Утро, на следующий день после церемонии начала учебного года.
Я вышел из общежития и спокойно дошел до школы, не столкнувшись по пути с кем-либо из бывших одноклассников. Хотя этого и следовало ожидать — я отправился раньше обычного, примерно на полчаса. И не для того чтобы избежать лишнего внимания, или просто потому, что мне так захотелось.
Первым делом я должен разузнать подробнее о классе C. То есть внутреннюю кухню. Оценки в «ОИС» — это одно дело, но я хочу своими глазами и ушами получить все детали от самих учеников. Бездействие тут не поможет, придется перейти к активным действиям.
Кто приходит раньше всех, кто с опозданием? Кто болтлив, кто немногословен? Кто улавливает атмосферу, кто нет? Ответить на эти вопросы значит сделать первый шаг на пути к составлению картины.
Я добрался к месту назначения, к кабинету класса 3-C, и медленно открыл дверь, уверенный, что внутри никого. Однако…
— Я хотела поговорить с тобой… Как твой классный… точнее, бывший классный руководитель, я сомневалась, стоит ли искать встречи у всех на виду, но кое-что мне нужно узнать у тебя, — высказала Чабашира-сенсей накопившиеся чувства.
На ее лице не было честолюбия, и она, должно быть, всю эту неделю только и делала, что обдумывала все у себя в голове.
— И поэтому вы шли за мной от самого общежития?
— Ты заметил?..
— Да, было довольно очевидно.
Ее умение слежки сравнимы с уровнем Моришиты, а его даже с натяжкой не назовешь хорошим.
— Вы не знали наверняка, что я сегодня выйду с утра. Сколько же вы меня ждали?
Погода с каждым днем становилась теплее, но утром все еще прохладно. Если просто стоять, то можно и простудиться, хотя ее это, судя по всему, не волновало.
— Сейчас это неважно. Я хотела спросить про… про твой перевод. Как можно уйти и никому ничего об этом не сказать? Что ты задумал?..
— Опять про перевод? Честно говоря, меня уже неделю мучают с этим вопросом. Его задают и парни, и девушки, и со всех параллелей.
Однако Чабашира-сенсей — первая из учителей, кто решился меня расспросить. Учителя и не должны реагировать на переводы и исключения каждого ученика.
— Объясни мне, что происходит?
— Ваше требование ставит меня в тупик. Ученик может воспользоваться правом на перевод в другой класс, так какие проблемы?
Меня ничто не обязывает объясняться. Чабашира-сенсей это прекрасно понимает, но мои слова ее не остановили.
— Скажи хоть что-нибудь… Может, возникли обстоятельства, которые не оставили тебе выбора, кроме как перевестись?
— Какие, например? — спросил я.
— Какие… — Чабашира-сенсей так и не смогла внятно ответить.
— Забыл вам кое-что сказать, о Хошиномии-сенсей можете теперь не беспокоится, с ней все улажено. Не думаю, что она станет устраивать разборки и досаждать учителям или школе.
— Так ты!.. — заговорила она под влиянием эмоции. Она пыталась их сдержать, но все же сорвалась и схватила меня за плечи. — Это все из-за меня? Моя проблема с Чиэ поставила тебя в тупик… и ты решил пожертвовать собой?
— Я догадывался, что вы могли подумать в таком ключе, Чабашира-сенсей. Но не беспокойтесь. Я собирался перевестись еще до того, как возникла проблема с Хошиномией-сенсей.
Учитель посмотрела мне в глаза, пытаясь понять, говорю ли я правду. Она не могла отбросить опасения, что я выгораживаю ее при помощи лжи. Но понимала: во мне нет ни капли сомнений или сожалений.
— Не похоже, что ты… просто пытаешься меня успокоить.
— Не пытаюсь. Я уже давно выбирал между классами C и D. У меня нет претензий ни к вам, ни к классу.
— Тогда почему? Зачем делать что-то настолько лишенное смысла?..
— Есть смысл или нет, зависит от точки зрения. Я не стремлюсь выпуститься из класса A, и вы это знаете, не так ли?
— Да…
— Я перевелся только ради самого себя. Решил, что будет трудно воплотить свою задумку, если останусь в вашем классе. Но что именно я задумал — рассказать не могу.
Такого объяснения вполне хватит, чтобы она осознала, что мой перевод был добровольным.
Но я обойдусь без лишних подробностей. Чабашира-сенсей может случайно проговориться о нашем разговоре кому-нибудь из класса Хорикиты.
— С вашего позволения, мне пора в зал.
Как бы то ни было, учителю не позволено заходить дальше.
Отчаянно пытаясь сохранить выражение лица, она кивнула.
— Ладно, я поняла тебя… Прости, что задержала.
Я оставил Чабаширу-сенсей и отправился в тренажерный зал на втором этаже.
Часть 2
Миновал полдень, и к обеду ученики начали заполнять торговый центр Кёяки.
Расставшись с Аянокоджи перед входом в зал, Ичиносе спустилась на этаж ниже по эскалатору. В двенадцать тридцать она договорилась пообедать вместе с подругами из класса.
— Ичиносе-семпа-ай!
Однако по дороге ее окликнула Амасава Ичика, ученица класса 2-A.
Они не были особо близки, но, бывало, говорили на отвлеченные темы.
Ичиносе улыбнулась в ответ на невинную улыбку подошедшей Амасавы.
— Сегодня в зальчике была? — обойдясь без приветствия, спросила Амасава, бросив взгляд в сторону тренажерного зала на втором этаже.
— Да. Позанималась немного, примерно час.
— Может, и мне начать ходить? А то в последнее время чувствую себя какой-то вялой.
— Правда? Если интересно, можешь записаться на пробное занятие. Я даже не против пойти с тобой, что скажешь?
— Знаешь, я та еще транжира, и каждый месяц расходы выходят внушительные.
— Есть и дешевые программы.
— О, серьезно? А, кстати, Аянокоджи-семпай ведь тоже ходит в зал? — вдруг упомянула Амасава с блеском в глазах.
— Да, Аянокоджи-кун тоже интересовался походами в зал. Я предложила, и он сразу записался.
— Во-о-от как? Тогда непременно подумаю над этим.
Не теряя улыбки, Ичиносе посмотрела в лицо Амасавы.
— М-м? Как связано, ходит ли в зал Аянокоджи-кун, с твоим желанием записаться?
— Напрямую! Я просто обожаю Аянокоджи-семпая!
С этими словами Амасава сделала милое личико и пальцами рук показала сердечко.
— Э?
Ичиносе от удивления раскрыла глаза. Это что, внезапное признание от кохая?
— А, но я люблю его как семпая! Никакой романтики.
— Понятно.
Тем не менее Ичиносе, не меняясь в лице, продолжала с улыбкой смотреть на Амасаву.
Но почему внезапно всплыло имя Аянокоджи, и что за намеки слышатся в ее словах? Раньше они о подобном едва ли разговаривали, поэтому Ичиносе и обратила внимание.
Амасава увидела малозаметные перемены в Ичиносе, и ее глаза сверкнули.
— Да ладно, я шучу! На самом деле я обожаю его в самом что ни на есть романтическом смысле!
Она перестала говорить намеками и высказалась прямо.
— И ты хочешь, чтобы я… помогла тебе?
Признание в любви старшекласснику. Ичиносе сможет уловить нить разговора, если Амасава правда желала попросить помощи. Но та качнула головой.
— Мне не хватит смелости признаться ему. Просто вы с недавних пор весьма сблизились, и я даже начинаю ревновать, когда гляжу на вас. Подумалось, а вдруг ты с Аянокоджи-семпаем в отношениях…
— Я? Нет, между нами ничего такого нет! — спокойно возразила Ичиносе, что лишь усилило сомнения Амасавы.
— Пра-а-а-авда? Семпай, ты очень симпатичная, и что-то мне подсказывает, что шансов у меня не будет, если дойдет до соперничества.
Когда Амасава наигранно расстроилась, Ичиносе серьезно ответила:
— Честное слово! Можешь не волноваться.
— Ты… не врешь? Точно не врешь, Ичиносе-семпай?
— Конечно же не вру! Но раз такое дело, начать ходить в зал — неплохая идея. Там ты сможешь сблизиться с Аянокоджи-куном.
От начала и до конца Ичиносе продолжала вести себя, как взрослая, однако Амасава упорно навязывала разговор о любви к Аянокоджи, что заметно отличалось от сложившегося о ней впечатления.
Очевидно, она догадывается о моих делах и пытается копнуть поглубже.
Продолжая свою игру, Амасава с довольным видом кивнула несколько раз и придвинулась к Ичиносе.
— Ичиносе-семпай, а немного ли ты на себя берешь? — тихо плюнула ядом Амасава, до сих пор изображавшая перед Ичиносе пай-девочку.
Любой бы отреагировал сразу на столь внезапную перемену в поведении — либо удивлением, либо потрясением. Амасава приставала целенаправленно, чтобы снять с Ичиносе маску добродетели, но та повела себя как обычно.
— Извини, если тебе так показалось. У меня даже в мыслях не было…
Амасава подумала, что Ичиносе оставалась слишком спокойной для той, кто вряд ли предвидела настолько резкий вопрос.
— Я очень проницательна! Нехорошо спрашивать о таком прямо, но… у тебя что-то было с Аянокоджи-семпаем?
— «Что-то»? Ничего особенного… Как погляжу, тебе сильно интересен Аянокоджи-кун.
— Я ведь сказала, у меня любовь к семпаю! Поэтому мне видно то, что не видно другим. Ичиносе-семпай, тебя не занесло, а?
— Занесло?
Амасава проигнорировала Ичиносе и продолжила:
— Ты… переспала с Аянокоджи-семпаем?
«Конечно же не вру!», — говорила Ичиносе, и Амасава тут же подорвала эту бомбу.
Ей неоткуда знать, в самом ли деле между ними была интимная связь, но она постоянно следила за окружением Аянокоджи. Она в курсе о том, что Ичиносе оправилась после итогового специального экзамена, поражение в котором разбило ее; об их близости; об улыбке, демонстрируемой той в кафе после церемонии начала учебного года. Сомнений нет, что-то позволило ей воспрять духом, и это «что-то» связано с Аянокоджи. Вполне возможно, между ними произошло нечто, о чем не объявляют открыто.
Амасава пыталась ее разговорить. Правда ее не интересовала, она лишь хотела увидеть волнение Ичиносе.
— Как это связано с тем, что меня, по твоим словам, занесло?
— О-о?.. Ты не отрицаешь? Я реально удивлена.
— Ты сама просила не врать тебе, Амасава-сан.
Ичиносе почти сразу догадалась, что Амасава заговорила с каким-то злым умыслом, но как семпай и самопровозглашенная подруга постаралась не задеть ее чувства.
— Понятненько. Ну да, тоже верно.
Нетрудно улыбаться до последнего и разыгрывать доброту, однако смысл ответа оказался непонятен, и Амасава посчитала, что должна не увиливать.
— Так ты признаешь, что переспала с ним?
Ичиносе лишь улыбнулась в ответ.
— Получается, ты соврала. Вы встречаетесь.
— Я не встречаюсь с Аянокоджи-куном
— Э-э?! Но это явное противоречие! Вы переспали, но в отношениях не состоите?
— Я скажу так, между нами сформировались крепкие узы.
— К-крепкие узы… Пха-ха-ха. — Амасава прищурилась и открыто засмеялась. — Все-таки тебя занесло, Ичиносе-семпай. Пора бы посмотреть правде в глаза.
— Ты о чем?
— Аянокоджи-семпай просто пользуется твоим привлекательным телом. Наивно считать это узами. Я бы даже сказала, что легкомысленно. Он попользуется тобой, потом ему надоест, и все, нет больше этих уз. Я уже предвижу это, поэтому прошу, не зазнавайся. Как перестанешь быть полезной, он, скорее всего, просто выкинет тебя словно мусор, как поступил с Каруизавой-семпай.
Стало ясно, чего добивалась Амасава своими провокациями. Она предостерегала: если слишком сблизишься с Аянокоджи, сильно пожалеешь.
— Амасава-сан, у тебя есть любимое блюдо? Например, какое-нибудь угощение, которое не ешь каждый день?
— Э? Любимое блюдо? — с улыбкой переспросила Амасава. Неожиданный вопрос Ичиносе не вписывался в их разговор. — Тортики, наверное, — честно ответила она, выбрав один из вариантов, пришедших на ум.
— Если съедаешь кусок тортика, тебе наверняка хочется еще, так?
— А как иначе?
— Но когда начинаешь есть любимые сладости каждый день в любое время… Рано или поздно устанешь от них, как бы ты их не любила.
— Устану, не спорю. Может, какое-то время даже смотреть на них не смогу.
Их мнения совпали, и они кивнули друг другу.
— Вот поэтому нельзя часто ими лакомиться. Любимые блюда должны оставаться таковыми, чтобы можно было угощаться в особых случаях. А до тех пор надо держаться. Только когда они мельтешат перед глазами, и их не съесть, желание с каждым днем все растет. Затем, стоит лишь раз попробовать… тебе захочется еще.
Улыбка, обращенная к кохаю, оставалась прежней. Но Амасаве показалось, что она смогла разглядеть скрывающуюся за ней суть.
— Хочешь сказать, ты и есть тот самый торт? Самомнение просто зашкаливает! Думаешь, все так хорошо сложится? Мы говорим про Аянокоджи-семпая, не забыла? Считать его обычным парнем еще более наивно, чем себя — тортиком!
— Многое ли ты знаешь об Аянокоджи-куне, Амасава-сан?
— Да, многое. Побольше тебя, Ичиносе-семпай. Он из тех, у кого много секретов.
И тут впервые за весь разговор Ичиносе оглянулась по сторонам. После чего все тем же взглядом посмотрела на Амасаву.
— Между мной и Аянокоджи-куном больше нет секретов.
Ичиносе открыто демонстрировала свою веру в Аянокоджи, и что она не сомневается в нем.
Услышав это, Амасава не смогла сдержаться и захохотала, двумя руками схватившись за живот.
— А-ха-ха-ха, смешная шутка, Ичиносе-семпай. Ты считаешь, что переспать с ним достаточно, чтобы все знать о нем? Какая ты милашка. Да я так скоро в тебя влюблюсь!
— При одной физической близости невозможно узнать все. Но Амасава-сан, про тебя и твою, как я поняла, особую связь с Аянокоджи-куном можно сказать то же самое. Это не значит, что тебе все о нем известно.
— Послушай-ка, по крайней мере в этой школе я лучше всех понимаю Аянокоджи-куна…
— Он рассказал мне намного больше, чем ты можешь себе представить. — Увидев полные сомнения глаза Амасавы, Ичиносе тут же продолжила: — Хм… О Белой комнате, например.
— А?
Все это время Амасава улыбалась, потому что она верила в свое превосходство в этом разговоре, но теперь ее выражение лица застыло от напряжения. Оцепенение, однако, скоро прошло.
— Не шути так, Ичиносе-семпай. Аянокоджи-семпай… никогда бы не рассказал об этом посторонним.
— Возможно.
Ничто, кроме серьезных передряг, не заставляло сердце Амасавы застучать быстрее. Но тут было произнесено словосочетание, которое не может просто случайно всплыть.
— Погоди! Ты серьезно? Аянокоджи-семпай правда рассказал тебе про «Белую комнату»?
Невозможно.
Это не запрещалось строго, тем не менее Амасава была уверена: в размеренной школьной жизни абсолютно точно никто не станет говорить с непосвященными учениками о Белой комнате.
— Кажется, у нас появился общий секрет, Амасава-сан.
— Нет, подожди! Что именно семпай рассказал тебе?
Амасава сама не заметила, как улыбка пропала с ее лица. Однако видимая паника кохая не изменила отношения Ичиносе.
— А вот этого уже сказать не могу. Разве что я теперь знаю то же, что и ты, а может даже больше.
— Этого не может быть. Чтобы он… и рассказал…
Ичиносе в глубине души улыбнулась.
Все, что она знала, — это незнакомые слова «Белая комната», которые случайно услышала на экзамене на необитаемом острове на втором году обучения. Аянокоджи сказал, что не в курсе об этом, и до сих пор не раскрыл ей правду. Однако Амасава вела себя так, будто знает его таким, каким никто не знает, и Ичиносе предположила связь с «Белой комнатой». В любом случае, даже если этой связи не было бы, она могла сделать вид, будто ей известно больше. Что подразумевалось под этими словами, ее не волновало.
Если понимать «Белая комната» не буквально, то это могло быть обычное название или сокращение для какой-нибудь элитной подготовительной школы. За разговор выяснилось, что Амасава, скорее всего, тоже там училась.
Ичиносе окутало теплое чувство: она смогла узнать что-то новое об Аянокоджи.
— Я пойду, у меня скоро встреча с подругами. А, если надумаешь записаться в зал, можешь обращаться за советом, буду ждать, — сказала напоследок Ичиносе и ушла.
— Вот черт… Теперь меня занесло.
Амасава горько улыбнулась и больно ущипнула себя за щеки. Изначально она окликнула Ичиносе, просто чтобы поиздеваться над ней, а все вышло с точностью да наоборот.
Амасава поняла, ей не только дали сдачу, но и поизмывались над ней.
— Пробрала до мурашек. Получается, она не просто грудастая семпай, на которую Аянокоджи-семпай наложил свои руки? — Амасава сделала шаг, но тут же остановилась. — Хотя Аянокоджи-семпай все же парень… А вдруг эта грудастая семпай тянет время, и теперь он пляшет под ее дудку?.. Нет, вряд ли.
Тем не менее ей пришлось пересмотреть мнение о той, с кем она раньше не считалась.
Да, именно Аянокоджи изменил Ичиносе. Но эти изменения произошли благодаря ее собственным силам.
— Везет же третьегодкам, интересное сражение у них будет. Ладно, мне тоже надо всерьез взяться за это дело. Чтобы порадовать моего любимого Аянокоджи-семпая.
Только ради этого она осталась в этой школе. И чтобы не упускать шанс, она вновь двинулась к своей цели.
