В статуе Ван Баолэ окружила знакомая чернота. В ней он услышал чьё-то размеренное дыхание. Словно где-то во тьме помимо него был кто-то ещё. Ван Баолэ молча посмотрел в сторону, откуда доносилось дыхание. Звук, казалось, звучал одновременно издалека и совсем близко.
Благодаря знакомым эманация и резонансу в крови для него не была секретом личность человека во тьме. Вот только тьма играла роль своего рода печати. Ван Баолэ мог видеть во тьме и в то же время нет.
Стояла звенящая тишина. Постепенно во тьме вырисовывался образ шестого воспоминания Император. В нём каждая из ста тысяч прядей божественной воли Императора создала по дао домену Безбрежные Просторы. Все исполнили свою миссию. Кроме одной.
Поглощая возвращающиеся пряди, Император залечивал свои раны. Полного исцеления не произошло, но Император, неплохо улучшив своё положение, понял, что выбрал правильный курс, поэтому он стал терпеливо ждать… последнюю часть души. Но та так и не появилась. Император мало-помалу терял терпение. Его начали одолевать тревоги, потому что за долгие годы катализа древесного треволнения у него появились трудности. В чем именно крылась проблема в воспоминании не упоминалось. Ван Баолэ было не суждено это узнать, словно эту часть намеренно вырезали.
Как бы то ни было, из-за этой проблемы Император постепенно слабел. В минуту его слабости вспыхнул мятеж. В Изначальной вселенной пустого дао восстали бывшие генералы Императора, ибо это был их единственный шанс вырваться из-под его контроля. Несмотря на сражение против древесного треволнения и загадочную проблему, Император всё равно оставался немыслимо могущественным, поэтому восстание было подавлено.
Во время подавления мятежа Император, который в одиночку вышел против генералов, выглядел несколько иначе. Не так, как они его запомнили. Его окутывал черный туман, да и действовал он с несвойственной ему жестокостью.
Большинство из сокрушенных Императором всемогущих генералов в образе были погребены под землей. Поставленная над ними магическая формация сделала из них бессмертный источник жизненной силы. Сродни батарейкам…
Каждый раз, как из них выкачивалась жизненная сила, образ заполоняли их искаженные гримасами лица. Параллельно с этим Ван Баолэ увидел процесс подавления семи чувств и шести страстей. От бульканья и вида огромного кипящего котла, куда был помещен принявший проклятие владыка обжорства, у него волосы зашевелились на затылке. Видел он и владычицу жажды слушать. Ради своих учеников она преклонила колени перед Императором. Наложенное на её проклятие обрекло её на вечные мучения.
Потом был владыка зрения и многие другие. Судьбу каждого Ван Баолэ увидел в образе. Император в видении вел себя жестоко и даже безумно. Окружающий его черный туман настораживал.
После подавления восстания Император использовал последние остатки сил, чтобы создать Изначальную вселенную пустого дао и три плана. Третий стал склепом. Помимо всемогущих, превращенных в батарейки, там многовековым сном спали эксперты рангом ниже. Когда-то эти люди служили под началом генералов.
Второй план был отдан на откуп магическим законам семи чувств и шести страстей, а также тем, кто добровольно преклонил голову перед Императором. Они стали повелителями и владыками желаний.
Наконец Император превратил сохранившуюся часть некогда святой земли в первый план. Эта часть мира была полностью отрезана от второго плана. Как будто её запечатали или изолировали. Практики семи чувств и шести страстей не могли попасть на первый план. Черномирье, будучи сильнейшим человеком Императора, после провального мятежа был назначен им защитником дхармы.
Сделав всё это, Император отгородился от мира на первом плане. С годами по второму плану стала гулять легенда о спящем боге… на этом образ застыл.
К этому моменту Ван Баолэ увидел большую часть воспоминаний Императора, поэтому более-менее точно мог сказать, что произошло дальше. Всемогущие на третьем плане, из кого сделали батарейки, хоть и могли считаться бессмертными, не могли выдержать бесчисленные годы выкачивания из них чудовищных объемов энергии… в результате кажущийся бесконечным источник начал пересыхать.
Это явно было связано с проблемой Императора. Потребность в огромном количестве жизненной силы для поддержания Императора привело к тому, что батарейки, не имея достаточно времени для восполнения сил, одна за другой стали погибать.
Ныне осталась одна десятая часть от изначального числа.
«Возможно, это связано и со мной…» — мелькнула у Ван Баолэ мысль.
Император не рассчитывал, что всё это произойдёт. Возможно, по изначальному плану он надеялся на возвращение всех прядей божественной воли до возможного восстания его подчиненных. Тогда даже в случае мятежа для завершения начатого ему бы не пришлось ждать, пока они начнут один за другим умирать. Но в силу непредвиденных обстоятельств Император и по сей день оставался несовершенным.
Ван Баолэ вновь услышал вдалеке чьё-то дыхание. Какое-то время он пытался привести в порядок мысли, пока наконец не провел рукой перед образом. Взмаха хватило, чтобы разбить образ на множество сияющих фрагментов. Разлетевшись в разные стороны, словно бабочки, они разогнали непроглядную тьму этого места.
В их свете Ван Баолэ увидел вдалеке огромную лестницу. В её конце кто-то поместил звездное небо. Оно было странным, ибо не принадлежало к Великой вселенной. Под звездной картой на вершине лестницы стоял огромный трон… на нём кто-то сидел. Одна рука на подбородке, спина откинута на спинку. Казалось, этот человек крепко спал. Тихий звук дыхания слабым эхом гулял по этому тихому дворцу.
Фрагменты, похожие на бабочек, достигли этого места и озарили его своим светом. Подняв голову, Ван Баолэ увидел, что на троне сидел седовласый человек в пурпурном халате. Его глаза были закрыты, но от поразительного сходства между ними становилось не по себе. При виде своей копии… Ван Баолэ захлестнули противоречивые чувства.
Они были одним целым. Он с Императором были новой формой жизни, рожденной в результате слияния плоти всемогущего существа и загадочного черного дерева.
Ван Баолэ долгое время не сводил с него глаз. Наконец по дворцу разнеслось эхо тихого вздоха. Сидящий на троне человек медленно открыл глаза. Они были чернее ночи!
