Нин Шу съела не так уж много салата. Даже без духовной энергии она всё равно могла сохранить ясность рассудка.
Она просто хотела узнать, что задумал Чэн Фэй.
Зачем ему усыплять её?
Он решил что-то сделать с ней?
Это уже второй раз, когда Чэн Фэй хотел с ней что-то сделать.
Нин Шу прочистила уши, чтобы прислушаться к движениям снаружи. Она услышала шаги Чэн Фэя и какое-то позвякивание.
Что он делает?
Снотворый эффект изрядно рассеялся, поэтому Нин Шу выпустила свой психокинез, чтобы посмотреть, чем занят Чэн Фэй.
Она увидела, что Чэн Фэй точит свой нож.
Нин Шу: …
Почему он выглядел так, словно собирается прирезать свинью?
Он же не собирается её убить, верно?
А ещё, Чэн Фэй был в белом халате.
Нин Шу: …
Отправился в путешествие с белым халатом?
Это… это…
Она дала ему возможность для убийства, и он тут же ею воспользовался.
*щёлк*
Послышался щелчок открываемой двери, вслед за которым последовали звуки шагов, которые остановились у кровати.
Нин Шу почувствовала, что Чэн Фэй пристально смотрит на неё.
Тело Нин Шу невольно напряглось.
Его рука внезапно коснулась её плеча. Нин Шу чуть не вскочила, но потом расслабила своё тело.
Чэн Фэй скользкий, словно рыба, его так просто не поймать. Нужно, чтобы он обязательно сделал что-то опасное.
Чэн Фэй поднял Нин Шу.
Сердце Нин Шу вырывалось из груди. Он явно нёс её на руках, словно принцессу, но у неё было такое ощущение, что он несёт её в котёл, словно свинью на убой.
Глаза Нин Шу были закрыты, словно она беспробудно спала. Она выпустила психокинез, чтобы осмотреться по сторонам.
Чэн Фэй нёс её в подвал.
В подвале стоял запах дезинфекции и формалина. Эта комбинация запахов сильно ударила в нос.
Нин Шу чуть не чихнула, но сдержалась.
Чэн Фэй положил Нин Шу на доски, а потом включил свет в подвале.
Нин Шу просканировала подвал психокинезом и обнаружила, что в этом подвале множество трупов, законсервированных в формалине.
Некоторые трупы были очень красивыми. Их глаза были закрыты и они улыбались.
У подножия стены была даже куча камней янтаря. Внутри этих камней янтаря были жуки и глаза. А в одном из них Нин Шу даже увидела руку.
Белую и стройную руку. Или даже ногу.
Неподалёку стояла какая-то химическая установка.
Нин Шу: …
У Нин Шу теперь было очень дурное предчувствие.
Чэн Фэй приблизился к уху Нин Шу и пробормотал:
— Ай Юнь, я люблю тебя.
Услышав голос Чэн Фэя, сердце Нин Шу ушло в пятки.
Холодная и мрачная аура наполнила её тело, отчего ей захотелось задрожать.
Если она действительно поверит словам Чэн Фэя, то она — свинья.
Он принёс её в этот подвал, так что у него явно проблемы с головой.
Нин Шу хотелось сказать: “в жопу твою любовь!”
Чэн Фэй взял хирургические ножницы, чтобы разрезать одежду Нин Шу. Нин Шу открыла глаза и молча посмотрела на него.
Чэн Фэй увидел, что Нин Шу смотрит на него. Он даже улыбнулся ей.
— Ты проснулась.
Нин Шу села и посмотрела на Чэн Фэя.
— Что ты делаешь?
Чэн Фэй нежно улыбнулся.
— Ай Юнь, я нашёл путь к бессмертию.
Да у него конкретно крыша поехала.
Нин Шу с улыбкой спросила:
— И что это за путь?
— Ты узнаешь, когда придёт время, — Чэн Фэй надавил Нан Шу, укладывая её обратно. — Не волнуйся, больно не будет. Если будет больно, то красоту не сохранить.
Нин Шу: …
— Чэн Фэй, что, чёрт подери, ты хочешь? — Нин Шу оттолкнула Чэн Фэя. — Что это вообще за место? Чэн Фэй, ты солгал мне. Твои приёмные родители уже давно мертвы. Почему ты меня обманул?
Чэн Фэй вздохнул.
— Значит, ты знаешь. Прости, что лгал тебе о них.
Нин Шу: …
Неизвестно почему, но она чувствовала себя бессильной.
Даже если бы Чэн Фэй показал ей сейчас своё ужасное лицо, Нин Шу не сочла бы это странным.
Но Чэн Фэй по-прежнему вёл себя, как цивилизованный и вежливый человек.
От этого Нин Шу чувствовала бессилие.
Нин Шу посмотрела на него.
— Почему ты солгал мне?
— Потому что они мертвы.
— Как они умерли? Раз умерли, то умерли, но почему ты не рассказал мне об этом.
Чэн Фэй посмотрел на Нин Шу. В его взгляде была нежность и забота.
— В доме случился пожар. Приёмные родители и пятилетняя сестра сгорели заживо. Когда я вернулся домой со школы, пожарники уже вынесли их из дома. Они все обгорели до неузнаваемости и были скрючены. Даже пятилетняя сестра.
Нин Шу: …
Так случился пожар?
Вся семья сгорела заживо, пока Чэн Фэй был в школе?
У Чэн Фэя было очередное идеальное алиби.
— Я не хотел рассказывать тебе что-то столь ужасное, поэтому я попросил кое-кого, чтобы они притворились моими мамой и папой… Ай Юнь, ты можешь простить меня? — спросил Чэн Фэй у Нин Шу.
Нин Шу почесала затылок. Она была очень раздражена…
— Это совсем незачем было скрывать. Зачем ты решил это скрыть?
Нин Шу равнодушном посмотрела на него.
— Я не хотел, чтобы ты узнала, что я снова стал сиротой.
Нин Шу: Ох, какой бедняжка, ах…
Ей очень хотелось отхлестать его.
Он так складно всё говорит, что и комар носа не подточит.
— Тогда зачем ты меня притащил сюда сейчас? — холодно спросила Нин Шу.
На лице Чэн Фэя было невинное выражение.
— Разве у нас не отпуск?
Нин Шу очень хотелось влепить ему пощёчину от души, чтобы он начал нормально говорить.
Нин Шу развела руками.
— Что это за отпуск в подвале? Неужели эти вымоченные в формалине трупы — это красивое зрелище?
Чэн Фэй беспомощно вздохнул.
— Я не хотел показывать тебе трупы.
Нин Шу: …
Даже в такой ситуации он всё ещё строит из себя паиньку.
Чэн Фэй взял янтарь, лежащий у стены, чтобы показать его Нин Шу. Внутри была рука женщины.
Эта рука была стройной и красивой. С белой кожей и розовыми ногтями без заусенцев.
Основной цвет янтаря был тёмно-жёлтым, отчего эта рука выглядела ещё красивее.
— И какой смысл показывать это мне? — спросила Нин Шу с безучастным видом.
— Это путь к бессмертию, про который я тебе говорил. Возможность навеки сохраниться в своей самой прекрасной форме. Сколько бы лет ни прошло, она останется всё такой же красивой.
Нин Шу: …
Твою мать.
— Так ты собираешься меня убить?
Нин Шу с недоверием посмотрела на него.
Чэн Фэй покачал головой.
— Я так сильно тебя люблю, разве я могу тебя убить? Я сделаю тебя самой красивой. Я сделаю так, чтобы люди восхищались твоей красотой. Я сохраню её и ты навеки останешься со мной, — эмоционально заявил Чэн Фэй.
— Так ты собираешься окунуть меня в янтарь? — с недоверием спросила Нин Шу.
Её лицо дрожало.
Эта идея была такой необычной и такой извращённой.
Такое ощущение, что Чэн Фэй должен быть не доктором, а извращённым скульптором или художником.
Помешавшимся творцом, не знающим страха.
Шизофрения Чэн Фэя была уже в крайней стадии.
Он мог убить с такой глубокой любовью, а потом превратить жену в выставочный образец.
Ох, это так потрясающе, это такая глубокая любовь.
Нин Шу влепила Чэн Фэю пощёчину, отчего его лицо повернулось на бок.
Чэн Фэй медленно повернул голову обратно. Из уголка его рта потекла струйка крови, но он всё равно смотрел на Нин Шу с широко открытым и тёплым взглядом.
— Будь послушной, не будь капризной.
