До моего рождения мама была таким человеком, с которым сразу можно было выстроить связь. Она заботилась о своём внешнем виде больше, чем большинство людей, что на мой взгляд играло ей на руку, но главным в ней была самая тёплая улыбка, что можно увидеть. Думаю, это привлекало к ней людей больше, чем что-либо ещё.
Я не могла даже представить, как сложно ей было заботиться о семье в одиночку, но — как минимум, с моей перспективы — я никогда не видела, чтобы она жаловалась на то, что сделала в своей жизни. На её лице вечно сияла улыбка, она была восхищена от прогулок словно маленький ребёнок: в ней постоянно было полно жизни.
Уверена, все любили маму. И многие проливали горькие слёзы, когда проходили мимо её гроба во время церемонии.
Тот день ознаменовался первым разом в жизни, когда я увидела своего отца. Все рыдали рядом с ним, а вот он не проронил и слезинки. Он беспокоился лишь о том, который шёл час. Всё ещё помню, насколько невероятно было это видеть.
Судя по тому, что я услышала от маминых друзей, у отца была другая семья на тот момент, когда они с мамой встретились. Он даже не знал о моём рождении, пока мама не умерла. Многие были против того, чтобы он удочерил меня, но никто не мог жаловаться на банковский счёт моего отца — и так я обнаружила себя спящей в этой комнате в ночь после похорон, валяющейся в кровати и попутно наблюдавшей за свисавшей сверху люстрой.
Честно, не знаю, о чём отец думал, приведя меня сюда. Прислуга, работавшая здесь, всё ещё холодно ко мне относилась, а с женой отца — полагаю, теперь она была моей матерью — мне ещё только предстояло встретиться и поговорить.
Моя сестра, Рин, сказала, что всегда была такой девушкой, которая большую часть дня проводила в своей комнате — но она просто была добра ко мне. Я не говорила ей об этом, но один из прислуг шепнул мне, что «здоровье леди дома ухудшилось, и к этому причастны вы» и то, что мне стоит «заниматься своими делами».
Такой ответ я получила, когда сделала небольшую просьбу. Это поразило меня. Я пошла туда не потому что хотела. И эта странная вежливость — «леди дома». На коже прямо зуд появлялся каждый раз от этого. Почему каждому разговору было необходимо превращаться в давящую игру остроумий.
Было ясно, что люди в этом доме не особо возлюбили меня.
Наступил июль, прошло чуть больше полугода с момента, как я переехала сюда. Мои ежедневные обязательства по большей части состояли из прочтения книг, что я одалживала у сестры — в остальном же, моя жизнь была беззаботной. Делать нечего, ответственности тоже ни за что нет. Мне сказали, что я могу пользоваться телевизором в зале в любое время, но сама мысль о встрече с кем-то из прислуги размазывала эту идею по стенке.
Поэтому сейчас я головой лежала на письменном столе (который раньше принадлежал отцу) и впустую тратила время. Полуденное солнце должно быть попало мне в глаза, потому что я была охвачена внезапным желанием немного подвигать ногами. Не то чтобы я сильно любила играть на улице, и меня сложно было назвать атлетом. Но учитывая, сколько часов я провела в четырёх стенах, мне нужно было как-то выпустить лишнюю энергию.
Я воспользовалась коленями, чтобы отодвинуть тяжёлый античный стул и направилась прямиком к двери. Нет, я не собиралась выбежать за дверь и поиграть в футбол в парке. Да и вообще, во-первых, я не знала толком округу, и, во-вторых, мне было запрещено выходить из дома без разрешения — полагаю, здешним не нравилось то, что я много светилась на улице. По той же причине мне покупали практически всё, что я просила, да и не надо было ходить по поручениям, так что я не видела в этом каких-то больших лишений.
Имею в виду, если попросить, уверена, меня отпустили бы немного погулять. Но сама по себе встреча с прислугой была пугающим и удручающим опытом. Я никогда не могла положиться на то, что они поднимут мне дух.
Помимо всего, у меня изначально не было никакой причины пойти в парк. Мне не потребовалось много времени, чтобы вспомнить место, где есть много места для игры в футбол. Двор усадьбы Кидо. Вот насколько огромным он был. Я уже вся была готова идти, биение сердца участилось, пока я переобувалась с тапочек на уличные ботинки и устремилась к месту назначения, оставляя свою комнату позади.
Полуденный двор был, как всегда, невозмутим. Усадьба окружала его со всех четырёх сторон, и, мягко говоря, он был огромным. К этому времени я успела выучить планировку, но когда только приехала, то попадала во всевозможные проблемы после того, как безнадёжно терялась.
Как выразилась Рин, мой отец работал на какой-то «конгломерат», что-то очень древнее и уважаемое. Он действует ещё с поколения нашего прадеда. «Мой дедушка построил этот особняк шестьдесят лет назад», — помню, как сказала она мне, задирая нос. Было сложно представить, насколько шестьдесят лет большой срок, но судя по всей мебели в коридорах, по которым ходила, я могла с уверенностью заявить, что это много.
Добежав до края коридора на втором этаже, я инстинктивно кивнула портрету своего дедушки, висевшем на стене, и начала спускаться по лестнице. На первом этаже меня встретили красные как вино ковры. Настолько красные, что могли вызвать во мне изжогу. Они протягивалась по всей длине коридора.
Я осознала, что голова немного начала идти кругом. Я шла во двор, чтобы немного позаниматься, а уже выдохлась?
Но я ведь почти была там, где хотела быть. Почему бы тебе не пробежать остаток пути, Цубоми Кидо?
Давай сделаем это, подумала я про себя, вставая на изготовку. Затем, по когда-то тихому коридору, начало разноситься мелодичное эхо. Не духовой инструмент. Звук был изысканным и беззаботным, но что-то звучало знакомо в прилипчивости каждого звука.
— …Скрипка?
Будто заманённая, я шаг за шагом аккуратно двигалась на звук. К счастью для меня, видимо, он исходил со двора. Когда я дошла до него, дверь наружу уже была открыта — не удивительно, что я услышала музыку с такого расстояния.
Вблизи мелодия было ещё большей усладой для ушей — она была практически живой. Звук живой игры музыкального инструмента не описывался как просто «хорошим» или «красивым»; в нём было уникальное ощущение вибрации, деформации, случайной лишней ноты — всё смешивалось воедино, чтобы впервые образовать истинный аудио-тембр. Я никогда не понимала, почему людей привлекают такие вещи как песни или вокал, но мелодия инструмента каждый раз завораживала моё сердце.
Только я собралась из интереса высунуть голову, то внезапно остановила саму себя. Если бы я показалась в такой момент, то могла прервать выступление. Нет, будет плохо обрывать всё. Просто послушаю здесь какое-то время, подумала я про себя.
Я облокотилась спиной на стену и аккуратно села, пытаясь не издать шороха. Затем закрыла глаза, сосредоточилась на мелодии и неожиданно поняла, что начала отключаться. Я пыталась держаться, представляя, что будет, если позволю себе уснуть здесь на полу, но сухой летний бриз, дувший со двора, заставил мой разум сдаться без боя.
…Не уверена, сколько времени прошло. Я лишь чувствовала, что спала буквально мгновение, но, проснувшись, всё изменилось.
Звук скрипки пропал; дуновения ветра исчезли. Странно, подумала я, попутно открывая глаза — только чтобы увидеть угрюмый взгляд Рин на мне.
— …Я не могу назвать это хорошими манерами, Цубоми.
— Агх!..
Удивлённая, я попыталась тут же встать. Но сделала это слишком быстро; рука проскользила по полу, от чего я распласталась на нём. Я без какого-либо звука подняла себя на ноги, в этот раз используя обе руки для опоры. Похлопав свою одежду, я перевела взгляд на сестру. Угрюмый взгляд теперь излучал гнев.
Только не снова. Не могу поверить, что снова сделала это. Когда дело касается глупых ошибок, в этом я должно быть стала каким-то гением.
Я открыла рот, чтобы сделать вдох. В подобных ситуациях я знала, что мне было необходимо успокоиться и выразить именно то, что хотела сказать.
— Я… Я спала… Прости.
Слова, пришедшие мне в голову, в этот раз подобрались намного проще.
— М-м-м. Что ж, постарайся не повторить такого.
Сестра кивнула. Больше она ничего не сказала.
За последние месяцы, кажется, я смогла говорить намного больше, чем раньше. Мои слова всё ещё не звучали естественно, но теперь я могла выражать свои чувства практически любому. Надо отдать должное сестре, которая приложила героические усилия, чтобы говорить со мной на ежедневной основе.
Конечно, я всё ещё делала множество ошибок. В зависимости от натуры моих ошибок, на меня могли довольно сильно наругаться. Но Рин никогда не пользовалась возможностью, чтобы просто так, без причины, пристать ко мне — никогда. И это позволяло мне верить ей больше, чем кому-либо ещё в усадьбе.
— Почему ты вообще дремала в подобном месте? — Сестра подняла бровь. — Твоя кровать была бы намного более удобной.
Я уснула не потому что пол в коридоре был самим воплощением мягкого удобства. Я открыла рот в свою защиту.
— Я… Я просто слушала скрипку, и… просто…
— Скрипку? Я ничего не слышала из своей комнаты… Кто на ней играл?
Мне пришлось сдержаться, чтобы вслух не ахнуть. Я думала, это была она — никого другого представить не могла. Значит, я ошиблась? Меня так очаровал звук, что я даже не решилась проверить двор.
— Я просто слушала её звук… И, думаю, не увидела.
— Нет причин извиняться. Всё в порядке. Но вот скрипка… Не думаю, что кто-то в особняке умеет играть на ней.
— …А?
В этот раз я не смогла сдержать возглас. Было бы это чьим-то пением, планку можно было опустить — но вот не все могли играть на скрипке. И, конечно же, я не могла знать, но получилось бы у Рин — члена этой семьи — быть настолько же хорошей в игре на ней?
— Хм-м… Возможно, снова это.
Сестра положила руки крест-накрест и взглянула на меня, желая получить ответную реакцию.
— «Это?»
— О-ох, так я не рассказывала тебе раньше, Цубоми?
Она снова начала важничать, а её голос всё ещё был тих. У меня начало появляться плохое предчувствие, но я должна была узнать, к чему клонился разговор. Я немного поёрзала.
— Я же рассказывала, не так ли? — Теперь она говорила так, будто играла роль в пьесе. — Об истории этой усадьбы?
Это я знала. Вся это история про шестьдесят лет и прочее. Я кивнула ей.
— Ах, ну вот, Япония была довольно нестабильным место в то время, чтобы жить здесь, но мы всё равно построили этот громадный особняк, так что… давай просто скажем, что мой дедушка очень выделялся. Сюда несколько раз пробирались воры в поисках драгоценностей.
Я представила этого мужчину в своей голове. Я видела его только на том портрете. А что насчёт воров: всё, что я могла представить — это пиратов в полосатых рубахах и чёрными повязками для глаз, которых я видела в детских шоу.
— Эти ограбления происходили так часто, дедушка не знал, что делать. Поэтому в один день он сорвался. Какие-то грабители пытались пробраться сюда, и он запер их в подвале в этом поместье — прямо под коридором, в котором мы сейчас находимся.
Рин носком стукнула по полу. Я представила круглолицых пиратов, вопящих внутри средневековой клетки в подземелье. Когда она указала на место, я сделала пару шагов назад.
— Н-но это же всё в прошлом, верно?
Было страшно даже представить, что что-то подобное произошло здесь. Сестра ухватилась за возможность.
— О-ох, я не знаю. Я слышала лишь о том, что он запер грабителей, но я не слышала, чтобы дедушка выпустил их! И даже если бы я хотела узнать об этом, ключ от двери в подвал пропал ещё с дедушкиных времён.
Она никогда не слышала, чтобы их выпустили. Что означало, они всё ещё были там? Быть не может, что кто-то смог бы выжить шестьдесят лет в клетке без еды. Они должны были…
…Подождите секунду. Это страшная история?
— Э-э, кхм!..
— Хм-м? — Губы Рин приподнялись.
— Эм, э-это?.. Это же не… хорошая история, нет ведь?..
— Ох, вот как считаешь? Нет ничего такого рассказывать их время от времени, не думаешь? Давай я просто расскажу её конец?
— Н-нет, нет, уже почти ужин, нам вероятно стоит…
Я была отчаянна. Даже не посмотрела на часы, а уже втянула ужин в это. Но беспокоилась ли я об этом? Мне надо было остановить её, сейчас же.
— О-о, но эта история так восхитила меня! Веселье только начинается, к тому же, поэтому я надеюсь, ты захочешь послушать дальше…
Мои губы дрожали. Её, с другой стороны, улыбались, еле сдерживая смех. Кое-кто наслаждался этим. А всё из-за того, что никогда не приставала ко мне без причины. А я верила ей!
Терпеть не могла это. Единственное, что я не могла выдержать — это страшные истории. И дело даже не в том, что я долго не смогла бы уснуть — для кого-то вроде меня, это означало неспособность спать весь следующий день.
Если бы я услышала конец истории, мне наступил конец. Я не хотела, чтобы меня мучали сны о преступниках этой, да и любой другой ночью. Точно нет. Я была готова просить у неё пощады на коленях.
Рин рассмеялась — на самом деле, загоготала — на такой ответ и погладила меня по голове.
— О-о, ты такая хорошая девочка, — восхитилась она. — Прости. Я просто шутила. Зато это помогло тебе проснуться после сна, да?
Немного, да. Вообще, возможно, я больше никогда не усну в своей жизни. Спасибо огромное, сестра. И худшим в этом было, что, несмотря на её злобный смех, я не видела в этом какого-то недостатка. После такой шутки будет просто глупо, если я всерьёз отнесусь к этому. Но я сказала кое-что:
— Когда я слышу страшную историю, то не могу по ночам спать одна…
В конце концов, если бы она начала рассказывать подобные истории каждый день, очень скоро, я сбежала из дома. Меня наградили ещё одним поглаживанием по голове.
— …А теперь серьёзно, — сказала сестра, — кто это мог быть? Не думаю, что призрак, но…
— Я… Я точно слышала, как кто-то играл на инструменте. Возможно, это был телевизор или что ещё…
Раз моя сестра настаивает, что никто не мог играть на ней, то так оно и есть. Было сложно представить, что кто-то вломился сюда просто, чтобы поиграть на скрипке во дворе. Естественным было предположить, что кто-то проигрывал запись, а я восприняла это за реальность. Может, звук просто эхом отдавался во двор из чьей-то комнаты. Во рту всё ещё осталось неприятное послевкусие, но пока это нивелировало теорию «призрака-скрипача», мне было плевать.
Сестра тоже не была убеждена, но тем не менее перестала скрещивать руки, видимо, не найдя смысла ругаться.
— Что ж, — подытожила она с надменным фырканьем, — возможно, кто-то из прислуги играл. Скоро ужин, как ты сказала. Я возвращаюсь в свою комнату.
Я поморщила носом. По коридору витал отличительно ароматный запах. Я просто пыталась сменить тему, но, полагаю, внутренние часы не подвели меня.
Поэтому я тоже решила вернуться к себе в комнату. Я ушла, чтобы позаниматься, а в итоге поспала на полу. Только дверь позади меня закрылась, я выдохнула. Каждый раз, когда я пыталась сделать что-то, ничего не выходило. У меня не было ни единой мысли, почему.
Ноги привели меня к кровати. Я легла на неё, проводя взглядом древесные колонны, что держали балдахин, пока думала о той скрипке.
Мне казалось слишком поспешным смахивать это на то, что мой слух обманывал меня. Это был ясный и чёткий звук, лившийся мне в уши. Я честно считала, что это не могло быть ничем иным, кроме как живым выступлением.
Внезапно я вспомнила эпизод, когда мама взяла меня увидеть джаз-банду. Всё ещё помню тот момент, когда они начали играть — живая энергия в звуковой форме смешивалась с шумом толпы. Это было чувство, которое направляло комнату и всех людей в ней, нечто такое, что никакая аудиозапись не могла передать. То, что я услышала, излучало то же чувство.
Но если Рин говорила правду, не было никого, кто смог бы сыграть на скрипке. Она уточнила, что всё же возможно у кого-то из прислуги была наклонность к музыке, но даже так, стал бы он или она играть во дворе поместья посреди дня?
Может, это был кто-то, не принадлежащий поместью? Кто-то, заключённый здесь шестьдесят лет назад…
— …Н-нет! Нет, это неправда!
Я вскочила с кровати и помотала головой из стороны в сторону. Я не понимала, что творил мой мозг. Почему я пыталась сама себя заманить в ловушку?
Я просто не поняла, что слышала. Вот и всё. Вот что, должно быть, произошло. Я начала ощущать беспомощность, пока выключала свет, хоть и солнце ещё не зашло полностью. И тем не менее бродила по комнате в ожидании ужина.
Спустя какое-то время раздался стук в дверь. «Да?», — ответила я. Сестра заглянула через щель: «Думаю, мы готовы к ужину… Боже, ты до сих пор напугана?», — улыбнулась она. Не знаю, как она узнала.
— Н-нет, не особо…
Я попыталась притвориться. Но нос, направленный прямиком в пол, доказывал тщетность данной попытки.
В столовой на втором этаже, куда привела меня сестра, уже сидел мой отец, читавший вечернюю газету. Он ответил «Привет» на её безмолвное приветствие, но выражение его лица не изменилось ничуть. Он никогда не был тактичным — вообще, он был откровенно недружелюбен к людям. И это нормально, пока ему было, что сказать, чтобы перекрыть это качество, но это тоже не относилось к отцу. У тебя не было никакого шанса понять, о чём он думал в данный момент.
Мы с сестрой тихо ждали, пока принесут ужин, а глаза отца всё так же пристально вчитывались в газетные заголовки. Во время жизни здесь это всегда было одним из самых тяжёлых моментов.
Спустя несколько минут подали еду. Главным блюдом стала говядина на гриле; она шла с жаренными брокколи и морковью, порезанной на кубики в каком-то соусе. Морковь. Хм-м… Морковь, да? Полагаю, мне придётся съесть её.
Как только мы начали есть, и я подготовила себя к смертельной битве с овощами, заговорила сестра.
— Эй, кстати, Цубоми рассказала, как слышала, что кто-то играл на скрипке во дворе. Но не увидела, кто именно это был… Есть мысли?
Я застыла на месте, пока кубик моркови был проткнут на поднятой вилке. Подожди секунду, сестра. Ты же понимаешь, что не обязательно спрашивать отца об этом? Ты же знаешь, что он просто скажет: «Твои уши, должно быть, обманывают тебя, дитя» или что-то в таком духе. Вообще, с самого момента как я приехала сюда, я ни разу не видела, чтобы отец как-то отличительно реагировал на что-либо.
Но вопреки моим ожиданиям, я обнаружила его взгляд прикованным на мне.
— …Ты слушаешь музыку?
Внезапный вопрос ошарашил меня. Вероятно, это был первый раз, когда он спросил меня о чём-то. Я в поисках помощи посмотрела на сестру, но на её лице читалась пустота — для неё это тоже, видимо, было редким событием.
Я должна была ответить, или кто знает, что случилось бы. И собрав все свои силы в кулак:
— Да, э-эм, немного.
— Правда?.. — сказал отец, сузив глаза прежде, чем перевести взгляд к мясу на своей тарелке. — …Она тоже много слушала её, только появлялась возможность.
Не успела я осознать смысл его слов, в ушах прозвенел резкий «бряк!» со стороны сестры. Посмотрев туда, я увидела, что нож теперь был на столе: должно быть, отскочил от тарелки во время полёта. Сестра крайне усердно соблюдала этикет, поэтому подобное поведение было впервой. Всё выглядело так, будто она сама не особо понимала, что случилось, но когда пришла в себя, то выпалила: «Простите за это», — и отвела взгляд в пол.
Вероятно, он говорил о моей матери. Биологической матери. Не могу представить, что ещё могло бы вызвать такую встревоженную реакцию. И почему нет? Речь о женщине, которая предала нас обеих, в каком-то плане — это уже довольно серьёзное унижение.
Мне стало интересно, почему он вообще поднял эту тему. Но я ничего не могла прочесть в его холодных, безразличных глазах.
Но… да. Думаю, дело в этом. Сестра, думаю, всё ещё пребывала в состоянии шока от меня и моей матери. Она скрывала это всё время, пока взаимодействовала со мной. Может быть, она не питает ко мне никаких хороших эмоций. Не было бы и ни капли странным то, если она считала, что мир был лучше без меня.
Просто факт того, что я нахожусь тут, означал всё — абсолютно всё — было правдой. Не будь меня здесь, может, она смогла бы убедить себя, что всё было ложью.
От этих мыслей мои руки начали дрожать. Голова начала кружиться. С губ сорвался стон.
— Цу-Цубоми?!
Когда я услышала обеспокоенный голос сестры, что-то внутри меня взорвалось. Я быстро встала с места и выбежала из комнаты. Я слышала, как что-то разбилось за моей спиной; должно быть, столкнула посуду. Но я не обернулась. Я бежала по коридору, вниз по лестнице и направилась ко входной двери.
Отворив тяжёлую дверь и оказавшись на улице, я увидела тень главных ворот, тускло освещённых рядом стоящим фонарным столбом. Если я собиралась сбежать с территории этого поместья, что окружали одни лишь стены, то через них.
Подбежав к ним и попробовав сдвинуть трубу, которая преграждала ворота по всей длине, я поняла, что это невозможно. Далее я посмотрела, возможно ли перелезть, но высота была за переделами моих возможностей.
Хотя даже если бы я и смогла забраться наверх, что дальше? Убегу в таком нелепом состоянии, меня могут попробовать искать. И как это повлияет на сестру?..
…Нет. Я не могу просто убежать.
В момент, когда эта мысль пробралась мне в голову, я больше не смогла противиться головокружению и свалилась на землю. Я пыталась подняться, но даже дышать стало тяжело. Взгляд начал мутнеть, а голова разрывалась от боли.
Холодная каменная тропа под моими руками начала высасывать из моего тела тепло. Будто сама тьма ночи проглатывала меня. И, ох, вот бы это на самом деле случилось. Раз мне не было места, куда я могла бы пойти, где я могла бы жить, то не могу представить, как просто всё было, исчезни я прямо здесь.
Да. Точно. Мне стоит просто исчезнуть. Тогда я больше не стану никому создавать проблем.
Даже сейчас, в самый разгар лета, лёгкий ветерок не мог согреть мою кожу. Я всегда могла объяснить свою дрожь этим. Это было просто.
Но если я хотела исчезнуть… Я могла сделать это с собой. Я знала, как просто это было. Вообще, я слишком поздно заметила. Надо просто оставаться в таком положении, и…
И внезапно, что-то тяжёлое оказалось на моей спине. Вскоре я поняла, что это были руки моей сестры, пытавшиеся поднять меня. Но я напряглась.
— От… Отпусти меня!
— Нет. Я не отпущу тебя. Куда ты собралась в такое время?.. Ну же, давай вернёмся в твою комнату.
В её голосе не чувствовалось привычной уверенности. Дыхание было сбито. Я знала, что она, должно быть, бежала за мной. Но не могла дать ей обычный послушный ответ.
— Н-нет. Почему ты просто не можешь оставить меня одну?
— Я не могу сделать этого. Я — твоя сестра. С чего бы я не стала волноваться о тебе?
Твоя сестра. В рамках закона, как минимум, она была права. Но история за этим не была настолько простой, что поместилась бы в одно слово. Её отец предал всё доверие свой дочери, когда создал меня. Она на самом деле была способна так свободно использовать слово «сестра» в отношении ко мне?
Я не знала. Я была напугана. Жестоко отбросив в сторону руку Рин, я повернулась к ней.
— Но если… если я здесь, то… Тебе тяжело, не так ли? Ты продолжаешь думать об этом! Я… Я… Я дочка своей мамы!
Слова и слёзы смешались в единый поток. Лицо сестры, размытое в моих глазах, выражало наполовину страх, наполовину неуверенность, что делать дальше.
Зачем я сказала слова, из-за которых она возненавидела бы меня? Это должно было стать единственным, чего я боялась больше всего.
…Но, возможно, это не так.
Возможно, на самом деле я была напугана быть преданной той, кому верила. Поэтому я хотела, чтобы она ненавидела меня вместо этого.
Это было нелепо. Топтать ногами доброту своей сестры по такой нелепой причине… Отвратительно. Но это означало, что ей не пришлось бы стараться ради меня. Никаких мне поглаживаний по голове, если я была слишком горячей, чтобы прикоснуться.
Как минимум, вот, какие у меня были мысли. В глубине души. Пока Рин не обняла меня.
— …Кому какое дело, кто родил тебя? Ты — единственная сестра, которая у меня есть в этом мире. Моя любимая.
Вот, какие слова я услышала, когда она прижала меня к своей груди. Беспокойство и страх беззвучно отступили, оставив в голове абсолютную пустоту.
Я пыталась открыть рот, чтобы выразить свои чувства. Я хотела сказать «я так рада» или что-то подобное, но никакие набежавшие эмоции не смогли обрести словесную форму. Я была способна лишь на какие-то слабые всхлипывания.
Так продолжилось какое-то время. Затем я вскинула голову наверх, осознав, что слёзы или мой сопливый нос начали марать белую блузку Рин.
— Я… Я замараю твою одежду, — сказала я, пусть и предупредила её слишком поздно. Сестра пусто посмотрела на меня на мгновение, но быстро вернула на лице мягкую улыбку и поднесла мою голову к своей груди.
— Ох, это не важно.
Мои ноздри вдохнули аромат её волос. Они пахли как орхидеи. Свежие, красивые и величественные. Идеально подходило ей.
Я не могла перестать поражаться этому. Как красива, как сильна и как добра моя сестра, Рин Кидо, была. Стану ли я когда-нибудь такой? Настолько сильной, что приму других и нежно приложу их к своему сердцу?
Прохладный ночной ветерок приятно касался моих покрасневших щёк. Наслаждаясь теплом своей сестры, я держала рядом её руки, пока слёзы не прекратились.
***
Перевод был выполнен командой GaijinGumi
Перевод, редактура, пруфрид — JimOnQ
Группа вк — https://vk.com/gaijingumi
