Через пару дней после визита Юто меня наконец выпустили из больничных застенок.
— Спасибо за всё.
— Скорее мне следует вздохнуть с облегчением, что ты благополучно выписался из больницы.
Это был будний день, поэтому встречать меня никто не пришёл. Провожали меня доктор Маэно с медсестрой.
Май считала, что «будет стыдно, если нии-сама потеряется и станет плакать», и хотела прийти, но не думаю, что пропускать школу только ради того, чтобы меня забрать, было бы хорошей идеей. Поэтому я стойко терпел все её колкости типа «Я беспокоюсь, что нии-сама снова проспит и доставит проблем медперсоналу», «Ты хочешь притвориться, будто что-то забыл, чтобы поглазеть на медсестру?», «Нии-сама — похотливый извращенец и фетишист, я со стыда готова сгореть, что у меня такой распутный брат» и всё в таком роде.
Я терпел и терпел… но надолго меня не хватило. Да и вообще, это попросту невозможно! Мне издавна не удавалось устоять под натиском её презрительного взгляда. К тому же её насмешки становились всё язвительнее, и я почти не слышал, что она под конец говорила. Я что-то говорил ей в ответ, но при этом полностью замкнулся в себе. Хнык-хнык.
Просто чудо, что я, по крайней мере, смог заставить её ходить в школу, пока лежал в больнице. Собственно, поэтому я перенёс выписку с полудня, как и положено, на более раннее время. Если напишу сообщение Май, когда уже доберусь домой, школу она не пропустит. Потом, конечно, будет дуться, но если задобрить её яблочным желе, она сменит гнев на милость.
— Будет непросто, но вы берегите себя.
— Спасибо за беспокойство.
На мне была повседневная одежда, которую принесла Май, а на плече была перекинута сумка с моими пожитками. Глубоко поклонившись, я повернулся и пошёл.
Погода была отличной, а безоблачное синее небо — таким же великолепным, как и моя решимость. Я раздумывал о многих вещах, и многое казалось мне удручающим, но все эти опасения я мог с лёгкостью отбросить, так как они не имели никакого значения: помимо моих забот было кое-что куда более важное — что-то, что я должен был защитить.
— Ну что ж, для начала вернёмся к обычной жизни.
В моём восприятии этого мира образовалась брешь размером более года. Что-то изменилось, что-то — нет, как и моё понимание этих вещей. Я должен исправить это как можно скорее и вернуться к тем прежним будням. Быть рядом с Май и защищать её. Чтобы не потерять то, что мне дорого, чтобы не упустить. Я не могу отвлекаться на что-то другое, не хочу снова совершить ошибку, снова быть неспособным защитить...
Снова?..
«Скажи, где же мы с тобой ошиблись…»
«Я сделаю для тебя всё. Всё, что пожелаешь, если это будет в моих силах. Даже отдам тебе половину мира. Только прошу,останься со мной».
От света сияющего, до боли яркого солнца у меня закружилась голова. Перед глазами появился кто-то со скрытым лицом и тёмно-красными развевающимися волосами. Но когда я протянул к видению руку, оно растворилось в потоке слепящего света, вызвавшего у меня сильную головную боль.
— …Мне и это пришлось испытать.
Он боролся. Тот неизвестный мне «я» отчаянно сражался внутри меня… Я это чувствовал. Чувствовал, как он пытается выбраться наружу.
Ради Юто, ради Май и ради самого себя я должен всё вспомнить, как бы мне это не нравилось. Нет, мне не просто это не нравилось, я боялся. Кричащий внутри меня голос был наполнен такой мукой, такой яростью, что я невольно спрашивал себя: я ли это?
Разумом я понимал, что должен вспомнить. Прошлый «я» требовал от меня вспомнить. Но в глубине души мне было страшно. Это правда я? Какие жуткие вещи произошли со мной, что я так изменился? Я не мог отделаться от этого тревожного чувства.
— Но этот какой-то другой, что ли…
Он отличался от прежнего голоса, от которого исходила одна злоба и ненависть. Он был каким-то добрым, наполненным любовью и грустью, но в конце в нём осталось лишь сожаление.
— Блин, какого чёрта я делаю?
Смущённый нахлынувшей на меня сентиментальностью, я попытался это скрыть, поспешно расчесав голову. Скорее, если я испытывал печаль при виде этой девушки, означало ли это, что в позабытое мною время я был влюблён и моё сердце было разбито?
— ...Ну хватит, хватит, перестань! А-а, чёрт, хуже не придумаешь. — Шагая по асфальту, я на секунду остановился и потряс головой.
— О-о, и как же это понимать?
— ...А, а вы… Эм, э-э...
— Э? Что это за реакция? Ты что, забыл меня? Это я, я! Каваками Кумико! Репортёр из «Геккан Утопия»!
Ко мне подошла зрелая с виду женщина в строгом кардигане и аккуратно уложенными чёрными волосами. Однако между её внешностью и тем, как она панически рылась в сумке, пытаясь вытащить журнал, был такой огромный разрыв, что я не решался что-либо сказать. Мне уже приходилось слышать о мамы, что женщины способны совершенно преобразиться с правильно наложенным макияжем и надлежащей причёской, но это было нечто.
— А... а-а, да, точно-точно. Каваками-сан, да, я вспомнил, вспомнил.
— ...Тебе следует научиться врать получше. Когда враньё настолько очевидно, это не просто бесит, прибить хочется.
— Да нет, я правда вспомнил. Просто тогда была ночь, и я был немного не в себе. Да и вы, Каваками-сан, выглядите совершенно по-другому. Настолько, что я, честно признаться, принял вас за другого человека.
— Ещё бы! Если бы с последнего дня слежки моя внешность не отличалась от моей полной боевой формы, мне, как женщине, хотелось бы расплакаться.
Наверное, ей были приятны мои слова, что она выглядит иначе: её лицо смягчилось, и она — скажем прямо, не слишком молодая женщина — с гордостью выпятила грудь. Пожалуй, лучше не говорить ей, что одного макияжа недостаточно, надо и с поведением что-то делать, угу.
— Ах, нет-нет, я пришла сюда не за этим.
— А-а, знаете, сегодня я хочу пойти домой и расслабиться...
— О-о?..
— ...Но на это лучше не рассчитывать, да? — Под давлением её резкого взгляда и недвусмысленной манеры голоса, мне пришлось в ответ натянуто улыбнуться.
— Судя по времени, ты ещё не обедал. Давай поговорим в каком-нибудь семейной ресторанчике поблизости. Но сначала — вот.
— Маска?
Мне вручили белую одноразовую маску.
— Да. А ещё это и вот это. Почему ты так беспечно разгуливаешь по улицам?
— А? Простите?
— Ну же, надевай скорее! Ты совершенно не умеешь чувствовать опасность!
Кроме маски мне передали солнцезащитные очки и вязаную шапку, и я был вынужден облачиться в эту определённо подозрительную для окружающих маскировку.
— Разве ты не слышал о «Перемещенцах»? Эти одержимые преступники — полные безумцы. Если они о тебе узнают, то наверняка устроят самоубийственное нападение.
— ...Я буду осторожен.
Похоже, я и впрямь не осознавал всей опасности.
— Два напитка и две котлеты с рисом.
— Два напитка и две котлеты с рисом. Принято.
В семейном ресторане, куда мы зашли, было довольно много посетителей, несмотря на то, что для обеденного перерыва было ещё рановато.
— Боже, тебе нужно быть осторожнее! В последнее время в этой стране стало небезопасно. Ты хоть понимаешь, кто ты для них?
— ...Да, с этого момента буду более осмотрительным.
Она была совершенно права, поэтому я не стал возражать и удручённо опустил голову.
— Ну, думаю, сильно переживать на этот счёт не стоит. Кажется, к тебе уже приставили охрану.
Каваками взглядом указала на ничем не выделяющегося высокого мужчину, усевшегося за столиком возле выхода.
— А, эм, так значит, он здесь, чтобы меня защищать?
Я думал, мне просто показалось, но распрощавшись с доктором и медсестрой на выходе из больницы, у меня появилось чувство, будто за мной кто-то следит. Однако же я не чувствовал в нём никакой враждебности, и этот человек наблюдал не сколько за мной, сколько за тем, кто ко мне приближается. Более того, мужчина был единственным, кого я мог видеть, но ощущал, что за пределами моего поля зрения за мной следят и другие.
«...Нет, погоди, погоди-ка. Не чересчур ли ты увлёкся, приятель? Что значит "не чувствую никакой враждебности и ощущаю слежку за пределами моего поля зрения"? Это что ещё за хрень, рецидив синдрома восьмиклассника, что ли? Стоп, стоп, стоп, лучше оставь своё тёмное прошлое в покое».
Я потряс головой в попытке избавиться от этого казавшегося естественным необоснованного чувства, которое я испытывал в последние дни. Так или иначе, у входа действительно занял место какой-то мужчина.
— Тебе правда ничего не сказали? Пока я тебя дожидалась, меня забрал в полицейский участок вон тот мужик, сидящий с безучастным видом. А затем меня вынудили письменно подтвердить, что я не буду писать про тебя статью.
— …Не надо на меня так смотреть.
Я отвёл глаза от её немигающего взгляда.
— Мне запретили писать даже простое интервью без упоминания твоего имени. Похоже, они скрывают любую информацию о том, что кто-то вернулся. Да и не очень хочется об этом писать, после того как мне заявили: «А что вы будете делать, если из-за вашей ненужной статейки кто-то умрёт?»
Каваками вздохнула.
— ...Тогда зачем я вам нужен? — спросил я её.
— Чистое любопытство. Даже если статью написать не светит, ты не думаешь, что после стольких усилий мне не хочется, по крайней мере, послушать твою историю?
— Что ж, ясно… — ответил я, размышляя, что делать.
— Ну так что? Ты расскажешь историю, заслуживающую тридцати тысяч иен?
— А, аха-ха-ха...
На лице Каваками растянулась предвкушающая улыбка, и мне в ответ оставалось лишь натужно засмеяться.
Итак, что же мне ей рассказать, если я сам нихрена не помню?
***
— Ха-а… Как я устал…
Окунувшись в ванну, я почувствовал, как в её горячих водяных объятиях исчезает накопившаяся за день усталость.
«А-амнезия?.. Эм, то есть ты хочешь сказать, вся моя работа была насмарку?»
«Хуже, вы привлекли внимание полиции, так что скорее добавили себе проблем».
«Ку-ух!… А я ради этого от такого хорошего гокона отказалась… Ради этого!..»
Закончив болтать с Каваками, я направился домой, как изначально и планировал, и придя туда, отправил Май сообщение. У меня не хватило духу ей позвонить, поэтому я отправил простое письмо, что я уже дома, и сразу после этого мне позвонили. Пока я раздумывал, отвечать на звонок или нет, пришёл ответ: «Трусливый нии-сама, встань на колени у входа и жди. Когда вернусь, у нас с тобой будет очень, очень серьёзный разговор
Май глядела на меня всезамораживающим ледяным взглядом и продолжала изводить всякими обидными фразочками типа «Глупый нии-сама думает только своей нижней половиной», «Никчёмный нии-сама должен сначала научиться, как обращаться с дамами, прежде чем соглашаться на такие встречи», «Может, твоей очаровательной сестрёнке стоит препода… наставить тебя на путь истинный, пока неудачник-нии-сама не превратился в ничтожество, набрасывающееся на женщин?» и тому подобным. Если бы я не ждал её, стоя на коленях и держа в руках заранее заготовленное яблочное желе, головомойка продолжалась бы до утра.
— Завтра в школу. Подумать только, я стал одноклассником Май, а Юто теперь на класс выше, — пробормотал я и вылез из ванны, пока голова не пошла кругом. Одевшись в пижаму, я вернулся в гостиную, где на диване сидела Май и смотрела телевизор.
— Нии-сама, как водичка? Ах, ну вот, полюбуйся: волосы не вытер как следует, простудишься же.
— Эй, ну хватит. Я не ребёнок. Лучше тоже иди искупайся.
— Ты прав, пойду приму ванну… А вода, ты её точно ничем не загрязнил? Мерзкий нии-сама.
— Эм, ну серьёзно, может, простишь меня уже? Если милая сестрёнка продолжит дразнить братика, ему не поправиться.
— Хмпф. Нии-сама сам виноват, так ему и надо, — цундеристо по-детски ответила Май, с равнодушным видом отвернувшись.
А-ах, до чего же она милая, моя сестрёнка! Мимимишность, бьющая прямо в сердце.
Проводив её взглядом, я отправился на кухню за баночкой прохладного сока в холодильнике. Вернувшись в гостиную, от нечего делать включил телевизор. Там показывали ток-шоу о происшествиях, которые были у всех на слуху, — с кучей знаменитостей, экспертов и комментаторами, просматривающими видеозаписи и занимающихся их обсуждением.
«...Снова о "Перемещенцах" говорят...»
«...И это означает, что подозреваемый, возможно, не совершал самоубийства?»
«Да, перерезать себе горло ножом — крайне спорный способ самоубийства. Самые распространённые из них — повешение, затем прыжок с высоты и отравление угарным газом. Нет смысла убивать себя таким мучительным способом».
«Согласен, но разве подозреваемый не употреблял наркотики? Может, он просто сошёл с ума?»
«Тогда, может быть, это была последняя отчаянная попытка сопротивления со стороны жертвы? Ах, бедная девочка…»
«В любом случае, то, что произошло — просто чудовищно. Пусть душа убитой Сайто Сатоми покоится с миром».
Я выключил телевизор.
— ...Пойду спать.
Осушив содержимое банки в один присест, я покинул гостиную и громко произнёс: «Я пошёл спать». «Ла-адно», — ответила Май, и я направился в свою комнату на втором этаже.
Комната, пустовавшая без хозяина в течение года с лишним, осталась в точно таком же виде, какой я её запомнил. Как и растения, что выращивала мама, как и папин мотоцикл — было видно, что Май тщательно за всем следила.
Выключив свет, я нырнул под одеяло, закрыл глаза и успокоился. Затем попытался поискать фрагменты моей потерянной памяти. В последние дни это стало для меня привычкой: перед тем как уснуть, я пробовал таким образом восстановить воспоминания. Глубоко-глубоко, словно погружаясь в самого себя, я опускался всё глубже, чтобы достичь самого дна.
Там определённо было что-то, о чём я ни в коем случае не должен был забывать. Что-то очень важное. Но как бы глубоко я ни погружался, не мог достичь дна, и в конце концов сонливость брала своё.
Сегодня я тоже ничего не добился, и моё затуманенное сознание стало проваливаться в сон.
— ...Май?..
Я задремал и был уже готов полностью отключиться, но внезапно очнулся, почувствовав, как кто-то сзади легонько ухватил меня за пижаму. Я ощутил запах чуть более дорогого шампуня, которым не пользовался. Лёжа на боку, я попытался было повернуть голову, но решил этого не делать. Ничего не говоря пробравшейся ко мне в постель Май, я снова закрыл глаза.
