — и еще программа «Brain Burst». Вот почему его мольбы обязательно будут услышаны. В это Харуюки верил абсолютно твердо.
Около двух ночи обеспокоенная медсестра пришла посмотреть, как у Харуюки дела, и принесла кофе в бумажном стаканчике. От молока и сахара он отказался; черный кофе, который он пил впервые в жизни, был таким горьким, что язык защипало.
В пять утра снаружи начало светлеть. Чуть поколебавшись, Харуюки быстренько сбегал в туалет и тут же вернулся обратно; никогда он еще не проводил в туалете так мало времени.
Шесть утра. По коридору ходило все больше сотрудников больницы. Харуюки сосредоточился еще сильнее.
Семь утра. Ночная смена, закончив работу, начала расходиться по домам. Та же медсестра принесла еще один стаканчик кофе и сэндвич, после чего ушла, сказав на прощание теплые слова.
8.30 —
В регистратуре прошла пересменка, и автоматическая дверь главного входа больницы открылась.
Словно дожидаясь этого момента, вошло сразу несколько человек — в основном пожилые пациенты.
Чувствуя прилив бодрости, Харуюки раскрыл глаза на всю ширину и уставился на входящих пациентов.
Можно говорить, что он уже полгода как поступил в среднюю школу Умесато, что школа маленькая, всего по три параллели на класс, — все равно он, естественно, не помнил лица всех учеников. Поэтому всякий раз, когда он видел молодое лицо, в котором сомневался, он без колебаний ускорялся и проверял дуэльный список.
Харуюки продолжал наблюдать с полной сосредоточенностью, а цифры на часах в углу его поля зрения сменялись медленно-медленно, будто издеваясь.
35 минут. 40 минут.
Черноснежка еще не выбралась из своего тяжелого состояния. Из двенадцати часов, про которые говорил врач, прошло уже больше десяти.
Пожалуйста, приди в себя скорее. И отключи монитор мозговой активности, отчаянно молил Харуюки. Еще раз — еще раз бы побыть с ней наедине в ускоренном мире, только я и она.
И тогда я скажу. Выскажу свои чувства. Буду говорить честно, от всего сердца.
8.45.
Наконец Харуюки увидел знакомое лицо — впервые за все то время, что он напряженно наблюдал за входом.
На мгновение у него перехватило дыхание — а потом он облегченно выдохнул.
Это было не просто знакомое лицо. Это было одно из двух лиц, которые он знал лучше всех в этом мире.
Высокий, стройный парень с хорошей осанкой, во взрослой велюровой курточке и твиловых брюках. Его волосы в утреннем свете сияли прозрачно-коричнево.
Значит, он пришел…
Харуюки чуть расслабил напряженные плечи и улыбнулся.
— Эй, Таку! Я здесь!
Слишком громкий выкрик Харуюки разнесся по коридору, и Такуму — Такуму Маюдзуми — резко остановился на полушаге.
Похоже, Харуюки он еще не заметил. Он повернул голову сперва в сторону входа, потом в коридор, ведущий к палате реанимации.
Такуму встретился глазами с Харуюки, вставшим со скамьи и машущим рукой, и —
Чуть наклонил голову и несколько раз моргнул.
А потом улыбнулся своей обычной жизнерадостной улыбкой.
Быстро поднял правую руку в темно-синем рукаве куртки и постучал пальцем по синему нейролинкеру.
«Погоди, пока я не зарегистрировался в больничной сети» — так Харуюки понял его жест и улыбнулся.
Что за педантичный парень. Как всегда.
Независимо от того, зачем человек приходит в больницу — для обследования или навестить пациента, — согласно национальному законодательству он должен зарегистрировать свой нейролинкер в больничной сети, когда входит в здание, а потом показать документы в регистратуре и получить бейджик посетителя.
Однако регистрация в сети длится полминуты, и в течение этого времени не обязательно стоять на месте — можно уже идти дальше. Вообще-то сам Харуюки вчера вечером ни на секунду не остановился, пока не добрался до входа в операционную, так что его регистрация завершилась уже после того, как Черноснежка скрылась за дверью.
Но Такуму, судя по всему, не собирался нарушать правила даже в такой мелочи. Он глядел на раздосадованного Харуюки и, стоя у входа, дожидался сообщения о завершении процедуры регистрации.
Потом, как будто вдруг заметив что-то, Такуму повернулся вбок.
Устремив взгляд в сторону автоматической двери, он поднес ко рту левую руку, словно громко зовя кого-то.
Харуюки подумал что, может, Тиюри тоже пришла, и попытался разобрать, что происходит по ту сторону входной двери.
За мгновение до того, как его взгляд ушел с фигуры Такуму, его охватило едва заметное беспокойство.
Такуму, такой весь из себя примерный (в отличие от Харуюки), кричит в помещении больницы?
Он руку не в качестве рупора использует, а как будто… да, рот. И слова, которые он произносит.
Выглядело так, будто он пытается эти слова скрыть.
Беспокойство усилилось, вызвав дрожь. Ледяная игла вонзилась Харуюки в спинной мозг.
Он стоял прямо, выпучив глаза, и несколько мыслей одновременно проносились у него в голове.
Я… почему я вообще решил, что этот тип, Сиан Пайл, учится в школе Умесато?
Разумеется, потому что он поместил вирус в нейролинкер Тиюри. Используя Тиюри как ступеньку, он атакует Черноснежку, как призрак, откуда-то из школьной сети.
Но. Что если он поместил этот бэкдор, чтобы добираться до нейролинкера из Глобальной сети? В таком случае под подозрением окажутся не только ученики средней школы Умесато, но вообще вся страна.
Однако при этом появляется новый фильтр, позволяющий сузить круг подозреваемых.
Почему Тиюри? Разумеется, потому что она была для него легкой мишенью.
Кто-то вне школы, кто очень близок к Тиюри. Настолько близок, что может входить с ней в Прямое соединение. Есть лишь один человек, который подходит. И этот человек прямо сейчас стоит в двадцати метрах от меня —
Когда мысли Харуюки дошли до этого места, его губы двинулись автоматически.
— Бёрст линк!!!
…Этот человек — старый друг Тиюри и ее парень. Такуму.
Бамм!!!
Мир холодно замер.
Стоящий впереди с рукой возле рта Такуму тоже застыл и стал весь синий.
Но на самом-то деле он не застыл. Там, за ладонью, Такуму произносил ту же команду. Его сознание тоже ускорилось в том застывшем уголке пространства.
Ты? Это был ты? Нет. Не может быть. Почему. Почему?
Такие беспорядочные мысли метались в голове Харуюки, но это не помешало правой руке его аватара с быстротой молнии метнуться наверх его виртуального рабочего стола.
Прямо сейчас Такуму делает то же самое. Активирует консоль «Brain Burst», ждет, пока обновится дуэльный список. А потом, словно трогая упавший плод, он прикоснется к имени «Блэк Лотус» и вызовет Черноснежку на дуэль.
Харуюки должен вызвать Сиан Пайла до того, как это произойдет.
Стиснув зубы, Харуюки во все глаза смотрел на индикатор поиска поверх дуэльного списка.
С тихим бипом на самом верху появилось его собственное имя. «Сильвер Кроу».
Затем — имя любимой, которую он обязан защищать. «Блэк Лотус».
И наконец — впервые за все время перед глазами Харуюки цепочкой красных букв появилось имя врага, которого он во что бы то ни стало должен победить. «Сиан Пайл».
Успееееееть!!!
Всем телом и душой посылая этот вопль, Харуюки на сверхзвуковой скорости кликнул по имени, а потом по команде «Дуэль» в появившемся окне.
