Харуюки изо всех сил всматривался в стальной глаз с восемью нарезами по часовой стрелке.
Суббота, 16.00.
Был самый разгар территориального сражения, в котором Черный легион «Нега Небьюлас» защищал свою территорию, третий квартал Сугинами.
Атаковала сбалансированная троица из красного, синего и фиолетового аватаров. Эта компания в последнее время нападала часто. Стало быть, именно из-за них у Харуюки набралась столь неприличная куча поражений.
Слабее всего он был против темно-красного снайпера в маскхалате и со здоровенной снайперской винтовкой большого калибра. Он лежал на крыше здания вдали от места схватки и с пугающей точностью посылал невероятно мощные пули.
Из трех бойцов «Нега Небьюлас» двое, Черноснежка и Такуму, специализировались на ближнем бое, поэтому, естественно, снайпер противника был оставлен на Харуюки с его невероятной подвижностью. Однако Харуюки тоже не обладал способностями по части дальнобойных атак, поэтому ему приходилось, определив позицию снайпера, лететь к нему в гости лично.
Увы, до сих пор в территориальных сражениях ему не удавалось приблизиться — он не мог уклониться от выстрелов противника и множество раз позорно падал. В результате Черноснежке приходилось спасать положение благодаря своим суперским боевым способностям, так что все выходные Харуюки купался в презрении к самому себе.
И сейчас он летел на полной скорости, а с крыши в километре впереди за ним внимательно следило черное дуло.
Лететь вперед по прямой — это все равно что говорить «пожалуйста, подстрели меня», поэтому Харуюки, чтобы сбить противнику прицел, все время бессистемно менял курс и периодически прятался за укрытиями на земле. Однако снайпер, видимо, обладал какой-то способностью, позволяющей ему выслеживать Харуюки безошибочно, несмотря на все уловки.
Когда он выстрелит. Сейчас? Через секунду?
Пролетая над домами на полной скорости, он то тут, то там видел зрителей. Сразу после своего дебюта Харуюки был очень активен — как-никак единственный аватар, способный к полету, — но способы противодействовать ему быстро были найдены, и сейчас он в основном демонстрировал умение позорно падать. Если это зрителей разочаровывало — пожалуй, так даже лучше. Последнее время, пролетая мимо них, Харуюки думал, а не смеются ли они над ним, и от этих мыслей у него в голове все раскалялось.
А на поле боя внизу, пока Такуму и Черноснежка сражаются со своими противниками-рукопашниками, поглядывают ли они на него? Сможет ли он сегодня разобраться со снайпером, или же им двоим опять придется за него отрабатывать?
Когда же ты выстрелишь? Стреляй уже. Сними с меня этот груз.
Харуюки вошел в «режим неудачника», как вдруг —
Его глаза сами собой распахнулись.
Это просто копия прошлой недели. Неужели он ничему не научился?
Конечно, за ночь он не стал сильнее. Столь незначительная тренировка не могла внезапно подарить ему способность уворачиваться от пуль.
Но он может изменить подход.
Я сражаюсь не ради того, чтобы клево выглядеть перед зрителями. Не ради уважения Такуму, не ради похвалы Черноснежки.
Ради него самого. Слабый, никчемный, толстый, ненавидящий самого себя — он хотел сражаться так, чтобы сегодня нравиться себе чуточку больше, чем вчера.
А значит —
— Не сбегать!!! — тихо отругал он сам себя и вновь напряг зрение.
Не смотри на дуло. Враг — вовсе не эта крупнокалиберная снайперка.
А тот, кто сейчас там лежит, аватар с пальцем на спусковом крючке. Этим аватаром управляет Бёрст-линкер. Его мозг должен послать сигнал, намерение выстрелить — почувствуй его!
Харуюки устремил всю свою силу воли на то, чтобы отвести взгляд от дула, и уставился взамен прямо в правый глаз снайпера, глядящий сквозь прицел.
А потом он ощутил, что противник едва-едва шевельнулся.
В следующее мгновение вдали сверкнула оранжевая вспышка, и пасть винтовки выплюнула сверкающую пулю.
Даже не прочтя еще траекторию пули, Харуюки изменил угол наклона правого крыла, и его тело сдвинулось в сторону. Громко взвизгнув, пуля скользнула по груди с правой стороны и улетела куда-то назад.
Полторы секунды спустя, прежде чем противник успел передернуть затвор, в его челюсть вмазался кулак Харуюки.
— Эй, ты сумел уклониться!
Как только Харуюки вернулся в реальный мир, его хлопнули по спине, так что он аж подпрыгнул на стуле.
Обернувшись, он увидел улыбающееся лицо Черноснежки, разлогинившейся чуть раньше.
Они сидели за своим привычным столиком в глубине рекреации, расположенной по соседству со столовой средней школы Умесато. В субботу, да еще во второй половине дня, других учеников здесь не было (включая Такуму — он нырял, находясь на крыше).
— А, ага… это, ну, повезло, наверно… — промямлил Харуюки и втянул голову в плечи. На лице Черноснежки было написано: «Ну вот, опять».
— Никакого «повезло». Ты идеально выбрал момент. Ты заранее увидел какой-то знак?
Черноснежка, прислонившись к краю стола, смотрела на него сверху вниз. Харуюки принялся неуклюже объяснять:
— Нуу, это… знак… можно и так назвать… как-то я посмотрел на прицел этого типа, а не на дуло, и у меня возникло такое ощущение, будто он дернулся… и я на рефлексе уклонился, как-то так…
Пробормотав эти слова, он увидел, как Черноснежка резко приподняла бровь.
— Хооо? Мм… ясно, ясно… вот, значит, как.
— Чт, что тебе стало ясно?..
— Насчет того снайпера. Мне давно уже казалось, что у него слишком уж хорошая меткость… Возможно, у него есть навык, что-то вроде «чувства взгляда».
Харуюки моргнул и переспросил:
— Чу… чувство взгляда?..
— Угу. Что-то вроде «как только противник смотрит на его дуло, он целится автоматически».
— Эээ?! Так это… это что, я до сих пор всегда смотрел на его дуло, и он меня сбивал… это значит?..
— Это самое и значит.
— Не… не может быть…
У Харуюки отвалилась челюсть, и он съежился на стуле. Черноснежка захихикала.
— Ладно, не унывай. Даже несмотря на этот трюк, ты сумел так лихо увернуться — это твои усилия окупились. Всего за месяц твоя скорость реакции выросла настолько сильно, что я со стороны это вижу. Ты ведь тренировался втихаря, да?
— А… так ты знала?..
Харуюки съежился еще сильнее. Черноснежка скрестила ноги в черных чулках, и ее аккуратное, умное лицо осветила улыбка.
— Конечно. Я же твой Родитель. Как именно ты тренировался?
— Ну… ну, в общем…
Харуюки рассказал про свою тренировочную комнату.
Затем.
Бах!
Харуюки, получив удар по голове, взвизгнул:
— Игиии?!
— Ду… ду… дурак, что ли?! С такого расстояния пытаться увернуться от пистолета без стрелка?! Да еще с уровнем боли на максимуме?! — выпалила Черноснежка с пламенеющим лицом. Ее правый кулак дрожал, но —
Увидев слезы, выступившие у Харуюки на глазах, она протяжно выдохнула, потом внезапно обняла его голову обеими руками.
— Уа, уаа?! Се, семпай, чт, что…
Он чуть в обморок не упал от мягкости, ощущающейся через школьную форму; и тут над его головой раздался изменившийся, спокойный голос.
— …Я ведь говорила уже, верно? Что бы ни случилось, наши отношения никак не пострадают. Верь в это. Я приказываю тебе.
— …А, ага.
Из тела Харуюки ушло напряжение, он кивнул. Тогда Черноснежка выпустила его голову и улыбнулась.
— Теперь я могу тебе рассказать. Я согласилась помочь Красному королю, чтобы показать тебе, что не все измеряется победами и поражениями. Поэтому — не веди себя слишком уж неразумно. Становись сильнее потихоньку… это и мне доставит радость. Ладно, пора идти по домам.
Харуюки поднял глаза на Черноснежку — та встала и взяла со стола свою школьную сумку — и энергично кивнул.
Потом, не в силах издать ни звука, произнес одними губами:
— И я… и я, что бы ни случилось… никогда больше не причиню тебе боль.
— Мм? Ты что-то сказал?
Черноснежка обернулась, колыхнув длинными волосами. Харуюки поспешно замотал головой.
— Не… не, ничего!
Потом встал со стула и побежал следом за своим Родителем, королем, старшеклассницей и любимой девушкой.
Открыв дверь своей квартиры, Харуюки втянул воздух, в котором еще остался сладковатый запах.
Полутемный коридор, встретивший его лишь молчанием, был давно привычен, но все равно Харуюки почувствовал себя чуть-чуть одиноко. Два короля провели у него всего две ночи, но он этого долго еще не забудет.
— …Я дома, — пробубнил Харуюки и снял туфли, потом открыл дверь пустой гостиной.
Его мать должна была вернуться из своей загранкомандировки сегодня утром; но, похоже, она лишь забежала домой, оставила чемодан и отправилась на работу. Потрясающая бодрость.
Харуюки снял пиджак и галстук школьной формы и повесил на спинку стула; лишь после этого он заметил мигающую иконку в поле зрения. Мать оставила ему сообщение на домашнем сервере — как в тот раз.
Доставая из холодильника бутылку улуна, Харуюки голосовой командой запустил воспроизведение. Он услышал легкий шум, потом раздался голос матери.
«Харуюки, я сегодня вернусь поздно или вообще не вернусь. Пожалуйста, достань из чемодана одежду, ее надо стирать. А, и еще: прости, нас снова попросили приглядеть за ребенком. Это ребенок моего коллеги. Он должен к нам прийти раньше тебя. Пожалуйста».
Что это было?
Чуть наклонив стакан с улуном, Харуюки застыл.
Не может быть. Невозможно. Как ни крути.
Отпив глоток, Харуюки поставил стакан. Огляделся, затаив дыхание.
В гостиной и в кухне было абсолютно пусто. Ни лучика света, ни движения воздуха. Накануне вечером Харуюки устроил безумный аврал, и от позавчерашней катастрофы с турниром на древних играх не осталось и следа.
Не дыша, Харуюки вновь огляделся. И тогда —
Где-то раздался тихий, но отчетливый смешок.
— …Шутка, правда ведь… — простонал он и, вылетев из гостиной со скоростью света, пронесся по коридору и распахнул дверь своей комнаты.
Втянув воздух в грудь, он завизжал.
— Гяааааа!!!
Прямо у него на кровати.
На горе вытащенных из его нычки бумажных комиксов прошлого века, скрестив ноги и листая одну из книжек, возлежала девчонка в красной одежде.
— Ни… Ни, Нини…
Кинув взгляд на дрожащего Харуюки, девчонка подняла голову, так что хвостики по бокам закачались, и с улыбкой произнесла:
— С возвращением, братик.
— К-кто!!!
С этим воплем Харуюки плюхнулся на пол прямо там, где стоял. Он мог лишь хлопать челюстью, молча глядя на девчонку — «Неподвижную крепость», «Кровавый ураган», Скарлет Рейн… Юнико Кодзуки. Наконец ему удалось произнести одну-единственную фразу:
— …Нико. Как ты сюда попала?
— Не заставляй меня объяснять одно и тоже по второму разу. Всего один фальшивый мэйл.
Внезапно вернувшись к своему нормальному тону, Нико села на кровати. Помахала книжкой комиксов — отнюдь не образовательных, а из тех, что с горами трупов, — и хихикнула.
— Тут у тебя тоже интересное хобби.
— Н… ну, спасибо… Стоп!!! — тяжело дыша, Харуюки бессильно замотал головой. — …Послушай, это не слишком ли глупо? Уже на следующий день снова тот же прием, зачем…
— Ну как зачем. Хотела зайти сказать спасибо.
Уголки губ Нико загнулись вверх. Харуюки поспешно кивнул.
— Т-так что это просто дань вежливости. Спасибо.
Если она опять разозлится и вызовет Харуюки на дуэль, на этот раз она его точно изжарит. Нервно улыбнувшись, Харуюки быстро ответил:
— Всегда пожалуйста. …Все, с делами покончено? Тогда дверь вон там…
— О, надо же, какие мы, хех. Хмм. Я собиралась рассказать, что было потом, но — проехали.
— О, расскажи, расскажи!
Нико кинула испепеляющий взгляд на усевшегося в сэйдза Харуюки, но затем, к счастью, сама села по-турецки (стройные ноги торчали из обрезанных джинсов) и сказала:
— …Насчет Кром Дизастера.
Харуюки сглотнул и переключился на другую мыслительную передачу. Эту информацию он должен будет передать Черноснежке.
— …Вчера ночью я сообщила о казни Дизастера остальным пяти королям, включая Рэдио. Пока что инцидент исчерпан. Хотя лично мне безумно хотелось устроить скандал по поводу того, что Желтый скрыл «Доспех». Но, к сожалению, у нас нет доказательств…
— …Ясно… — медленно кивнул Харуюки. Потом опасливо спросил: — А что… с Черри Руком?..
— …
Какое-то время Нико молча смотрела на вечернее небо за окном в южной стене.
Потом карие с красноватым отливом глаза прищурились, и, наморщив брови, Нико тихо ответила:
— Он через месяц уезжает.
— Э?..
— Его вдруг предложил забрать дальний родственник. Наша школа финансируется из налогов, поэтому такие предложения они не могут отклонять. Он переезжает… в Фукуоку.
— …Понятно. Далеко.
— Ага. Он потому и спешил так. После переезда у нас с ним должна была остаться связь только через «Брэйн Бёрст». Но вне Токио почти нет Бёрст-линкеров. Без дуэлей он не смог бы набирать уровни… и вот из-за этой спешки он позволил «Доспеху» себя проглотить…
Нико сделала жест, будто пьет что-то, и слабо улыбнулась.
— Но сегодня — возможно, потому что он потерял «Брэйн Бёрст», — он стал таким, каким был… у него было такое же лицо, как в первый раз, когда он со мной заговорил. В последние дни он не ходил на уроки и ни с кем не разговаривал, а сегодня мы поговорили нормально. И тогда… я подумала. Пусть он больше не Бёрст-линкер… и уедет в Фукуоку. Есть же другие VR-миры, кроме Ускоренного, правда?
Харуюки, глядя на нее, энергично кивнул.
— А… ага, ну конечно.
— Вот поэтому, хотя я никогда раньше об этом не думала… надо поиграть в какую-нибудь еще VR-игру. Вместе с ним — во что-нибудь, во что можно играть долго. Если знаешь что-нибудь подходящее, посоветуй.
— …Ясно. Ясно…
Вновь Харуюки закивал, потом ответил:
— Ну, из того, что у меня есть, можешь брать что хочешь. …Правда, жанр слегка на любителя.
— Ха-ха-ха.
Посмеявшись, Нико вдруг отвернулась и принялась копаться в рюкзачке рядом с собой.
Достала она коричневый бумажный пакет. Несильно кинула его; Харуюки поспешно протянул руки и поймал.
— Ч, что это?
— Ну… в общем, это… в знак благодарности. Ты тогда лопал за обе щеки — «вкусно, вкусно».
Склонив голову набок, Харуюки раскрыл пакет, и оттуда сразу поднялся сладкий маслянистый аромат. Из белой пергаментной бумаги выглядывали золотистые кругляшки.
Слегка прибалдев, Харуюки достал одно еще чуть теплое печенье и с опаской спросил Нико:
— Эээ… это, ну, правда можно?..
— Блин. Если не хочешь, отдавай обратно!
Под сердитым взглядом Нико Харуюки поспешно замотал головой.
— Хочу, я хочу! Сп-пасибо. Я просто малость удивился…
Он опустил голову и впился зубами в печенье.
Сладкий, насыщенный, чуть солоноватый вкус.
Вкус реальности, подумал он. Этот вкус символизирует кое-что в реальности.
Это кое-что — «вот теперь мы с Нико точно стали друзьями». Да, именно так.
— …Угуу.
Странный звук вырвался из горла Харуюки.
Съежившись, насколько это вообще возможно с его толстым телом, пряча лицо, Харуюки еще откусил от печенья. С кровати вдруг раздался вопль:
— Эй… эй, эй, ты чего ревешь! Ду, дурак, что ли! Сдохни уже!!!
Нико бухнулась на кровать лицом вниз. Слушая ее крики «дурак! дурак!», Харуюки продолжал есть чуть посолоневшее печенье.
Улун — сорт чая, занимающий промежуточное положение между зеленым и черным.
