На следующий день, после занятий, я незаметно вздохнул, расслабляя свои напряженные плечи. Причина, по которой мои плечи были напряжены — это одна из моих одноклассниц, чьи действия я не до конца понимаю.
Ко мне подошел неожиданный посетитель, не знавший ничего о моем беспокойстве. Ее юбка слегка качалась на ветру; она остановилась передо мной.
— Скажи, Аянокоджи-кун, ты сегодня свободен?
Девушка, заговорившая со мной — это Сато из класса D.
— Если ты не против, почему бы нам вместе не попить чай на обратном пути?
Сказала она так, накручивая свои волосы словно макароны на палец левой руки.
Как бы это сказать... довольно смелая и напористая ученица — вот как я должен ее охарактеризовать. Сато ведет себя так, словно она мне уже призналась. Другими словами, по сути, это приглашение на свидание.
Обитательница соседней парты, Хорикита, не обратила на меня внимания и, собрав свои вещи, вышла из класса. Но я чувствовал, что члены компании Аянокоджи наблюдают за ситуацией.
Почему такая популярная девушка, как Сато, разговаривает с Аянокоджи? Вероятно, вот что они думают. Харука, в частности, заинтересована в делах других девушек.
— Да-а...
У меня не было никаких планов на сегодня. Собрания нашей компании не являются обязательными для посещения, так что тут проблем нет. Взгляды членов компании хоть и вызывают беспокойство, но это не так уж и важно.
— Для тебя это неподходящее время?
Тревожно спросила меня Сато, поскольку я не дал утвердительный ответ сразу же.
— Прости, Сато. Сегодня и в самом деле неподходящее время.
Я немного поколебался, но, в конце концов, отказал ей. Причина этого была в том, что мои плечи все еще были напряжены.
С самого утра и до конца занятий я чувствовал себя неуютно из-за время от времени прикованных ко мне взглядов. И даже сейчас, когда разговариваю с Сато, я чувствую на себе этот взгляд.
После окончания занятий Чабашира-сенсей осталась в классной комнате. Она притворялась, что заполняет документы, но было очевидно, что она периодически бросала на меня пристальные взгляды.
Словно хотела подойти ко мне.
— Я-Ясно. Тогда увидимся позже, Аянокоджи-кун.
Мне было не по себе из-за разочарования Сато, но просто все так неудачно сложилось. Словно провожая ее, я вышел в коридор, чтобы затем направиться в общежитие. Таким образом с этой проблемой будет покончено... но, если быть точнее, тут же возникла другая непосредственная угроза.
Чабашира-сенсей практически сразу же вышла из класса и подошла ко мне. Как я и подозревал, у нее есть ко мне какое-то дело. Похоже, я сделал правильный выбор, отказавшись от предложения Сато.
Я решил уйти из просматриваемого всеми коридора и направился к лестнице, которая окольным путем вела к выходу.
— ... Аянокоджи.
Поскольку людей вокруг стало меньше, Чабашира сократила расстояние и окликнула меня.
— У вас есть ко мне дело?
— Ага. Следуй за мной. Есть кое-что, что я должна тебе рассказать.
— Я сейчас занят. У меня назначена встреча с Хорикитой.
Я придумал отговорку, чтобы выйти из этой ситуации.
— Поскольку я учитель, то не хочу вести себя безответственно; обстоятельства есть обстоятельства.
На лице Чабаширы-сенсея, которая обычно не проявляла никаких эмоций, теперь было написано непривычное выражение уязвимости.
— У меня плохое предчувствие по этому поводу.
— К твоему сожалению, у тебя нет права отказаться. Это чрезвычайно срочное дело.
Я действительно не хочу идти куда-то с ней, но, полагаю, не могу позволить себе ослушаться учителя. То небольшое сопротивление, которое я оказал, не принесло никаких результатов, и я последовал за Чабаширой-сенсеем.
Мы покинули зону для учеников и наконец добрались до этого места.
— Приемная? О чем же вам нужно поговорить, раз вы привели меня сюда? Ведь еще слишком рано для консультаций по профориентации, не так ли?
— Ты скоро все поймешь.
Я попытался пошутить, но непохоже, что она собирается отвечать на этот вопрос. Но сейчас мне больше любопытно, что происходит с Чабаширой-сенсеем, чем то, что находится за этой дверью.
Никакого спокойствия, она казалась взволнованной. Даже если человек за этой дверью — это тот, о ком я думаю, ее неуместное и непонятное поведение всё равно необычно.
Будь это учитель, для которого такое поведение свойственно, то это была бы другая история, но Чабашира-сенсей не относится к таким людям. Даже не осознавая моих сомнений, Чабашира-сенсей постучала в дверь.
— Директор. Я привела Аянокоджи Киётаку-куна.
Директор? Директор — это тот человек, с которым у такого ученика, как я, нет причин взаимодействовать с поступления и до самого выпуска.
— Пожалуйста, входите.
Я услышал мягкий, но величественный, соответствующий возрасту, голос. И Чабашира-сенсей открыла дверь в приемную.
Мужчина лет за 60 сидел на диване. Я видел его несколько раз на церемониях поступления и окончания семестра, и этот человек, без сомнения, действительно является директором этой школы. Однако, как ни посмотри, выражение его лица не было непринужденным, я даже видел капли пота на его лбу.
Напротив него был еще один человек. Теперь я в этом уверен. В том, почему меня позвали сюда.
— А теперь вы двое можете поговорить... вы не против?
— Конечно, нет.
— Я отойду на какое-то время, поэтому, пожалуйста, разговаривайте, сколько пожелаете. С вашего позволения.
Человеку, сидящему напротив директора школы, было за сорок. Несмотря на то, что ему было практически вдвое больше лет, директор вел себя чрезвычайно вежливо и покинул свой кабинет, словно сбегая.
— Тогда прошу извинить и меня...
Чабашира-сенсей тоже поклонилась этому человеку и ушла вслед за директором.
Я не упустил из виду тот факт, что она выглядела взволнованной, когда в последний раз взглянула на меня.
Единственный звук, который я слышал после закрытия двери — тихий шум системы отопления. Я стоял на месте, ничего не говоря; после чего этот человек спокойно обратился ко мне:
— Почему бы тебе не присесть. В конце концов, мы с тобой встретились по моей собственной инициативе.
Прошел год, нет... полтора года с тех пор, как я последний раз слышал голос этого человека.
Его манера речи и тон нисколько не изменились.
В любом случае, не то, чтобы я и в самом деле хотел, чтобы он изменился.
— Я не собираюсь вести долгий разговор, который потребует от меня садиться, вскоре я планирую встретиться с друзьями.
— С друзьями? Не смеши меня. Ты не способен на такие вещи.
Он даже не видел, как я живу, но все равно уверен в верности своих слов.
Считать, что он абсолютно прав — это так типично для него.
— Будем ли мы сейчас разговаривать или нет — это ни к чему не приведет.
— Значит, я могу предположить, что твой ответ утвердительный? Если так, то нам не нужно больше беседовать. Я тоже занят, и у меня просто выдался перерыв, чтобы прийти сюда.
Он не обратил на меня никакого внимания, придя к своему умозаключению.
— Я не знаю, что за ответ ты хочешь услышать.
— Я подготовил бумаги для твоего отчисления. Я уже поговорил об этом с директором. Ты просто должен сказать "да", и тогда мы покончим со всем этим.
Он понял, что я не расположен к беседе, и сразу же перешел к главной теме.
— Я не вижу причин, почему я должен это делать.
— Ты, возможно, и не видишь, а вот я вижу.
Он в первый раз взглянул на меня.
Этот пронзительный взгляд ничуть не ослабел, на самом деле, он, кажется, даже усилился со временем.
Зрачки как острые лезвия; он словно видел собеседника насквозь. Многие люди, вероятно, испытывали на себе силу этого взгляда. Но я не стал отводить глаза и прямо посмотрел на него.
— Ты имеешь в виду, что родитель по собственной воле собирается поступить наперекор желаниям ребенка?
— Родитель, говоришь? Ты никогда не признавал меня родителем.
— Действительно.
У меня были подозрения, а считал ли этот человек когда-либо меня своим ребенком. Вероятно, мы признаем себя как отца и сына только на бумаге. И не имеет значения, связаны ли мы кровью или нет.
— Дело в том, что ты действовал по собственному желанию. Я приказывал тебе ждать дальнейших указаний.
Бросил он, забыв о том, что хотел заставить меня сесть. После чего продолжил.
— Но ты проигнорировал мои приказы и поступил в эту школу. Собственно говоря, я приказываю тебе немедленно бросить учебу.
— Твои приказы действовали только внутри Белой комнаты. Больше я не должен к ним прислушиваться.
Это простая логика. Но его, конечно, это не удовлетворит.
— Ты стал довольно разговорчивым с тех пор, когда я видел тебя в последний раз. Ясно, влияние этой никчемной школы.
Подперев ладонью щеку, мужчина посмотрел на меня словно на навоз.
— В любом случае, позволь мне услышать твой ответ на мой последний вопрос.
— Тот бред, что ты больше не собираешься слушаться моих приказов? Ты моя собственность. Владелец имеет полное право распоряжаться собственностью по своему усмотрению. Мне не нужно говорить тебе это. Жить тебе или умереть — это решать мне.
Быть способным открыто сказать подобное в стране, где преобладает закон и правопорядок... Что за порочный человек.
— Независимо от того, насколько ты зациклен на этом, я не планирую покидать эту школу.
Неважно, что я говорю, мы просто ходим по кругу.
Он ненавидит тратить время на бесполезные разговоры, поэтому должен понимать это. Тогда что дальше? Разумеется, он выложит свою следующую карту.
— Тебе не интересно, что случилось с Мацуо, который рассказал тебе об этой школе и подал идею поступить?
— Не особо.
Я помню это имя, его лицо всплывает в моей памяти.
— Он приглядывал за тобой в качестве дворецкого в течение года. И в итоге пошел против приказов своего работодателя.
Он говорил безостановочно, но затем внезапно прервался. Поступая так, он мог выделить нужные моменты и заставить собеседника осознать всю серьезность разговора. А от тяжелого голоса и пристального взгляда слушатель придет к выводу, что разговор пойдет в негативном ключе, и будет задаваться вопросом, насколько все плохо.
— Рассказать, как сбежать от меня, о существовании этой школы, а затем игнорировать намерения твоего настоящего родителя и отправить документы для твоего поступления. Поистине глупо.
Он взял чашку с чаем, приготовленным для него, и сделал глоток.
— Это непозволительный, непростительный поступок. Конечно, он должен был быть наказан.
Это не было угрозой, он просто констатировал факты без примеси каких-либо своих собственных чувств по этому поводу.
— Вероятно, ты уже представил себе это. Я его уволил.
— Поскольку ты его работодатель, то это обоснованная причина.
Человеку, бывшим моим дворецким, было около 60 лет. Он был чрезвычайно хорош в уходе за людьми, и к нему было легко привязаться. Мужчина, которого любили все дети. Он женился еще в молодости, но не был благословлен детьми. Его первый ребенок родился, когда ему было уже за 40, но, к сожалению, он потерял свою жену. Его ребенок был примерно моего возраста. Я помню, как он все время хвастался своим сыном. Я никогда не встречался с ним, но Мацуо говорил, что он очень усердно учится, чтобы отплатить своему отцу. Его улыбка все еще горит в моих воспоминаниях.
— Ты должен знать о нем. О любимом сыне Мацуо.
Должно быть, он понял, что я вспоминаю о них, а затем добавил.
— Когда ты поступил в эту школу, сын Мацуо также смог сдать сложный вступительный экзамен и поступил в известную частную старшую школу. Он действительно трудился очень усердно.
Он выдержал паузу, после чего продолжил.
— Но его исключили.
Его слова были просты, а смысл понятен.
Он избегал говорить это прямо, но это он позаботился о том, чтобы школа отменила прием сына Мацуо, чтобы наказать его.
Потому что у этого человека была власть сделать это.
— И что? Неужели такой человек, как ты, на этом и закончил? Как добросердечно с твоей стороны.
— Его сын — сильный ребенок. Даже после исключения из такой желанной школы он не сдался. Он начал пробовать поступить в другие места. Но я разыграл свои карты. Я остановил все его попытки поступить в старшую школу и заставил его сдаться. Тоже самое касается и Мацуо. Распространение сведений о его плохой репутации привело к тому, что он не смог найти новую работу. И в итоге его сын сбился с пути и стал безработным.
Это была речь о том, как мои действия привели к тому, что Мацуо и его сын потеряли все, что у них было. И это не какая-то выдумка, а правда. Если бы он хотел только сообщить об этой мелочи, это стало бы для меня разочарованием.
— Тебя, вероятно, это не удивило. Поскольку он пошел против приказов своего работодателя, то должен был поплатиться за это. Но, похоже, Мацуо не ожидал такого размаха событий. Он всегда был ответственным и добрым человеком. Ранняя потеря жены, воспитание сына в одиночестве, скорбь о том, что его бездумные действия привели к тому, что он отнял у сына его будущее. Он нашел только один способ спасти своего ребенка. В качестве компенсации он умолял меня больше не трогать его сына, а в прошлом месяце заживо себя сжег.
Именно это он и хотел сказать своей длинной речью. О том, что мои эгоистичные действия привели к трагедии других людей.
— Его сын сейчас работает на полставки без какой-либо гарантии, что сможет прожить до следующего дня. У него нет ни мечты, ни надежд.
— Его семья разрушилась по твоей вине. Его сын должен ненавидеть тебя.
— Прощения нет даже после смерти.
Когда я уже собирался спросить "А потом", уголки его рта слегка изогнулись.
— Человек, который заботился о тебе, человек, который спас тебя, умер, а ты, кажется, даже не обращаешь на это никакого внимания. Мацуо перевернулся бы в гробу, увидев твое отношение. Отношение того, ради кого он рискнул своей жизнью.
Прав он или нет, но причина того, почему жизни Мацуо и его сына рухнули, заключается в этом человеке. Нет нужды испытывать угрызения совести по умершим людям. Но этот человек не пытался разбудить мое чувство вины. Он также не хотел, чтобы я проявил сочувствие. Он просто хотел констатировать сам факт. Что он не проявит никакой жалости к тем, кто разозлит его. Не более того.
— Во-первых, у меня нет никаких доказательств того, что то, что ты рассказал мне — правда.
— Смерть Мацуо документально подтверждена. Если нужно, я принесу тебе бумаги.
Обращайся в любое время — это он имел в виду.
— Если он действительно мертв, то мне тем более не стоит покидать эту школу. Поскольку Мацуо помог мне поступить, несмотря на то что знал о последствиях, я должен исполнить его волю.
Шутливый ответ на подобную чушь.
— Ты и в самом деле изменился, Киётака.
Я могу понять, почему он сказал это. Я всегда следовал его... Нет, точнее, приказам Белой комнаты. Для меня она была всем. Его самой большой неудачей был, вероятно, тот пустой и неизвестный ему год моей жизни.
— Что случилось с тобой за этот год? Что заставило тебя принять решение о поступлении в эту школу?
Зная и об этом, он поднял эту тему.
— Конечно, ты предоставил нам лучшее образование, какое только возможно. Вероятно, ты использовал методы, которые общественность никогда не признает, но, тем не менее, я не буду отвергать саму Белую комнату. Вот почему я не планирую никому рассказывать о прошлом и не пытаюсь поставить тебя в трудное положение. Однако ты чрезмерно одержим погоней за идеалом. Результатом этого являюсь я, только и всего.
Я ученик первого года старшей школы. Мне 16 лет. Тем не менее, мои знания намного превышают тот объем, который можно получить за это время. Я понял это, меня заставили понять это. Что люди обладают бесконечным запасом любопытства.
— Ты многому нас научил. Не только искусство и науки, единоборства и самооборона, различные премудрости, но и многое другое. Именно из-за этого я захотел узнать о "мире", который ты отбросил.
— Твой ответ имеет какое-либо отношение к тому, почему ты сбежал?
— Смог бы я научиться в Белой комнате тому же, что и в этой школе? Что такое свобода, каково это, быть ничем не связанным. Я бы не смог узнать этого в том месте.
Это факт, который даже он не может отрицать. Белая Комната была, пожалуй, самым эффективным местом во всем мире, где можно взрастить человека, но там нельзя было узнать всего. Это учреждение до крайности отбрасывало все ненужное.
— Мацуо сказал мне, что единственное место в Японии, куда ты не сможешь добраться — эта школа.
Если бы я не выбрал эту школу вместо того, чтобы ждать дальнейших указаний согласно приказу, или принял бы другое решение, то, скорее всего, был бы возвращен обратно в Белую комнату.
Таким образом, я категорически отказываюсь покидать эту школу.
— Есть некоторые моменты, которые я не могу понять, но, похоже, я просто должен принять существующую ситуацию. Теперь я понимаю, что временное закрытие учреждения тогда, до завершения всего плана, было ошибкой. Подумать только, что один год может помешать осуществлению плана, который выполнялся более 16 лет. И, к моему раздражению, тебе удалось сбежать в эту школу, которая находится вне моей досягаемости.
Я знаю, что то временное закрытие было для него болезненным воспоминанием. Вот почему он так сильно хотел, чтобы я вернулся. Но вступить в контакт со мной лишь через полгода — здесь должно было быть что-то еще. За этой школой стоит кто-то значимый?
— Теперь я понимаю, почему ты поступил сюда, но не думай, что на этом всё. Как и в случае с сыном Мацуо, я могу заставить тебя бросить эту школу, ты ведь знаешь.
— Я не верю, что ты можешь вмешиваться в дела этой школы, поскольку она поддерживается правительством.
— Что заставляет тебя так думать? Это твоё заявление не подкреплено какими-либо доказательствами.
— Во-первых, телохранителей, которыми ты всегда окружен, нигде не видно. У тебя множество врагов, поэтому ты не должен расставаться с ними. Но, насколько я вижу, их нет ни в этой комнате, ни в коридоре.
Этот человек взял чашку и выпил уже слегка остывший чай.
— Зачем мне нужны телохранители для того, чтобы просто посетить старшую школу?
— Это беспечно, если учесть, что они охраняют тебя даже тогда, когда ты идешь в туалет. Мне кажется, ты бы не смог взять их с собой, даже если бы захотел. Люди, стоящие за этой школой, не дали своего разрешения на это — вот что я думаю.
И если бы он не стал придерживаться правил, ему бы не разрешили явиться сюда.
— Тебе все еще не хватает доказательств.
— Далее, будь у тебя возможность заставить меня бросить школу, то ты бы сделал это, даже не досчитав до трех. Но ты поступил иначе и приложил все усилия, чтобы поговорить со мной лицом к лицу и убедить меня покинуть это место. Что-то здесь не так.
В случае с сыном Мацуо ему не нужно было встречаться с ним лично, он просто отдал приказ стоящим ниже — вот что я думаю.
— И есть еще кое-что. Если факт того, что ты явился на вражескую территорию, вроде этой школы, станет общеизвестным, то твои амбиции... твое возвращение навсегда останется лишь недосягаемой мечтой, не так ли?
— ... Это то, что Мацуо вложил в твою голову? Значит, даже после своей смерти он все еще докучает мне.
— Я бы не смог понять это только из его бормотания.
Во-первых, я не слышал от него никаких подробностей, но могу делать выводы самостоятельно. Этого человека нельзя остановить, действуя вполсилы, и Мацуо должен был это знать.
— Если не учитывать закрытие учреждения и влияние этого времени, я обнаружил еще одну проблему. Независимо от того, насколько совершенна дисциплина, такие периоды восстания и непослушания наступают у всех людей.
Само по себе 15-летнее образование не может победить гены в крови человека.
— Давай проясним, почему такой человек, как ты, сошёл с предназначенной ему дороги. Ты прекрасно понимаешь, что нет смысла изучать все эти ненужные вещи, так почему?
— Неутолимое любопытство, и желание самому решать свою судьбу. Это все.
— Чушь. У тебя не может быть другого жизненного пути, кроме того, что я запланировал для тебя. Ты тот, кто однажды превзойдет меня и будет править Японией. Почему ты не можешь понять это?
— Это просто твоя собственная выдумка.
— Похоже, я не смогу пробить стену твоего упрямства.
— Полагаю, мы придерживаемся одного и того же мнения.
Независимо от того, насколько мы разные, в чем-то мы всегда похожи. Мы никогда не сможем пойти на компромисс в наших взглядах.
— Белая комната была перезапущена. На этот раз все будет идеально. Я также сделал приготовления, чтобы наверстать упущенное время.
— В таком случае у тебя должно быть несколько преемников, которые преуспеют в выполнении твоей воли. Зачем возиться со мной?
— Конечно, все так, как ты и говоришь, но ещё нет никого с таким же талантом, как у тебя.
— Ты не можешь солгать даже своему ребенку — это ты хочешь сказать?
— Ты думаешь, что такая никчемная ложь подействует на тебя?
Это правда.
— Это мои последние слова, Киётака. Тщательно всё обдумай, прежде чем ответить. Чего ты хочешь? Покинуть эту школу по собственному желанию или позволить твоему родителю силой заставить тебя уйти?
Кажется, он действительно, несмотря ни на что, хочет вернуть меня обратно. Я не знаю, что он предпримет ради этого, но нет никакого смысла и дальше слушать его.
— ... Я не собираюсь возвращаться.
Словно пробиваясь сквозь пелену тишины, я быстро дал ему свой ответ.
— Я не знаю, насколько тебе это нужно, но я не собираюсь бросать учебу. Методы могут быть разными, но это правда, что эта школа растит таланты. Таковы мои ожидания.
— Что за бессмыслица. Ты не понимаешь, что за место эта школа. Это не что иное, как лачуга для сброда. Я уверен, что в твоем классе должны быть такие ученики. Отбросы без шансов на спасение.
— Отбросы? Это не правда. Это место, где я могу узнать, равны люди или нет. Я думаю, это довольно интересно.
— Так ты думаешь, что даже никчемные люди могут вырасти до того, чтобы встать в один ряд с гениями?
— Это то, чего я хочу.
— Насколько сильно ты собираешься отклониться от моего плана?
— Нам следует закончить этот разговор, ты ведь знаешь, что это ни к чему не приведет.
Стоило мне изъявить ему свое желание заканчивать, как раздался стук в дверь.
— Прошу прощения.
Дверь открылась, и в комнату зашел мужчина, которому, казалось, было где-то за 40. Выражение лица человека напротив стало несколько настороженным, когда он заметил неожиданного посетителя.
— Прошло много времени, Аянокоджи-сенсей.
Мужчина глубоко поклонился. Сцена была похожа на встречу подчиненного и его босса.
— ... Сакаянаги. Какое чувство ностальгии. Полагаю, прошло 7 или 8 лет.
— Думаю, прошло много времени, с тех пор как я сменил отца на должности председателя попечительского совета. Время и в самом деле летит.
Сакаянаги? Я ощутил некий дискомфорт из-за фамилии, которой представился председатель попечительского совета.
Я не мог не связать его с Сакаянаги Арису из класса А.
— А ты, должно быть, Аянокоджи-сенсея... Киётака-кун, полагаю? Приятно познакомиться.
Разговаривая со стоящим мной, он слегка наклонил голову в сторону.
— Спасибо за все. Мы закончили разговаривать, поэтому прошу прощения.
— Ах, не мог бы ты немного подождать? Я просто хотел бы немного поговорить с вами двумя.
Я не мог отказать, по крайней мере, не председателю попечительского совета этой школы.
— Тогда присаживайся.
Я сел на стул после его приглашения. Председатель устроился рядом со мной.
— Я слышал от директора. Похоже, вы хотите заставить его уйти из школы?
Если председатель просто умоет руки, то я, возможно, окажусь загнанным в угол.
— Верно. Поскольку я как его родитель заявляю об этом, ты должен немедленно начать процедуру отчисления.
Интересно, как председатель Сакаянаги ответит на это. Беспокоясь о чем-то другом, Сакаянаги встретился взглядом с этим человеком и ответил.
— Вы ошибаетесь. Действительно, родители могут многое решить за своего ребенка. Если родители действительно этого хотят, то в некоторых случаях нам не нужно учитывать собственные пожелания учащегося. Однако, это уместно только с учетом всех фактов и причин. Например, если бы ученик подвергся издевательствам и так далее, то эту просьбу стоило бы рассмотреть. Было ли подобное в твоем случае, Киётака-кун?
— Вовсе нет.
— Что за клоунада. Меня это не волнует. Я просто хочу, чтобы он бросил школу, в которую поступил без моего разрешения.
— Учеба в старшей школе не является обязательной. В какую школу поступить — это зависит от самого ученика. Естественно, если родители оплачивают расходы, такие как стоимость обучения и тому подобное, то это другая история. Однако в этой школе все расходы покрываются правительством, поэтому деньги и учебные материалы не являются проблемой. Вот почему мы ставим самостоятельность учеников в качестве нашей главной цели.
Этого стоило ожидать, но я был благодарен за эти слова.
И в то же время я понял. Мацуо однажды сказал: "Эта школа позволит тебе сбежать из Белой комнаты". Он сделал подобное заявление из-за существования этого человека. Он разговаривает с моим отцом без малейшего намека на страх. И это доказывает свою эффективность.
В отличие от директора, который немедленно преклонился перед лицом власти, этот человек казался надежным.
— Ты тоже изменился. Что случилось с тобой, с тем, кто по своему обыкновению всегда соглашался со мной?
— Даже сейчас я восхищаюсь вами, Аянокоджи-сенсей. Но именно потому, что я разделяю идеалы этой школы, которую основал мой отец, я и решил продолжить его дело. Я уверен, что вы знаете это лучше всех, верно, Аянокоджи-сенсей? Ни одна из политик этой школы не изменилась со времен моего отца.
— Я не собираюсь подвергать сомнению то, как ты ведешь дела. Ты свободен исполнять волю твоего отца. Но в таком случае почему же ты позволил Киётаке поступить в эту школу?
Этот человек, похоже, питал некоторые сомнения, и поэтому начал допрашивать председателя Сакаянаги.
— Почему, спрашиваете? Оценив результаты его собеседования и экзаменов, я пришел к выводу, что он заслуживает право на зачисление.
— Не увиливай от вопроса. Я знаю, что эта школа функционирует не так, как обычные школы. Во-первых, Киётака не должен был быть даже кандидатом на прием. Я знаю, что интервью и экзамены — это фарс.
При этих словах выражение лица Сакаянаги изменилось, хотя до сих пор на его лице была приятная улыбка.
— ... хоть вы уже и отошли от дел, это очень впечатляет, Аянокоджи-сенсей. Вы хорошо информированы.
— Его заявление на поступление в эту школу должно было быть предоставлено тайно. И в тот же момент вопрос о его поступлении был решен. Если говорить проще — без рекомендации не примут даже самого превосходного ученика. Разве я ошибаюсь?
Кажется, что они говорят о вещах, которые такой ученик, как я, никогда бы не смог услышать.
— Ни в коем случае Киётака не мог быть в числе отобранных кандидатов. Другими словами, странно, что он не был отстранен от участия.
— Да. Вы правы. Его имя не было в списке учеников, которых мы собирались принять. Обычно, когда есть заявления от учащихся, которых нет в списке, все они отклоняются. С целью сокрытия этого мы проводим собеседование и экзамены. Но он единственный, чей прием я одобрил, основываясь на своем собственном мнении. Возможно, вы пришли сюда, чтобы забрать его с собой, но сейчас он — ценный учащийся, вверенный нам. Я обязан защищать учеников этой школы. И даже если это ваша просьба, сенсей, есть вещи, в которых я должен отказать. Пока он сам не захочет уйти.
"Хватит пудрить мне мозги", — этот человек выплюнул эти слова и отвернулся от председателя Сакаянаги, чтобы вновь оказаться со мной лицом к лицу.
Однако председатель Сакаянаги продолжил.
— Мы, конечно, не станем игнорировать мнение родителя. Если вы хотите, чтобы он ушел, то вместе с Киётакой-куном и школой мы проведем трехстороннюю дискуссию, чтобы достичь консенсуса.
Это еще один способ сказать "нет" исключению.
Можно с уверенностью предположить, что у этого человека больше нет карт в рукаве.
— Я определенно не могу навязывать свою игру на твоем поле. Однако, если это и есть твой ответ, то все, что мне нужно сделать, это изменить свой подход.
— Что вы собираетесь делать? Если вы намерены предпринять что-то из ряда вон выходящее...
— Я понимаю. Я не собираюсь давить на тебя.
Тот факт, что этот человек, для которого это является специализацией, не собирается делать подобного, доказывает, что он попросту не может сделать этого здесь.
— Не должно быть никаких проблем, если исключение Киётаки произойдет в соответствии с правилами школы.
— Да, это я могу вам пообещать. Я не буду относиться к нему по-особому только потому, что он ваш сын, сенсей.
— Тогда на этом все. Я ухожу.
Этот человек встал с дивана.
— Когда мы встретимся вновь?
— По крайней мере, здесь мы никогда больше не встретимся.
— Тогда я провожу вас.
— Это лишнее.
Этот человек отказался от сопровождения; я заговорил с ним.
— Если ты называешь себя родителем, почему бы не навестить эту школу ещё пару раз?
— Подобное место? Одного раза более чем достаточно.
Бросив эти слова, этот человек покинул приемную.
— Уф. Как обычно, всякий раз, когда сенсей рядом, атмосфера всегда напряженная, не так ли? Тебе, должно быть, тоже было нелегко, верно?
— Нет. Не особо.
Для меня это было "как обычно". Поскольку мы теперь были одни, председатель Сакаянаги немного успокоился и тепло посмотрел на меня.
— Видишь ли, я знаю тебя уже давно. Мы никогда не разговаривали напрямую, но я всегда наблюдал за тобой из-за стекла. Сенсей всегда хвалил тебя, знаешь?
— В самом деле? Так вот значит как.
— Как?... Что ты имеешь в виду?
— Нет. Что важнее, председатель Сакаянаги, об ученице, определенной в класс A...
— Ты говоришь об Арису? Она моя дочь.
— Так вот оно что.
— Ахх, но она в классе А не потому, что моя дочь. Я играю честно.
— Дело не в этом. Я просто хотел спросить вас об этом.
Таким образом, загадка о том, откуда она знает меня, была раскрыта. Это вовсе не странно, если она является дочерью этого человека.
— Мне хватит и лишь общих слов, но... мне любопытно то, что этот человек сказал ранее.
— Вероятно, это история о твоем поступлении?
— Да.
— Ага. Как и сказал Аянокоджи-сенсей, в эту школу принимаются только учащиеся средних школ по всей стране, в отношении которых уже проведено предварительное исследование и сделано заключение о том, что они пригодны. Каждый год мы работаем вместе с администрациями каждой средней школы. И результатом этого являются ученики, которые собираются здесь. Собеседование и экзамены — это лишь формальность. Даже если валяешь дурака во время собеседования или набираешь ноль баллов на экзаменах — твое поступление уже предопределено. Конечно, заявления на поступление подают люди со всей страны, поэтому экзамены проводятся как предлог для их отбраковки.
Таким образом, даже если получишь 100% на экзамене или успешно пройдешь собеседование, то все равно не сможешь поступить в эту школу. Также ученик, которому отказали, никоим образом не сможет узнать правду.
Это достаточно убедительно. Учащиеся вроде Судоу, Ике и остальных, которые не особо блистают в учебе, а также ученики вроде Хираты и Каруизавы, которые имели проблемы в прошлом, смогли поступить сюда благодаря этой системе.
Такие вещи, как разумность и академические способности, являются второстепенными для этой школы.
— В твоем случае, в тот момент, когда я решил принять тебя, то все, что ты делал, больше не имело никакого эффекта. 50% на всех письменных экзаменах — это никак не повлияло на твои шансы на успех или провал.
Это действительно уникальная школа.
По всей вероятности, это первая школа такого рода в Японии.
— Вам с Аянокоджи-сенсеем, должно быть, интересно. Почему эта школа, регулируемая правительством, не принимает учеников на основании их общего потенциала. Но это то, что ты обязательно поймешь в будущем. Какие принципы воспитания и какие результаты мы надеемся достичь.
Председатель Сакаянаги был преисполнен уверенности.
— ... Я рассказал слишком много. И не могу сказать тебе больше, чем это. Потому что, в конце концов, ты ученик, зачисленный в эту школу, а я тот, кто управляет ею.
Тот факт, что он рассказал мне все это, вероятно, объясняется тем, что я нахожусь в особом положении из-за того, что меня преследует этот человек.
— Как лицо, ответственное за эту школу, я буду защищать ее учеников настолько, насколько позволяют правила. Ты понимаешь, к чему я клоню?
Если я не буду следовать правилам, он не сможет мне помочь.
— Конечно, я могу себе представить, что этот человек будет теперь делать.
Его возможности весьма ограничены, если он хочет вытащить меня из этой школы.
— Тогда, пожалуйста, прошу меня простить.
— Хорошо. Удачи тебе.
После этих ободрительных слов я покинул приемную. Когда я вышел в коридор, то увидел Чабаширу-сенсея, которая поодаль ждала, пока закончится разговор.
Я поклонился ей и попытался пройти мимо, но она начала идти, соответствуя моему шагу.
— Как прошла твоя встреча с отцом?
— Бессмысленно пытаться так неуклюже провести расследование. Я уже все понял.
— ... Что ты этим имеешь в виду?
— Чабашира-сенсей. Я говорю о том, что практически все, что вы мне говорили, было ложью.
— О чем ты говоришь?
— Вы можете пытаться спрятать свое волнение, но его не так сложно уловить.
То, как она смотрит на меня, ее речь и то, как подбирает слова. Это немного, но все же отличается от обычной нее. Она в меру своих способностей пытается скрыть эмоции, но не похоже, что она может полностью спрятать свое волнение.
— Этот человек никогда не связывался с вами, Чабашира-сенсей. Конечно, он также не принуждал вас заставить меня бросить школу.
— Нет, твой отец просил меня о помощи. На самом деле, как я и говорила, я постоянно пыталась добиться твоего исключения.
Мой отец, несомненно, оказывает на меня давление, чтобы заставить бросить учебу. Но, судя по его поведению, он явно был впервые в этой школе. Поскольку у меня нет веских доказательств, я не могу наверняка опровергнуть это, но его контакт с учителем — это просто смехотворно.
— Перестаньте пытаться обмануть нас обоих. Председатель Сакаянаги рассказал мне все... он рассказал вам о моей ситуации, как только вопрос моего зачисления был решен.
— ... председатель тебе все рассказал?
Я слегка рассмеялся.
В этот самый момент Чабашира-сенсей поняла, что допустила ошибку.
— Аянокоджи, ты меня проверял...?
— Да. Председатель никогда не говорил мне ничего о вас. Но я был уверен, что вы были связаны с этим, и теперь мне все стало ясно.
Услышав слова председателя Сакаянаги, который знал, что я набрал 50% на всех тестах, я убедился в этом.
— Сейчас я объясню свои рассуждения. Сначала я подал заявление на поступление в эту школу, и председатель Сакаянаги, который знал меня с давних времен, действовал по собственной инициативе. И в тот момент, когда мое зачисление было утверждено, также было утверждено и мое распределение в класс D. Причина, по которой я попал именно в класс D, заключается в том, что вы, Чабашира-сенсей — учитель, который не особо заинтересован в противостоянии классов. Видите ли, все классные руководители, которых я видел до сих пор, сильно желали повысить свои классы.
Попади я в класс, который бы выделялся среди всех остальных, то шансы на то, что я привлеку внимание, пропорционально бы увеличились.
— Кстати, председатель Сакаянаги также допустил один просчет. Дело в том, что учитель класса D, который не любит свой класс и не заботится о нем, на самом деле втайне больше всех хочет подняться до класса A.
— ...
Чабашира-сенсей не могла мне ответить и продолжала молчать. Вероятно, потому что знала, что, если начнет спорить со мной, ее слова лишь ударят по ней же самой. Вот почему я не сдерживался и приложил все усилия, атакуя ее своими словами.
Чтобы убедиться в ещё одном.
— Вы упрямо одержимы идеей повышения до класса А. Но вам не везло с учениками, которые у вас были до сих пор. Вот почему вы не могли воплотить желания в реальность и проводили свои дни в апатии. Разве я ошибаюсь?
Теперь Чабашира-сенсей даже не смотрела мне в глаза.
— Это просто твои теории, Аянокоджи.
Слова Чабаширы-сенсея больше не имели никакой силы, они звучали беспомощно.
— Так получилось, что в этом году мое появление нарушило привычный ход вещей, и ситуация для вас изменилась. Хотя учеников с проблемными характерами и много, так же здесь собрались и лучшие из лучших. Хорикита и Коенджи, а также Хирата и Кушида. Все они — ученики, которые при правильном руководстве могут стремиться к высшим классам. Вот почему вы в конечном итоге могли начать надеяться на что-то. В этом случае не было бы странным, если бы амбиции, которые вы держали внутри себя, снова начали расти. Это очень легко понять, если вспомнить слова, которые Хошиномия сказала вам вскоре после поступления.
Хошиномия, ее давняя подруга, знала о ее желании подняться до класса А.
"Ты стремишься занять их место". Эти ее слова были очень красноречивы.
— И теперь, независимо от того, насколько грубо я себя поведу или насколько нагло буду разговаривать, единственный вариант, что у вас есть — это смириться со всем этим. Учитывая тот факт, что председатель предложил мне защиту и то, что вы хотите использовать меня в качестве оружия для достижения класса А, единственный доступный вам вариант — это закрыть глаза на все происходящие нарушения.
Как я уже сказал, все, что могла сделать Чабашира-сенсей — лишь слушать.
— Для кого-то такого, как вы, кто желает достичь класса А и каждый год застревает на месте учителя класса D, это шанс, который вы не можете позволить себе потерять. В конце концов, вы даже солгали о том, что мой отец связался с вами, чтобы попытаться использовать меня. Вот почему вы нацелились на меня, а Хорикита была всего лишь пешкой, которую вы использовали для этой цели. Между прочим, все не так просто.
Прежде всего, я абсолютно не амбициозен и никогда не был заинтересован в классе А. Не зная, как контролировать меня, никогда не предпринимавшая особых действий, она закончила все тем, что нанесла свой первый удар во время нашего первого специального экзамена на необитаемом острове.
— Если к началу специальных экзаменов мы бы по-прежнему не могли даже потенциально конкурировать с другими классами, то уже никогда бы не смогли их догнать. Вот почему вы запаниковали и в итоге использовали то, что председатель сказал вам держать в секрете. Полагаю, это можно назвать отчаянными мерами.
После этого в определенной степени судьба благоволила классу D.
Однако произошел просчет. Мой отец наконец вышел на контакт с этой школой. И сегодня, в этот самый момент, вся правда и ложь были раскрыты.
— Вы, вероятно, намеревались подчинить меня, но все сложилось наоборот, и проиграли вы сами.
— ... Ясно. Председатель, вероятно, уделяет тебе особое внимание. Твои способности выше, чем у обычного ученика 1-го года старшей школы. Ты мудр не по годам, вот оно как, хах?
Она вздохнула и, кивнув, признала это.
— ... Я признаюсь. Я не знаю твоего отца.
Тот вид, что она так старалась поддерживать до сих пор, рухнул в один момент.
— Однако, что ты собираешься делать с тем фактом, что, если я когда-нибудь захочу, то смогу тебя исключить? Я могу сказать, что ты грубо нарушил правила, и проинформировать об этом школу. Исключение — это то, чего ты хочешь избежать больше всего, верно?
Подумать только, она зашла так далеко, чтобы угрожать мне сейчас.
— Независимо от этого, результат не изменится — вот что вы имеете в виду.
— Вот именно.
— Как жаль, но я уже убедился. В том, что вы не можете меня исключить.
— ... позволь мне спросить, что привело тебя к такому выводу?
Я успокоился и вернулся к своему обычному тону.
Конечно, прежде всего, я вообще не был взволнован. Я лишь изображал волнение, чтобы понять истинные намерения Чабаширы-сенсея.
— Сложившаяся ситуация говорит сама за себя. Прямо сейчас класс D показывает результаты лучше, чем за большинство прошлых лет. Хорикита и остальные ученики тоже постепенно начинают использовать свои сильные стороны. Даже если я больше не буду им помогать, это не значит, что они не поднимутся до класса А.
На данный момент класс D нагоняет высшие классы и вот-вот обгонит класс C. Нет, на данный момент наши позиции уже сменились.
Но если кого-нибудь исключат, то цель, естественно, станет чем-то далеким. Это значит, что Чабашира-сенсей застряла в ситуации, когда она ничего не может поделать.
— Даже после того, как я сойду со сцены, сражение будет продолжаться до тех пор, пока того желает Чабашира-сенсей.
Люди не могут самостоятельно отказаться от своей мечты и надежд.
— И, таким образом, вам придется меня освободить.
— Теперь, когда все знаешь, ты собираешься прекратить стремиться к классу А?
Конечно, я собираюсь остановиться. Учитель, которая пыталась использовать меня, чтобы подняться до класса А, притворяясь, что ведет дела с моим отцом, больше не будет иметь никакого влияния. Другими словами, больше в этом нет смысла.
— По крайней мере, я думаю, что настало время моего хода.
Я не стал отказываться окончательно и бесповоротно.
Люди будут продолжать действовать, пока есть надежда. Даже если они знают, что вероятность этого близка к нулю, они все равно захотят поверить в эту возможность.
Чабашира-сенсей остановилась.
— С этого момента, пожалуйста, будьте послушной и просто наблюдайте. Если вы будете продолжать пытаться использовать меня, основываясь на своих личных чувствах, то это станет лишь помехой для учеников.
Я выделил этот момент.
— Но, если я всё-таки откажусь освобождать тебя, хоть это и безрассудно, что ты станешь делать?
— Тогда вы умрете, вцепившись в свои амбиции — вот к чему приведет этот выбор. Не очень мудрое решение.
— Тогда позволь мне изменить вопрос. Тебе не кажется, что нет никакой гарантии, что я не потащу тебя за собой, если однажды потеряю надежду?
— Да, есть вероятность, что классные очки в будущем резко уменьшатся. Если это произойдет, то вы потеряете надежду. В таком случае я не против. Если вы соберетесь атаковать, то, пожалуйста, делайте все, что хотите.
Она не остановится только потому, что я попрошу ее об этом, поэтому я позволил ей делать все, что она захочет.
— Но я хотел бы напомнить вам, что ваше положение учителя тоже не гарантировано.
Просто угроза, но, по крайней мере, это повлияет Чабаширу-сенсея, которая в определенной степени посвящена в детали.
Похоже, ей было больше нечего сказать, и я ушел. Нет ничего счастливого в воссоединении с отцом, но сегодня я достиг многого.
Мне больше не нужно помогать в попытках подняться до класса А, вот что это значит. Теперь, что бы Рьюен ни предпринял, мне больше нет нужды участвовать в делах класса D.
Кроме того, для меня не будет никаких негативных последствий, независимо от того, что случится с Каруизавой.
Конечно, если Каруизаву поймают или она решит предать меня, то моя личность будет раскрыта, но на этом все. И даже если Рьюен решит прийти за мной — пока я ничего не делаю ради класса D, все это будет лишь смутными и беспочвенными подозрениями.
