И сейчас этот вкусивший горя громко закричал, в этот момент он хотел лишь поскорее позаботиться о ранах на своем теле,
— Ээ…
Оскару очень хотелось спросить, кто его так отделал, ведь настоящая сила Чжао Вуджи была ему прекрасно знакома. Но он очень быстро заметил, как Дай Мубай посылает ему многозначительные взгляды, и как чрезвычайно осторожный человек, Оскар немедленно убрал со своего лица ошеломление, как будто его там никогда не было, с низким поклоном подошел к Чжао Вуджи и передал ему сосиску, которую вытащил лишь мгновение назад, одновременно читая строки, от которых все присутствующие даже не знали, плакать им или смеяться.
— У этого папочки маленькая сосиска.
Может сам Оскар и не выглядел сейчас таким жалким, с таким вызовом духа жалок он или нет уже не могло иметь значения…
В его хватке возникла одна сосиска размером с мизинец, и он быстро отдал ее Чжао Вуджи.
Чжао Вуджи тоже не церемонясь, одну за одной взял и проглотил свежую и сушеную сосиски. Его состояние стало сразу выглядеть куда лучше.
Дай Мубай, с трудом сдерживая улыбку, пошел обратно в сторону Чжу Чжуцин. И сразу получил в ответ чрезвычайно холодный взгляд Чжу Чжуцин.
Раны Чжу Чжуцин не были легкими, но она ясно своим выражением передавала Дай Мубаю: ‘Посмеешь позволить этому мерзкому Дядюшке с Большой Сосиской дать мне ту сосиску, точно сдохнешь.’
Дай Мубай сделал жест беспомощности, покачав головой в ее сторону.
— Не беспокойся. Я точно не буду заставлять тебя есть штуку того типа. Я этого не вынесу.
В глазах Чжу Чжуцин было холодное выражение, закрыв глаза, она смотрела, и в то же время не смотрела на Дай Мубая.
Когда Оскар съел большую свежую сосиску и маленькую сушеную сосиску, цвет его лица сразу стал лучше, одежда на его теле в прошлой битве уже сильно была повреждена, он просто оторвал кусок и вытер кровь, капающую с его лица.
Большая свежая сосиска Оскара имела восстанавливающий эффект, маленькая сушеная сосиска же излечивала от ненормальных состояний, оба эффекта такой еды были чрезвычайно полезны. Парализующее чувство от яда Дурманящей Змеи постепенно спало, но острая боль заставляла дергаться мышцы лица Чжао Вуджи. Опустив голову и взглянув, он обнаружил на коже его тела много припухлостей, каждая раздулась до размера грецкого ореха, причиняя невыносимую острую боль.
— Учитель Чжао, так в итоге мы прошли или нет?
Стоявшая в стороне, единственная невредимая среди четырех экзаменуемых Нин Ронрон показала за спину Чжао Вуджи, задав вопрос в его сторону.
Чжао Вуджи повернул голову посмотреть, его палочка благовоний давным давно прогорела и пропала. Он злобно фыркнул.
— Считайте что прошли.
Да и не хотел он сейчас тут оставаться, чувство, когда на тебя смотрят как на шута, было неприятным. Он повернулся, чтобы уйти.
— Учитель Чжао, погодите немного. — Донесся в это время немного слабый голос, Чжао Вуджи повернул голову посмотреть, говорившим был еще восстанавливавший дыхание Тан Сань.
После минутного отдыха, состояние Тан Саня уже немного улучшилось, он с трудом поднялся с земли.
— Ежик, чего тебе еще? Я уже сказал, тест пройден.
Чжао Вуджи посмотрел на этого юношу перед собой, в его сердце была и ненависть и любовь. Хотя он проиграл этому недомерку, он тем не менее сумел немного ему надавать, боевой потенциал и воля к битве, которую показал этот ребенок, точно была чудовищной даже для монстра.
Тан Сань сказал:
— Учитель Чжао, мне жаль. Только что я был слишком импульсивен. Но ваша сила, как я думаю, слишком велика. У меня не было шансов, кроме как выложиться на полную. Я помогу вам вытащить из тела скрытое оружие. Иначе, возможно, они до некоторой степени смогут повлиять на ваше тело.
Скрытые под ногтями Тан Саня десять Игл Драконьей Бороды сейчас все были в теле Чжао Вуджи, с этими опухолями просто так было не справиться. Игла Драконьей Бороды, учитывая ее золотую природную форму, хоть и относилась к металлам, не притягивалась магнитами, кроме того, пронзив тело, внутри она уже сжалась. Даже если Тан Сань лично этим бы занялся, он был способен изъять их лишь в условиях недавнего равнения, иначе скоро она глубоко вошла бы в плоть, и тогда можно было лишь полностью открыть раны.
К счастью у Тела Недвижимого Яркого Короля Чжао Вуджи была поразительная защита, в полную силу использовав Иглу Драконьей Бороды, внутренней силы Тан Саня было еще маловато, и потому Иглы Драконьей Бороды повредили лишь его кожу, если они попали бы в тело, ничего уже нельзя было бы сделать.
Когда Чжао Вуджи услышал слова Тан Саня, его лицо стало выглядеть немного лучше, и лицо невольно слегка покраснело, ведь все-таки он был Мудрецом Духа. Сражаясь с менее чем тридцатиранговым ребенком, он неожиданно в итоге использовал свое пятое духовное кольцо. Это явно было издевательство старшего над младшим. Однако все же с этим ежиком было слишком сложно справиться, эти причудливые донельзя атаки тоже по-настоящему раскрыли глаза Чжао Вуджи.
Тан Сань подошел к Чжао Вуджи, сразу проверив места на его теле с Иглами Драконьей Бороды, и увидел, что по большей части они свернулись под кожей, глубоко не проникнув. Он облегченно выдохнул.
Сразившись с Чжао Вуджи в полную силу, ярость в его сердце уже стихла. Теперь он даже немного сожалел, ведь его противником был учитель, определенно не враг, и все же он сражался достаточно серьезно. Конечно, в таких условиях тогда, встретившись в бою с Чжао Вуджи, источавшим такое громадное давление, не использовать всю свою силу было бы невозможно.
Сейчас его рука вновь обрела цвет белого нефрита, его пальцы быстро указывали на каждое ранение Чжао Вуджи, когда энергия Журавля, Хватающего Дракона касалась их, кончик золотой иглы выходил из-под кожи. Тан Сань подцепил по очереди каждую, и без усилий вытащил Иглы Драконьей Бороды.
Чжао Вуджи от этого определенно получал адские страдания, когда Игла Драконьей Бороды пронзала тело, она сразу сворачивалась, сцепляясь с кожей и мышцами, и когда ее вытаскивали наружу, на самом деле это приносило еще большую боль, даже невосприимчивому Недвижимому Яркому Королю, и его лицо невольно подергивалось.
После того, как Тан Сань полностью извлек Иглы Драконьей Бороды, от тела Чжао Вуджи уже исходил густой пар, все его тело от острой боли уже было покрыто потом, однако его можно было считать несгибаемым, неожиданно он не издал ни звука.
