— Возьмите диктофон, Сэм, — сказала Аделаида, когда ко мне подошел бот-паук с наушником и прикрепленной камерой, — мне тоже нужно это увидеть.
Массивный зал был слишком пустым. Он должен был служить тренирующимся, которые станут пилотами Паладина. Тут располагались десятки длинных пластиковых столов со скамейками, расставленные аккуратными линиями по всему помещению. Они больше походили на огромные столы для пикника. Я начал идти по своеобразному коридору, мои шаги эхом отражались от плиточного пола, звук расцветал вокруг меня и угасал в углах комнаты. Я двигался между одинокими скамейками. Аделаида замолчала, как только я добрался до конца коридора и остановился перед дверью кухни.
Паника снова подняла свою уродливую голову, и глубоко во мне расцвел страх. Но я обещал ей, и я не подведу ее снова.
Я толкнул дверь, и она легко открылась, будто приветствуя меня. Кухня была непропорционально мала по сравнению со столовой, но это было связано с высокой степенью автоматизации. Один или два повара могли с легкостью кормить всю базу. В задней части кухни были две двери. Одна из них вела к огромной морозильной камере, в которой хранились долгосрочные запасы базы и которая поддерживалась при постоянной температуре, а другая — к более мелкой с температурным контролем. Для хранения более экзотичных продуктов. Мои глаза не обращали внимания ни на что, кроме двери в маленький морозильник. На секунду я подумал, что слышу, как сердце стучит за этой дверью, зовет меня, но потом я понял, что это было мое собственное, безумно бьющееся в моей груди. Я как-то оказался у двери в меньший морозильник. Моя рука остановилась на ручке. Теперь стало так страшно, я приготовился и потянул дверь на себя.
Посреди маленькой холодной комнаты стояла одинокая фигура, завернутая в белые простыни.
Я подавил все свои позывы, не могу долго оставаться здесь. Я обхватил ее руками, холод не мог проникать сквозь мой костюм. Часть моего мозга, которая не пребывала в состоянии шока, просто тихонько удивлялась, насколько легче она была по сравнению с прошлым разом. Теперь я смог бы держать ее одной рукой, если бы мне это было нужно.
Я прошел через кухню и вернулся в столовую, затем прошел мимо казарм и вернулся к лифту до основного объекта. Я прошел мимо инженерных кают, командного центра и командирских кают, после чего подошел к грузовому лифту, будто уже ожидая меня, на его рельсах лежала лопата. Я зашел в лифт, все еще аккуратно удерживая тело двумя руками, пока он медленно поднимал нас на поверхность. Массивные огромные двери над головой медленно открывались, позволяя проникнуть золотым лучам заката. Когда лифт остановился, я впервые за девять месяцев почувствовал солнечное тепло. Я ощущал вечерний ветерок своей кожей, чувствовал свежий воздух, наполняющий мои легкие. Равнины тянулись вокруг меня во всех направлениях, а шелест травы наполнил мои уши.
— Пожалуйста, идите на холм, Сэм, на тот, который ей понравился.
Я кивнул, едва сдерживая себя. Я взял свою ношу в одну руку, а лопату в другую. Не знаю точно, как мне удалось туда добраться, я действительно не помню путь, за исключением первого шага. Я лишь помню, как трава коснулась меня. Я помню, как ветер трепал мои короткие волосы, такой, от которого простыни слегка развевались. Прежде чем я понял, что происходит, я уже стоял у основания небольшого холма. Я начал карабкаться по нему, у моего недавно натренированного тела возникли лишь небольшие проблемки с подъемом. Как только я достиг вершины, то увидел старое, кривое и хилое хлопковое дерево. Я подошел к нему и аккуратно положил труп у его основания, затем положил руку на корявую кору дерева, на мгновение прислонившись к ней.
Я взял лопату обеими руками и начал копать, немного дальше от основания старого дерева. Некоторое время я слышал только звук лопаты и разлетающейся грязи. Я не чувствовал, что управляю своим телом, когда копал эту яму. Внутри себя я чувствовал, будто незнаком со своим же телом, просто наблюдая при помощи этих глаз, как я все глубже и глубже погружаюсь в землю. Я знал, когда нужно остановиться, не знаю откуда именно, но я знал. Теперь яма была моего роста, около шести футов в глубину. Я вылез из нее и подошел к дереву.
Я опустился на колени у завязанного в простыни трупа, мне даже почти удалось что-то разглядеть внутри этих простыней. Как только я начал ее поднимать, то услышал шепот Аделаиды в собственном ухе.
— Сэм. Пожалуйста, дайте мне увидеть ее в последний раз.
Я волновался.
— Аделаида, не думаю, что это хорошая идея.
— Пожалуйста.
— ...Хорошо.
Я наклонился вперед и руками, которые были удивительно стабильны в данный момент, осторожно раздвинул простыни, обнаружив женщину лет сорока с вьющимися оранжевыми волосами и мирной улыбкой. Смерть истощила счастливое сияние ее лица и закрыла те голубые глаза, которые всегда казались блестящими, когда она улыбалась. По внутренней связи я услышал, как Аделаида чуть не зарыдала.
— Мама.
Мы сидели там какое-то время, я позволил ей изучать лицо Эми столько, сколько ей нужно.
— Хорошо, — произнесла Аделаида, ее голос стал более устойчивым, — я готова.
Я снова закрыл ее лицо и безмолвно поднял тело, унося в могилу. Я осторожно опустился, одна рука крепко прижимала Эми к груди. Я положил ее на холодную грязную землю. Мне хотелось бы сделать что-то еще для нее. Я хотел бы сделать для нее настоящий гроб, но она этого не желала.
Я снова поднялся на поверхность, несколько грязевых комочков соскользнули вниз и приземлились на пелену Эми. Я хотел спуститься и убрать их, хоть и понимал, что это глупая идея.
— Ты хочешь что-нибудь ей сказать? — спросил я.
На мгновение наступила тишина.
— Пожалуйста, позвольте ей услышать меня, — попросила Аделаида.
Я отправил мысленную команду в динамик, позволяя ему проецировать звук.
— Мама, — произнесла она, ее голос вновь задрожал, — ты была самой удивительной вещью, которая когда-либо случалась со мной. Мне так повезло, повезло даже больше, чем ты можешь себе представить, что именно ты привела меня в этот мир. Ты дала мне место здесь. Ты окутала меня настоящей любовью, хоть и не обязана была это делать. Ты пригласила меня в свою семью. Ты... — Аделаида замолчала на секунду и вернула свой голос под контроль, хотя он все еще немного дрожал, — ты подарила мне лучшую жизнь, чем я когда-либо могла себе представить. Ты даже подарила мне моего лучшего друга, и ты была права насчет него. Я... я просто хотела поблагодарить тебя за это и сказать, что я так сильно тебя люблю.
Некоторое время было тихо, и уходящее солнце украсило небо оранжевыми и фиолетовыми пятнами.
— Почему ты бросила меня? — внезапно сказала Аделаида, и я услышал, как она плачет. — Ты обещала мне, так почему ты бросила меня, мама?
После этого Аделаида перестала говорить, и все, что я слышал, это лишь ее тихие рыдания. Вершина холма была по-настоящему безмятежной, и стрекот сверчков наполнил окружение.
Убедившись, что Аделаиде больше нечего сказать, я начал говорить.
— Эй, Эми, это я. Здесь у нас все хорошо. Это... — сказал я, мой собственный голос дрогнул, — мне было тяжело с тех пор, как тебя не стало. Я не был знаком с тобой очень долго, но ты стала важна для меня так быстро, что я даже не осознал этого. Я скучаю по тебе, очень, я скучаю по нашим беседам о твоих скучных компьютерных штучках и разглядыванию фотографий твоих детей, — я перестал говорить, чтобы смахнуть кое-что с глаз. — Кстати, ты воспитала по-настоящему хорошую дочь. Ты бы гордилась тем, как сильно она выросла. Не волнуйся, я позабочусь о ней для тебя. Обещаю.
Я пытался подобрать еще какие-то слова, но я мог бы потерять самообладание, если бы продолжил в таком ключе.
— Прощай, Эми, — наконец вымолвил я, — надеюсь, ты окажешься в мире, который искала.
Аделаида все еще плакала, и когда я спросил ее, хочет ли она сказать что-нибудь напоследок, то получил отрицательный ответ. Я снова поднял лопату и осторожно высыпал на Эми первый кусочек земли. Еще один последовал прямо за ним, потом еще один, и еще, пока белые простыни больше не были видны, пока земля снова не поглотила Эми...
Когда остался лишь небольшой холмик грязи, я позволил своим рукам опустить лопату. Вокруг вершины холма было разбросано несколько больших камней, и я нашел один подходящего размера и поднял его. Я поместил его как надгробие, а затем достал свой мультитул из одного из слотов комбинезона.
— Сэм, — прошептала Аделаида, ее голос опять дрогнул, но ей вновь удалось взять верх над своими эмоциями, — пожалуйста, напишите на камне следующее.
Я кивнул и последовал ее указаниям, вырезая на камне гладкие и чистые буквы.
ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ ЭМИ ФИЛЛИПС
МАТЬ, УЧЕНЫЙ
ЕЁ РАБОТА БЫЛА ЕЁ ЛЮБОВЬЮ, ЕЁ ДЕТИ БЫЛИ ЕЁ ЖИЗНЬЮ
Я отошел назад и осмотрел свою работу.
— Спасибо, Сэм, — сказала Аделаида.
— Не за что меня благодарить, — ответил я.
Солнце почти исчезло за горизонтом, и темно-синий свет падал на равнины. Над нами почти можно было разглядеть звезды.
— Нет, — произнесла Аделаида, — спасибо, что сдержали свое обещание.
Я осознал, что мои щеки были влажными некоторое время. Я сел, откинув голову на хлопковое дерево, ощущая эту грубую кору своим телом, и заплакал. Я плакал из-за своих друзей. Я плакал из-за Эми, из-за моей саркастичной мамы и из-за нежного папы, из-за моего маленького умного братишки. Я плакал из-за Камиллы, моей любви и того факта, что я никогда больше не увижу ее сияющую улыбку и не услышу ее милый смех. Я плакал по миру, который потерял, и о людях, которые существовали в нем.
