— Братик?
Мана была удивлена.
— Я рад, что ты мне веришь, но я не настолько силен.
Точно. Я...
— Я ведь, как и все остальные простой старшеклассник. Нет, на самом деле я хуже обычного старшеклассника.
— Но братик! Ты всегда нас защищаешь! Ты потрясающий!
Мана прижалась ко мне.
— Потому что Мана верит в меня. Я стараюсь изо всех сил потому что вы в меня верите.
Если когда-либо кто-нибудь мне не доверяет.
Тогда я без сомнения нахожусь на пути к провалу.
— Прошлой ночью я был дома у Мисудзу.
Сказал я Мане.
— Я был так же дома у Маны и Юкино, но твой дом все еще находился в сфере моего понимания.
Дом Ширасаки Суске тоже большой.
Но он был не настолько крупным, что превосходил все границы понимания.
Юкино была моей одноклассницей, и я мог понять, что она просто богатый человек, который ходит в мою школу.
— Но дом Мисудзу был совершенно другой. Он находится на совершенно ином уровне роскоши. Жизненные стандарты отличаются, начиная с самого основнания.
Я вспомнил ночной вид из черезчур дорогой комнаты в супер-роскошной квартире.
Мягкий ковер и веранда, на которой можно устраивать вечеринки.
Стены на которых висели оригиналы картин написаных маслом.
Вся мебель была суперкласса.
— Так сильно отличается?
Спросила меня Мана.
— Да. Как бы так сказать? В любом случае, такое чувство, будто они относятся к королевской семье мира богачей. У них не просто местное богатство, они глобально расширялись.
О чем я только говорю?
— В любом случае, такой у них только дом третьего сына дедули, так что я не могу представить основной особняк дома Коузуки.
Да.
Даже если у них во дворе будут водиться павлины, я буду не удивлен.
Или проще сказать, что их сад скорее всего будет раз в десять больше, чем Купол Токио.
Их дом может быть даже больше, чем замок Осака.
— Мисудзу и Рурико настоящие ождоу-сама, нет они скорее принцессы. Они на таком уровне, что у меня подкосились ноги от удивления.
Заново поразмышляв о событиях прошлой ночи, я начал думать именно так.
Нельзя понять человека, просто посмотрев на то, в каком доме они живут.
— Но те девочки жили под множеством ограничений, как дочери дома Коузуки. У них не было друзей, с которыми они могли поговорить на равных, но им приходилось улыбаться всем окружающим.
Если они создадут проблемы с одноклассницами, то...
Эти одноклассницы и их семьи с родственниками испытают на себе жестокую судьбу.
И не важно, хотят того Мисудзу и Рурико или нет.
Окружающие учащиеся, учителя и другие взрослые, они все сами отступают, боясь иметь какие-либо отношения с домом Коузуки.
Потому Мисудзу и Рурико не могут ни с кем спорить или ссориться.
Но в то же время, они не могут наладить отношения с обычными девочками.
Если кто-либо узнает, что кто-то сдружился с Мисудзу, то той девочке будут завидовать все остальные.
Потому они всегда улыбаются. У них нет возможности кому-либо открыть свое сердце, такова была судьба дочерей дома Коузуки.
Пока они не встретили меня.
— Когда они стали моими девушками, моей семьей. Мисудзу и Рурико смогли открыть свое сердце перед нами.
— Перед братиком.
Сказала Мана.
— Только перед братиком. Ты любишь их не из-за их отношения к власти дома Коузуки.
— Нет, не только я. Все остальные тоже.
— Нет, Минахо-нээтян находится в положении, где ей надо учитывать влияние дома Коузуки. Мегу и я тоже отступаем, когда дело касается Коузуки.
Мана посмотрела на Агнес.
— Не думаю, что Агнес-тян и Эдди-тян задумываются об этом, но они не находятся в той позиции, чтобы, как и братик, чтобы сдерживать их.
Да, точно, Агнес и Эдди не знают о возможностях дома Коузуки.
— В конце концов, это же братик. Центральная фигура нашей семьи. Ты обнимаешь нас с широко раскрытыми руками и потому мы и смогли собраться вместе.
Сказала Мана.
— Но у этого тоже есть пределы.
Я.
— Я знаю, что Мисудзу и Рурико были настолько благодарны прошлой ночью, что не могли сдерживаться. Они всегда жили под контролируя себя, так что почувствовали облегчение, когда у них появилась возможность раскрыть свои сердца. У них было такое чувство, будто к ним в жизнь пришла весна и расцвели цветы. Может они и действовали расслабленно, но, размышляя об этом сейчас, они хотели расслабиться всем своим сердцем.
Ходить в туалет на веранде, заниматься сексом, пытаясь не быть обнаруженными охранниками.
Было такое чувство, будто они немного через чур стараются, но...
— Я думал, что могу делать что угодно, и действительно так делал.
Я должен соответствовать их ожиданиям.
Я их мужчина.
— Мисудзу и остальные девушки шутливо сказали, что хотели бы увеличить количество моих женщин еще больше, но думаю это потому что они чувствовали себя на седьмом небе от счастья. Они хотели привести девочек из своей школы.
Это....
— Это хорошо. Мисудзу-онээтян разбирается ведь в людях, и они подберут богатеньких девочек, да? Так что проблем нет, ведь так?
Сказала Мана.
Школа Мисудзу была школой номер один для оджоу-сама по всей Японии.
Мисудзу точно выберет хороших девочек.
Умных, красивых, с хорошим характером.
Но.
— Что насчет меня? Смогу ли я принять этих девочек?
У меня ведь тоже есть предел.
Ментальный и физический.
— Б-братик?
— Нет, если это произойдет, тогда я приму их. Мисудзу и Рурико верят, что я приму любое колличество девушек. Потому мне надо соответствовать ожиданиям.
Я должен добиться, чтобы они мне доверяли.
— Прости, братик, я тоже думала, что ты можешь принять любое количество девушек.
Сказала Мана.
— Не переживай. Если ты в это веришь, то пускай так и будет.
Я.
— Я буду стараться изо всех сил, чтобы заслужить ваше доверие. Не важно, как трудно или страшно, я сделаю это.
Потому я и жил так отчаянно в этом хаотичном сражении последние несколько дней.
Просто чтобы соответствовать ожиданиям остальных.
— Но Юкино. Это невозможно с ней. Мана, ты думаешь, что я могу принять и Юкино, но с ней это невозможно.
Юкино молча смотрела на нас.
— Почему, братик?
— Она не доверяет мне. Юкино ясно видит «меня» сидящего глубоко внутри и дрожащего от страза.
Юкино смотрела прямо на меня.
— Она может видить мою настоящую природу.
Я Насиловал Юкино.
Снова и снова.
Я обнимал тело Юкино, будто цеплялся за него, дрожа при этом от страха.
Она видел меня целиком, каждый кусочек.
— Для Юкино я всего лишь бессильный, беспомощный ублюдок из старшей школы. Она единственная, кто мог видеть настоящего меня. Я знаю.
Когда я первый раз изнасиловал Юкино, я был в отчаяньи.
— Сомневаюсь в этом?
Сказала Юкино.
— Я ничего о тебе не знаю. Я даже не хочу знать, мне не интересно. Ни сейчас, ни когда-либо еще.
Сказала она, холодно глядя на меня.
— В любом случае, я знаю, что ты просто сумасшедший идиот, которого уже не спасти. Потому я веду себя рядом с тобой осторожно. В конце концов никто не может сказать, что может сделать псих в следующий момент.
Юкино знает, что я убил Цезарио Виолу.
— В любом случае, Маика. Я знаю, что т волнуешься обо мне по-своему. Спасибо. Я скажу тебе хотя бы «спасибо», хоть эта забота и надоедает.
Сказала Юкино своей сестре. На ее лице было жесткое выражение лица.
— Юкино-онээтян.
— Маика, ты как-нибудь сможешь прожить, помахивая хвостом перед Юзуки и домом Коузуки. Если таков твой выбор, то я не буду против. Почему бы и нет. Я бы хотела, чтобы ты не вела жизнь рабыни, но у тебя ведь не было другого выбора, да? У тебя слабое тело и в тебе нет никакой ценности, так что ты можешь пытаться выжить, подлизываясь к нему. Питомец, рабыня, они все настолько жалки, что аж противно!
Юкино обругала свою сестру.
— Просто смешно! Настолько весело играть в семью?! Все, чт оты делаешь это зализываешь раны! Слабаки расчитывают друг на друга, чтобы зализывать слезы друг друга! В этом нет ничего впечатляющего или великого! Вы все просто идиоты что ли?! У вас у всех уже шарики за ролики заехали!
Я.
— Да, ты права. Юкино. Мы сумасшедшие. Все что мы желаем это неправильно.
— Братик?
— Но мы продолжи идти по этому пути. Поэтому не верному пути. Мы продолжим жить, плюя на законы и этику. И тогда мы станем счастливыми, точно станем.
Я обнял Агнес у себя в руках.
Ее большие, голубые глаза с любопытством смотрели на меня с любопытством.
— Вы станете счастливыми?! Не смешить, блять, меня! Ты убийца!
Я убил Цезарио Виолу этой рукой.
— Даже папа, вы все убили его!!!
Юкино набросилась на нас.
— И что с того?
Твердо сказал я...
— Вы собираетесь жить, не заплатив за свои грехи?! У таких как вы нет права стать счастливыми!!
Крикнула мне Юкино.
— Даже несмотря на то что у нас нет права на это, мы должны стать счастливыми.
Мне говорит это тепло Агнес, находящейся у меня в руках.
— Я плохой парень. Я уверен, что попаду в ад. Но я сделаю свою семью счастливой. Обязательно. Любой ценой. Я сделаю все, что угодно для этого. Если мне снова надо будет кого-то убить, тогда я не колеблясь это сделаю.
Я уже живу в таком мире.
— Я представитель преступной группировки «Куромори». Я член дома Куромори.
Да, я единственный мужчина в этом доме.
— Ты сумасшедший!!! Псих!!!
Сказала Юкино, дрожа.
— Мне плевать, что ты обо мне говоришь, так что продолжай, говори, что хочешь. У меня есть семья, которую надо защищать. Я ценю свою семью, даже больше собственной жизни.
— Братик! Хватит! Теперь все в порядке!
Мана обняла меня сзади.
Агнес в мох руках, Мана позади, они поддерживали мой дух своими теплыми телами.
— Что?! Это глупо! Пора уже перестать говорить необдуманно, ты просто делаешь это, чтобы казаться крутым! Какая семья, ты, двуличная скотина! Эгоист!!
Юкино.
— Ты просто думаешь, что любим! Ты впервые встретил людей, которые балуют тебя и только поэтому так счастлив! Ты этого не понимаешь?! Придурок!
Юкино смотрела прямо на меня.
— После того, как ты почувствуешь себя на высоте, тебя сбросят, и ты падешь! В конце концов в этом мире есть много мужчин лучше тебя! Девочки из Коузуки поймут это и бросят тебя. Мои соболезнования! А потом Юзуки и дом Коузуки тоже тебя бросят. Ты в одно мгновение окажешься в аду.
Юкино смотрела на меня.
— Это скоро произойдет. Когда же это произойдет, то ползи по земле и мерзко сдохни! Сдохни с намного более жалким лицом, чем папа! Это будет подходящая смерть для такого куска мусора, как ты!!! Это будет лучшим финалом для тебя!
Хаа, хаа, Юкино тяжело дышала.
Она за один раз выплюнула всю ту ненависть, которую накопила ко мне.
— Ну да Ты права. Я уверен, что это произойдет.
!!!?
Она удивилась.
— Ты действительно умна, думаю, что у тебя талант анализировать других людей.
У Юкино есть способности судить людей.
Но почему она не может использовать эти способности на себе непонятно.
— Братик? О чем ты говоришь?
Спросила меня Мана.
— Нет, Юкино права. Мисудзу и Рурико встретятся с большим колличеством мужчин и когда-нибудь встретят кого-то лучше меня. Потом они заметят, что я просто бесполезный, беспомощный парень. И тогда они покинут меня.
— О чем ты говоришь. Братик?!
— Но они добрые, так что не думаю, что Мисудзу с Рурико бросят Куромори. Ну и конечно же они будут поддерживать тебя, Мана, всю жизнь. Они сдерживают обещания, если дают их хоть раз.
— Братик.
— Мана тоже, ты сейчас так сильно расчитываешь на меня. Но мне не надо, чтобы Мана посвящала мне всю свою жизнь. Если ты когда-либо встретишь мужчину, которого полюбишь, то можешь не беспокоиться и уйти с ним.
— Пожалуйста не говорите такого.
Я посмотрел на потолок.
— У меня есть решимость сделать вас всех счастливыми. Пока что я нужен семье. И ты права, сейчас я могу быть центральной фигурой семьи.
Но.
— В конце концов это просто сейчас. Рано или подно, но несомненно, вы уже не будете во мне нуждаться. Когда это произойдет, то все уйдут и станут счастливыми.
— Это не правда.
Мана отчаянно прижималась ко мне, трясь щекой о спину.
— Нет, но это неизбежно. Я просто бесполезный человек, который хуже остальных. Сейчас я могу быть нужен другим, но они все сильные, так что они не должны оставаться со мной всегда. Вам надо найти кого-то более потрясающего, чем я.
— Нет никого лучше братика!
— Есть, в конце концов я бесполезен.
У меня нет прав быть любимым.
Эти девочки красивые, умные, милые.
— Понятно, так ты знаешь, что однажды они тебя бросят.
Сказала Юкино.
— Нет, я брошу! Я всегда буду с братиком!
Мана гневно посмотрела на свою сестру.
— Ох как страшно! Маика, когда женщины так говорят, то они сразу же меняют свое мнение после появления мужчины получше.
— Я не такая!
Крикнула Мана. Юкино засмеялась.
— И что дальше? Хоть ты и знаешь, что они однажды тебя бросят ты все еще хочешь посвятить себя этим девушкам? В попытках продлить время, перед тем как они покинут тебя хоть на мгновение дольше? Достаточно усердно.
Она рассмеялась мне в лицо.
— Нет.
Сказал я.
— Я просто не хочу жалеть об этом.
Я посмотрел в глаза Юкино.
— Возможно когда-нибудь все и покинут меня. И тогда они станут счастливыми. Возможно они забудут меня. Нет, они должны будут забыть обо мне.
Они сотрут меня из своей памяти. Я должен исчезнуть.
— Но я их буду помнить. Я не забуду. Никогда не забуду. Потому я хочу посвятить себя людям, которых любил. Вот что я думаю.
Иначе я буду потом жалеть.
Сожаление — это кошмар, который никогда не исчезнет.
— Хах! Я не понимаю, о чем ты говоришь. Ну оно и понятно, у меня и не получится понять, я же сумасшедшая. Ты изначально находился в мире, который мне не понять. Я никогда не пойму!
Сказала Юкино будто выплевывая каждое слово.
— Ох, правда?
Неожиданно дверь в комнату открылас и появилась Кацуко-нээ.
— Вы с ним очень похожи, в том, что не доверяете людям.
Сказав это, она сделала наше фото.
— Один человек однажды сказал: «Сфотографируй свою семью. В конце концов ты их когда-нибудь забудешь.» Это говорила фотограф Араки-сан!
После этого она сделала еще один снимок.
Она сделала еще одно фото, где мы были озадачены.
— «Спор приближается к заключению, так что ты скоро должна будешь идти.» Оджоу-сама сказала мне, что похоже, подход Маны не сработал.
План Маны пригласить Юкино в семью провалился.
— Ну а теперь.
Кацуко-нээ отложила камеру в сторону.
— Я могу понять почему Юкино совершенно не доверяет людям.
Она посмотрела на нее, говоря эти слова.
— В конце концов ее отец был таким же. Да и я видела ее мать. Если тебя будут выращивать такие эгоисты, которые смотрят на других свысока и оценивают все только с точкизрения выгоды, то конечно же будет выращенкто-то наподобие ее.
— Я… я...!
Юкино попыталась отрицать это, но Кацуко-нээ проигнорировала ее и повернулась к Мане.
— В этом плане даже хорошо, что Мана была воспитана в доме своих родственников тут в Шидзуоке. Так что она выросла ребенком, который может доверять людям, которые могут защитить ее.
Да, я думаю, что дом Шидзуока был хорошим окружением для подрастающей Маны.
Лучше, чем в Токие с ее настоящей семьей.
— Это ты ничего не понимаешь.
Кацуко-нээ посмотрела на меня.
— Мы знаем твое прошлое. Ты вырос, игнорируемый своими родителями, более того, брошенный ими. На самом деле ты должен был вырасти ребенком с холодным сердцем и не доверяющим никому, как Юкино.
Да, я...
— Но ты вырос добрым. У тебя ведь была бабушка, которая заботилась о тебе в молодости, да?
Моя бабушка.
— Твоя бабушка вырастила тебя с любовью, у тебя есть жта память о ней и потому ты вырос добрым мальчиком. Разве не так?
Кацуко-нээ посмотрела на меня.
— Да, ты очень добрый, это точно. Но почему ты не веришь людям? Почему ты всегда думаешь, что все тебя бросят?
Это....
— В тебе должна быть причина. Поговори с нами о ней.
Кацуко-нээ.
— Ты ни за что не хочешь этого говорить? Это что-то, что ты не можешь нам сказать?
Я.
— Это не правда.
— Тогда поговори с нами об этом.
— Да, пожалуйста, поговори с намиоб этом, братик.
Кацуко-нээ посмотрела на меня вместе с Маной.
Агнес тоже.
Юкино продолжала холодно смотреть на меня.
Минахо-нээсан конечно жетоже наблюдает.
— Моя бабушка была оченьдоброй. Она всегда мне помогала. Любила меня.
Я помню ее улыбку. Добрую улыбку.
— Но она забыла обо мне.
Бабушка, лежащая на больничной койке.
А ее холодное лицо смотрит на меня.
— Что ты имеешь в виду? Можешь объяснить поподробнее?
Сказала мне Кацуко-нээ.
— Когда я был во втором классе бабушка умерла, но. Поначалу она упала дома. Вечером она вдруг почувствовала себя плохо. Потом ее увезли на скорой в больницу. А, я как раз и вызвал скорую. Бабушка и я не должны были использовать телефон дома, потому я сходил на улицу и воспользовался общественным телефоном.
Я был напуган тогда.
Мне было страшно, а вдруг бабушка умрет.
— В скорой она постоянно держала меня за руку. Она постоянно говорила «спасибо». Смотрела на меня, тогда она еще узнавала меня.
Но.
— Когда она прибыла в больницу, из офиса в панике приехал отец. Потом ей сделали срочную операцию, это заняло часы.
Я ждал окончания операции вместе с отцом до утра.
— Я молился так сильно тогда, надяесь, что бабушка не умрет, что ей станет лучше. Я молился, вплоть до конца операции.
Я все еще не мог забыть холода больницной комнаты.
— И когда операция закончилась, бабушка не проснулась, она очнулась спустя три дня.
А потом.
— Когда она проснулась, бабушка уже не помнила меня.
Глаза, смотрящие на меня с немым вопросом: «Кто?»
— Забыла?
Спросила меня Кацуко-нээ.
— Да, я совершенно пропал из ее памяти. Она помнила отца. Помнила его имя. Но совсем забыла мое имя, и то, что яя ее внук. Она не поняла этого, даже когда отец все ей объяснил.
Я исчез из ее головы.
— Ну конечно. Для нее с момента женитьбы отца, с момента моего родления, все время стало болью. Моя мать грубо к ней относилась.
Мама относилась к ней как к рабу.
— Кроме того, мне тогда было всего 9.Я не прожил с бабушкой даже десять лет. Даже если она и помнит отца, с которым прожила 30 лет, она все равно забыла меня.
Она даже не вспомнила, что отец женился.
В памяти бабушки, отец был до сих пор один и они жили с бабушкой вместе.
Потому я не существовал.
— В конце концов ее силы иссякли, и она умерла в больнице. Она так и не смогла вспомнить меня до конца своей жизни.
Хоть и любила так сильно.
Я был просто...
— Потому ты думаешь, что мы тоже тебя забудем?
Кацуко-нээ посмотрела на меня.
Какое же у нее было грустное выражение лица.
— Потому что это неизвестно. Никогда не знаешь, что случится с людьми.
Я.
— Но я помню, как бабушка держала меня за руку в скорой. Ее руки были морщиныстыми и костлявыми, но они были теплыми. Я помню, как она говорила «спасибо» снова и снова.
Бабушка, забывашая обо мне после больницы.
Она ненавидела мои прикосновения.
Я был для нее незнакомцем.
— Я не забуду, потому не важно, что произойдет, я буду стараться изовсех сил! Я никогда не забуду! Я никогда не расстанусь сэтими воспоминаниями!!!
Даже если обо мне забудут все остальные.
— Агнес не забудет папу!!
Сказала молча до этого слушавшая мою историю Агнес, посмотрев вверх на меня.
— Я никогда не забуду. Так что пожалуйста, взбодрись. Папа.
Улыбнулась она.
Но.
Я знаю.
Агнес совсем забыла Ширасаку Суске, которог так до этого боготворила.
«Папа» в ее воспоминаниях был переписан мной.
Агнес не помнит Ширасаку Суске.
— Что такое, папа?
Короче говоря.
Когда-нибудь она может забыть и меня.
Нет, я уверен, так и произойдет.
— Пожалуйста не делай такое грустное лицо. Папа. Агнес любит папу!
Она нежно гладила меня по щеке.
Но!!!
