(П.п.: В корейском языке нет понятия «род», поэтому сейчас возникает сложность перевода, связанная с гендерной идентификацией. Гон Джа видит в девушке хозяина башни. Высока вероятность, что и настоящий хозяин башни — женщина, но пока что прямых указаний нет. Поэтому в этой арке будет использовано устоявшееся «хозяин башни», но применяться к нему будут глаголы в женском роде.)
— Хочу поговорить с тобой, — сказал я.
Хозяин башни безучастно уставилась на моё лицо. Прошло около минуты, и только тогда она кивнула, чтобы я шел следом.
— Хорошо. Иди за мной.
И я последовал за хозяином башни.
— Сюда.
Мы оказались в обветшалом переулке. Вдоль него тянулись дома, покрытые черепицей. Хоть было не так чисто, а атмосфера не такая приятная, место напоминало деревню ханок*.
(П.п.: Ханок — дом в традиционном корейском стиле.)
Ветхая крыша кое-где поросла травой. Каменная ограда определенно не ремонтировалась уже кучу лет, поэтому, не выдержав тяжести времени, она просто обвалилась.
«Что это за ханок?» — захотелось мне спросить, но было не по себе.
— Эти особняки, построенные во времена японской оккупации, передаются из поколения в поколение по наследству, — хозяин башни зашагала вперед. — Когда разразилась война, город уничтожили практически мгновенно. Из-за этого здесь намного больше следов прошлого, чем где бы то ни было.
— Какая война?
— 6.25*.
(П.п.: 6.25 — так корейцы называют Гражданскую войну между Севером и Югом, так как началась она 25 июня 1950.)
Из канализации понесло гнилью.
— Эти дома упустили свой шанс умереть.
На нас смотрела вереница домов с черепичными крышами. У владельцев этих особняков была долгая родословная, поэтому и сами дома казались не просто старомодными — они напоминали лица стариков, покрытые пигментными пятнами.
Мы прошли через каменную ограду, что возвышалась, будто нарыв, открыли лакированную калитку ворот и миновали двор, где даже сорняки не росли.
— Подожди здесь.
Я сел на деревянный пол большой комнаты и стал ждать. Здесь не было ни кондиционера, ни вентилятора, поэтому охладиться можно было только в тени карниза.
Под солнечными лучами стрекотали цикады.
Через некоторое время хозяин башни вернулась с подносом.
— Прости, мне нечего предложить гостям.
— Нет, это ты прости, что пришел без приглашения, — я вежливо взял чашку обеими руками.
Это была кружка из нержавеющей стали, такая же, как в школьной столовой. В кружке была вода.
— Похоже, мы видимся впервые, — хозяин башни села и склонила голову. — Я Ча Су Чон, учусь в 3А классе средней Школы Синсо.
— Ах, — я понял, что даже не представился. — Меня зовут Ким Гон Джа.
— Ясно, Ким Гон Джа. И о чем ты хотел со мной поговорить?
Что я должен сказать? Что я считаю ее хозяином башни и мне интересно, почему она здесь? Или лучше спросить, как она пришла к созданию башни? Однако...
— Послушай, — вопрос, который слетел с моих губ, был совершенно иного рода. — Ты сказала, тебя зовут Ча Су Чон...
— Да.
— Могу я спросить, что оно значит?
— Я напишу китайскими иероглифами.
Хозяин башни достала из портфеля записную книжку.
Ча Су Чон — Кристалл Милосердия.
(П.п.: На корейском имя девушки «Ча Су Чон» (자수정), что дословно значит «аметист». Однако она пишет уточняющую ханча, что можно перевести как «кристалл любви/доброты/милосердия».)
Она написала это остро заточенным карандашом на белой бумаге.
«Это имя хозяина башни».
Возможно, это имя, которое он использует в этом мире. Однако я был первым, кто узнал имя хозяина башни.
«Ча Су Чон», — повторил я про себя.
Ладно, нужно переключиться на другие вопросы.
— А ты живешь здесь одна?
— Да. До прошлого года я жила с дядей, папиным братом. Но теперь живу одна.
— Прости за бестактность, но как...
— Какой-то головорез ворвался в дом и убил дядю. И еще троих мужчин, пришедших к нему. Дело до сих пор не закрыто, так что я немного знаю, — в словах хозяина башни не было эмоций.
Нет, у нее никогда и не было эмоций. С первой встречи и до сих пор.
— Ты знаешь о башне?
— О какой башне ты говоришь?
— О Вавилонской башне. Однажды она появится в нашем мире. И туда сможет войти любой, если выполнит определенные условия. А когда войдет, перед ним открывается новый мир... Как-то так, — немного смутился я и прокашлялся, я будто рассказываю о секте. — Разве ты не знаешь о ней?
Хозяин башни тихо покачала головой.
— Нет, не знаю.
— А что насчет столпов? Ты когда-нибудь слышала об охотниках?
— Предполагаю, что слова, что ты перечислил, имеют отличное от обычного значение. Для меня столп и охотник — обычные существительные.
— Верно.
Чем дольше мы разговаривали, тем более неловко я себя чувствовал.
«Похоже, у нее нет воспоминаний хозяина башни».
Девушка передо мной действительно ничего не знает о башне.
«Тот же голос, но атмосфера иная».
Словно она Бог, потерявший память.
Не знаю, какая история и обстоятельства за всем этим скрываются, но дитя, что сидело напротив меня, не имело ни власти хозяина башни, ни каких-либо его воспоминаний. Она просто живет предначертанной ей жизнью. Сколько бы я ее сейчас ни спрашивал о башне — все без толку. Но меня разобрало любопытство.
— Разве нормально вот так просто отвечать на все вопросы, которые я задавал? А если бы я оказался преступником, что проник в твой дом? Вдруг я вошел к тебе с недобрым умыслом?
— Ничего страшного, — медленно произнесла девушка. — Если бы ты, Ким Гон Джа, оказался преступником, ты бы подошел ко мне не на перекрестке, а в другом месте.
— Что?
— Я дважды пересекаю подземный переход по дороге из школы домой. Один из них совершенно безлюдный. Там темно, потому что фонари разбиты. Любой, кто задумал совершить преступление, либо нападет в том переходе, либо спрячется там заранее и будет выжидать, — сказала она и выпрямила спину. — Когда я увидела твое лицо, на нем не было и мысли о преступлении. Твой взгляд был прикован к моему лицу. Ты пытался поймать мой взгляд. Если бы ты боялся, что я убегу, смотрел бы на нижнюю часть тела. Если бы думал, что я дам отпор, смотрел бы на руки. Если бы хотел избить меня, смотрел бы на тело. Но ты смотрел только на лицо. Так люди смотрят, когда пытаются понять, знаком ли им человек.
— Эм...
— Кроме того, ты только что обратил внимание на мое имя. То есть, тебе интересна моя личная информация. Даже когда я вышла за водой, ты не стал ходить по дому и осматриваться, хотя был один. Будь ты преступником, ты бы в первую очередь проверил, нет ли в доме кого-то еще.
Хозяин башни держала кружку из нержавеющей стали обеими руками. Она сделала глоток.
— Все, что ты делаешь, не соответствует поведению преступника. Поэтому я не думаю, что ты бандит со злыми умыслами. Возвращаясь к твоему вопросу, да. Все нормально.
Стрекот цикад эхом разносился по комнате. Звуки летнего вечера.
«Ха!» — мой мозг готов был взорваться, но я попытался собраться с мыслями.
— А ты довольно разговорчива. И умна.
— Да, — согласилась она без лишних слов. — Я умна.
И тут я понял: даже если она потеряла память, она в любом случае ненормальная.
— Эм... Прошу прощения, могу я отлучиться в уборную?
— Она в задней части дома. Только будь осторожен, когда будешь идти.
Когда я вошел в ямный туалет, я с запозданием осознал, почему она сказала «будь осторожен, когда будешь идти» вместо обычного «будь осторожен».
Это случилось, когда я вышел из туалета.
— А?
На заднем дворе находился склад, и от него исходило неясное чувство чьего-то присутствия, хотя никого не было видно, да и движений не было там заметно. Просто кто-то притаился под складом.
Несмотря на то, что стоял жаркий и душный летний день, у меня на загривке волосы встали дыбом.
Я молча смотрел на дверь старого склада, ощущая за ней чье-то присутствие. И этот кто-то словно хотел встретиться со мной взглядами.
«Что это, в самом деле?» — я подошел и посмотрел.
С каждым шагом я чувствовал себя все более странно. Меня будто прожигал чей-то взгляд. Было такое ощущение, что холодная рука сзади поглаживает меня по шее.
«Эй, что ты такое?»
На всякий случай я направил в сторону склада Оро. Но ответа не последовало. Чувство присутствия не исчезло, а лишь усилилось.
Шаг. Еще шаг.
«Черт», — я сглотнул.
И в момент, когда я осторожно взялся за дверную ручку склада...
— Нет.
Что-то схватило меня за одежду.
— Не входи.
Я повернул голову. На меня невыразительно смотрела хозяин башни. Когда она здесь оказалась?
— Что?
— Если ты войдешь, детишки испугаются.
Детишки?
— Детишки... Что за детишки?
— Пожалуйста, подожди здесь немного.
Хозяин башни открыла дверь склада. И как только она открылась, чувство чего-то присутствия резко усилилось. Если до сих пор в лучшем случае мне казалось, что меня поглаживают по затылку, то теперь я чувствовал, будто меня царапают когтями.
— Простите. Пришел гость.
Внутри склада была развешана куча занавесок. И когда хозяин башни потянула за край одной из них, под тканью оказалось зеркало в полный рост. И как только ткань убрали с зеркала, чувство, что за мной кто-то наблюдает, исчезло.
— Успокоилось.
Хозяин башни взяла лежащее рядом полотенце и протерла им поверхность зеркала. У меня не было другого выбора, кроме как, наблюдать за всем из-за ее спины.
— Это зеркало… Оно странное, да?
— Да, этот малыш странный.
— Похоже, оно вредит людям...
— Этот малыш больше не причиняет вреда людям.
Хозяин башни отложила тряпку и снова накинула на зеркало занавеску. Я вновь почувствовал на себе чей-то взгляд, но уже не такой свирепый. Казалось, что кто-то просто тихо за мной наблюдает.
— Но оно же может причинить вред в будущем.
— С людьми то же самое.
Мяу!
Внезапно у себя под ногами я услышал кошачье мяуканье. У меня в ногах незаметно оказался игрушечный щенок.
Мяу!
Из куклы, у которой не было ни рта, ни голосовых связок, несомненно доносилось кошачье мяуканье.
— Что это?
— Это Мяу.
Не такое имя стоило бы давать игрушечному щенку.
— Но хоть он и милый, не стоит его гладить.
— А что случится, если я его поглажу?
— В твоей голове каждые шесть секунд будет раздаваться мяуканье, пока он не найдет следующего хозяина.
— Серьезно?
— Да.
— С ума сойти...
— Теперь он заключен в куклу и довольно тихий. Прежде он был котенком, теперь — собака. Но в любом случае он продолжает искать хозяина. Этот малыш полагается на личность других людей больше, чем на свою собственную. Он верный и искренний.
— Это выглядит довольно опасно…
— Все нормально. Как только он осознает свою собственную личность, я перенесу его в игрушечного бурундука.
— Что?
— Примерно через год он поймет, что он бурундук. Для безопасности я перемещаю его в новое тело каждые десять-тринадцать месяцев. Ну что, мистер Мяу, не доставляй неудобств нашему гостю. Иди сюда.
Хозяин башни схватила щеночка за шкирку. Раздалось мяуканье, и она поставила куклу, размышляющую о собственной личности, на полку.
— Черт возьми, — я опешил и оглядел склад.
На полках вокруг было выставлено бесчисленное количество разных предметов, назначения которых я не знал. На стене висела рама. А когда я посмотрел на нее, картина в раме изменила изображение и показала Равиэль.
— Что это?
— Этот малыш отражает человека, которого смотрящий любит больше всего, — необычайно умиротворенно ответила хозяин башни. — Не смотри слишком долго. Чем больше на него смотришь, тем больше меркнут воспоминания о твоем любимом человеке. А картина, наоборот, чем более размытыми становятся воспоминания, тем более четкой она становится. И, в конце концов, воспоминания о любимом человеке полностью исчезнут. И в раме появится фото другого человека, которого ты любишь.
Я быстро отвернулся.
— Зачем ты собираешь все эти вещи?
— Если они будут в других местах, будут доставлять людям неудобства.
— Разве тебе не страшно? Они же чем-то похожи на призраков.
— Странный вопрос, — покачала головой хозяин башни. — Ведь у тебя тоже есть один призрак.
Я моргнул.
— Что?
— Вон, — хозяин башни подняла палец и указала мне за спину. — У тебя есть грозный, накаченный призрак.
Там, куда указывал ее палец, парил Королевский Меч.
— Эм? — Королевский Меч крайне удивился. — Чего? Ты меня видишь?
Образ, который видел только я. И голос, который слышал только я. Тем не менее хозяин башни ответила на вопрос Королевского Меча, будто это было вполне естественно:
— Да.
После меня она была первым человеком, который увидел Королевского Меча.
