— Значит, подтверждено.
После того, как провалился его мелкий план по захвату дирижаблей бесплатно, Исаак пообещал разъяренному Мазелану пять процентов акций индустрии в качестве «дара дружбы».
Только тогда Мазелан удовлетворенно улыбнулся, прежде чем отключиться. Сидящий с зажатой в зубах сигаретой Исаак уставился на черный монитор и что-то с горечью пробормотал себе под нос.
Мазелан, казалось, не обратил внимания на тот факт, что, рассматривая революционный потенциал дирижабля, Централ одобрил его слишком быстро — возможно, даже поспешно. Скорее всего, какая-то информация от него скрывалась преднамеренно, учитывая его роль де-факто корреспондента и посредника между Исааком и организацией.
Мог ли Исаак действительно без колебаний проявить себя в самый критический момент, не предупредив прежде Централ о том, что собирается сделать? Он не был уверен в своем нынешнем положении. Слишком многое осталось неизвестным.
Он не мог стать первым, кто появился из ниоткуда в этой сложной игре за власть между Империей, Королевой, нелюдьми и поддерживающими баланс Пендлтонами. Хотя захватчики и были незваными гостями, но они также являлись полезными шахматными фигурами. Именно поэтому Исааку вообще дали хоть какой-то шанс вступить в игру.
«Когда игрок и шахматная фигура становятся одним и тем же — это часть очарования игры»
Исаак, наконец, составил грубый набросок поля битвы фракций.
Департаменты Надзора и Анализа были условно нейтральными. Империя и Королева враждебно относились друг к другу. Исаак не знал, по какой именно причине они сражались друг с другом, но победа или поражение будут решаться путем завладения или уничтожения шахматной фигуры, которой являлся Исаак.
— Так что это я, стал королем? Какое повышение, хах.
Хмыкнув, Исаак покинул комнату с коммуникатором. Но уже очень скоро впал в легкий шок, когда вместе с бокалом фруктового вина Риззли принес ему и новость.
— Они вернули аннексированную территорию?
Под руководством маркиза Деборы их тактика блицкрига обеспечила молниеносную победу. Они устранили высшее руководство врага и заставили их просить мира, получив суперприз с минимальными потерями.
Если бы они объединили свои территориальные военные трофеи, их земли стали бы достаточно большими, чтобы претендовать на титул герцога, как могли бы это сделать маркиз Лихтен и граф Вольфганг. Но представить себе, что они охотно разделят эти территории — хоть ради денег, хоть во славу стабильности — было практически нереально. Этот акт был просто невозможен для дворян, одержимых титулами и властью.
— Вы ведь знаете, что они передвигаются по тонкому льду. Ходят слухи, что они предпочли упрочить свое положение, а не из жадности выдвигать опасные требования.
— Ой, не смеши меня, — фыркнул Исаак.
Что он там сказал? Их нынешнее положение опасно? В этом мире все еще существовало множество людей и фракций, желающих вложить в них деньги. Даже сам Исаак рассматривал маркизат Дюберон как потенциальную инвестицию — если она дойдет до ранга герцогства.
Этот коварный мир запоминал только первых. Люди знали, насколько сложен такой путь, поэтому и запоминали тех, кому удавалось его пройти.
Чтобы семья Вольфгангов доросла до герцогского титула, Лайла должна была дожить до своей церемонии совершеннолетия. На ее хрупкие плечи легла обязанность противостоять коварным планам и предательству, всем охочим добраться до нее и воспользоваться нею в своих целях. Но что, если бы другая семья заслужила титул до нее? Быть первым сложно, но вторым и третьим уже намного проще. Вот почему Исаак безмолвно надеялся, что семья Дуберон тоже попробует добиться герцогского титула.
Маркиза Дюберон была амбициозной женщиной. А еще она обладала талантами, вполне соответствующими таким амбициям. Несмотря на то, что она была более чем квалифицирована, чтобы бороться за титул, эта женщина вдруг охотно отказалась от самой возможности.
— Мне это не нравится… такое чувство, будто они закладывают фундамент, который впоследствии будет использован против меня.
Отказавшись от титула, Дубероны оставили большой след в истории. Конечно, Вольфганги выживут, пока Исаак жив и здоров, но что, если его не станет? Если бы Империя надумала использовать семью Дуберон в качестве предлога, чтобы разделить территорию Вольфганга и вместо этого дать Лайле титул маркизы, у девчонки не было бы права голоса, чтобы оспорить это решение. Технически это все еще было продвижение на новый уровень.
— Я должен сделать ситуацию куда более определенной…
— Прошу прощения? В каком смысле?
— Не обращай внимания, это мой личный проект. Кстати, как дела у мелкой паршивки?
Риззли глубоко вздохнул и с некоторой неохотой посмотрел на своего начальника.
— С ней так грубо обходятся, что смотреть больно.
Она все еще оставалась просто мелкой паршивкой. Нелегко иметь дело со взрослыми, насквозь пропитанными жадностью. Они набросились на нее со всех сторон, запугали и запутали. Одно неверное слово, и они воспользуются возможностью, чтобы склонить переговоры к более выгодным для них условиям. Ее обманывали, даже не меняясь в лице.
— А чем занята барышня?
— Из-за своего имени, ей сложно даже показываться на переговорах. Эти идиоты используют этот факт, чтобы заставить леди Ривелию отойти в сторонку, когда она все же появляется.
— Давят на барышню? Серьезно? Да уж, есть много оригинальных способов покончить жизнь самоубийством. А что насчет Зеромана?
— Кажется, он старается. Но все же есть предел тому, что может сделать один человек.
Исаак увидел в глазах Риззли намёки на разочарование и враждебность. Вынув сигарету изо рта, он переспросил:
— Ты действительно полюбил ее или просто разыгрываешь спектакль?
Риззли мгновенно покраснел.
— Пятьдесят на пятьдесят.
— Разве эти умственно отсталые не в курсе, что я отменю переговоры, если мне что-то не понравится?
— Я думаю, это из-за столкновения с маркизом Лихтеном.
— Хм? Причем тут Лихтены?
— Вы можете себе представить — Порт Сити считает, что вы хотели бы закончить переговоры до того, как разразится война с ними!
На лице Исаака появилась ухмылка.
— Конечно, они так думают. Кажется, они все еще ослеплены славой своих былых времен. Как там поживают Лихтены?
— Ах, да! Срочное сообщение пришло не от Сэйнтса, а из Департамента Надзора. Но отчет в лучшем случае действительно сомнительный...
— И что там?
— В нем говорится, что эмиссары, которые посетили виконта Розенбурга для переговоров, подверглись нападению.
— Нападение на эмиссаров? Разве это не противоречит провинциальным законам о войне?
— Это серьезное преступление, которое не останется безнаказанным… поэтому мы запросили дополнительную информацию. Говорят, что некоторые из сопровождающих эмиссаров начали нападать на других, — заметив, что выражение лица Исаака приобрело изумленный вид, Риззли поспешно продолжил объяснять. — Судя по всему, эмиссары защищались от ожесточенного лобового нападения. Без каких-либо других доказательств закон наверняка заставит виконта Розенбурга склонить голову.
— Хм. О боже, я действительно и сам задумывался о подобном методе, но сдался, потому что не знаю никого, кому мог бы приказать так бессмысленно умереть. Кто бы мог подумать, что кто-то другой способен на подобное, — пробормотал Исаак, и Риззли закричал, как будто давно об этом догадывался.
— Я так и знал! Это был ваш приказ!
— Эй! Не делай таких сомнительных заявлений. Ты сам-то слышал, чтобы я кому-либо велел умереть? Ты же там присутствовал лично.
— Это правда, но...
— А ты уверен, что мы действительно сможем этим воспользоваться? Будет проблематично, если окажется, что они умерли без причины.
— Как вы думаете, что звучит более правдоподобно: правда о том, что эмиссары сошли с ума и убили друг друга, или ложь о том, что радикально настроенный на войну виконт не смог сдержать свою ярость и напал?
Совершенно определенно это был последний вариант.
— Но должны быть доказательства того, что сражение велось с обеих сторон. Рыцари виконта должны были остаться чистыми и невредимыми, верно?
— Хах… Кто мог представить себе нападение на эмиссаров? Кроме того, это в любом случае была бы битва закаленных в боях рыцарей и только что закончивших обучение наемников. Если расценивать это как засаду, то следствие сочтет вымыслом любые незначительные расхождения.
— Хм. Звучит логично. Итак, с Лихтенами разобрались?
— Да. Знающие люди наверняка в курсе, что произошло на самом деле, но это тем более заставит их отступить. В конце концов, такое не может не пугать.
— Хорошо, что это закончилось в течение года. Теперь нам просто нужно разобраться с Порт Сити прежде, чем представлять дирижабли широкой общественности.
— Дело с Лихтенами закончится без сучка и задоринки, но что вы планируете делать с Порт Сити?
— Я уверен, что паршивка отлично справится.
— Я говорю это, потому что этого не произойдет, — проворчал Риззли.
— Тогда иди и помоги ей, — выдохнув дым, произнес Исаак.
Лицо медведя на мгновение просветлело, а затем он снова разочарованно посмотрел вниз.
— Эй, а кто позаботится о вас, если меня здесь не будет?
— Я смогу нормально существовать и без тебя.
— Я уверен, что вы определенно выживете. Вопрос — какой ценой?
Говоря это, Риззли смотрел на Исаака так, как смотрел бы на легкомысленного родителя, бросившего своего маленького ребенка возле глубокого пруда.
— Ну, тогда постарайся покончить со всем как можно быстрее. Очевидно же, что в конечном итоге скорость ведения этих переговоров зависит именно от нас. Я лучше проведу несколько дней в одиночестве и займусь своими делами, чем продолжу слушать твое бесконечное нытье.
— Но…
Исаак знал, почему Риззли все еще колеблется, поэтому с улыбкой добавил:
— Я оставлю сообщение для Кюнетт.
— Правда? Спасибо!
Риззли отправился на помощь Лайле, и Кюнетт с Рейшей тут же стали бороться за роль нового ассистента Исаака.
— Я его секретарь!
— …Тогда иди и сделай мне чаю.
Исаак был буквально вынужден отдать приказ, когда Кюнетт уставилась на него с очевидным рвением и воодушевлением. Кюнетт в сопровождении Джулии тут же дружно ринулись на кухню. Сам по себе подогрев воды и подготовка блюдца получились шумными, но потом очередь дошла до чашек.
Посуда для чая вдруг оказалась вне досягаемости обеих, и обе девчушки начали яростно подпрыгивать, чтобы дотянуться до нужной полки. Каждый мог бы догадаться, что произошло дальше. Естественно, вскоре вся посуда со звоном рухнула на пол.
Дзынь-дзылынь!
Фарфор и керамика разлетелись на осколки. Кюнетт и Джулия тут же покосились на Исаака, опасаясь выговора, но тот лишь легкомысленно отмахнулся.
— Когда Риззли об этом узнает, то разрыдается.
— …Я приберусь.
Девчушки тут же стали заметать следы своего преступления. Похоже, они забыли, что их первоначальной целью было приготовить чай для Исаака. И парень не стал им об этом напоминать, вместо этого повернувшись к эльфийке.
— Рейша, можешь принести мне фруктов…
— Ухе-хе! Сонбэнним, это так вкусно!
— Я почти уверен, что это фруктовое вино предназначалось не для тебя…
Рейше удалось найти фруктовое вино без ведома Исаака. Обернувшись к ней, он обнаружил девушку с ярко-красным лицом, глуповатой улыбочкой и прижатым к губам горлышком бутылки. Исаак печально вздохнул, а затем потянулся за сигаретой.
— Фырк — фырк… Я чувствую запах гари. Ах! Огонь! Пожар!
Джулия прекратила уборку и принюхалась, чтобы найти источник запаха. Уже довольно скоро она осознала, что скатерть оказалась слишком близко к огню, разведенному для нагрева воды, и теперь ткань загорелась. Сначала закричала Джулия, затем Кюнетт, и обе стали лихорадочно метаться вокруг, не делая ровным счетом ничего толкового.
— …Может, сначала потушите огонь?
Прямо сейчас Исаак испытывал странную смесь недоумения и раздражения, прищуренными глазами наблюдая за тем, как девчушки просто носятся вокруг, даже не думая о том, чтобы исправить ситуацию. Он повернулся к Рейше, чтобы приказать ей заняться этим, но обнаружил эльфику дремлющей в обнимку с бутылкой.
Не имея иного выбора, Исаак встал и потушил огонь. Затем ногой сдвинул осколки посуды в угол комнаты, после чего извлек чудом уцелевшую чашку, засыпал заварку и набрал воды. В конце достал закуски и мед для Джулии и Кюнетт.
— Просто перекусите и притихните, пожалуйста.
Полностью осознавшие свою вину девчушки просто стояли на своих местах, глядя на Исаака щенячьими глазами. Но как только добрались до вкусностей, на их лицах появилось ликование. Они полностью погрузились в истребление сладостей, и Исаак равнодушно наблюдал за ними, потягивая чай.
