Я, как всегда, размахивала мечом.
Представляя движения Дональда, я как будто бы боролась с ним.
Я до него еще доберусь…
Примерно в то время, когда я начала чувствовать злость, и на моем лице появилась испарина, началась тренировка людей из отряда отца.
— Ты усердно работаешь с самого утра! — сказал подошедший ко мне отец.
— Газель-сама! Доброе утро.
Так как мы находились в поле видимости посторонних людей, я поприветствовала отца так, как положено для моего, на тот момент, статуса охранника.
— Ты не против моей компании?
— Конечно. Пожалуйста, присоединяйтесь.
Используя спарринг-меч, я начала сражаться с моим отцом.
Вокруг отражался звон наших мечей.
Я не могла победить в битве против генерала, поэтому я быстро отступила.
— Твое фехтование изменилось, — пробормотал отец во время нашего лонжерона.
— Каждый выпад стал решительнее. Это хорошо. Однако я до сих пор чувствую твои сомнения.
— Нерешительность, не так ли?
— Действительно. Даже когда ты, размахивая своим мечом, решительно целишься в противника, то перед тем, как коснуться его, твоя уверенность в правильности твоих действий ослабевает. Из-за этой нерешительности ты становишься уязвимой.
Мой меч ослабевает?
Причиной этому было то, что в последнее время мои движения разнились с картинками, возникающими в моем воображении. Это вызывало дискомфорт.
— Я понимаю, что во время той встречи ты была вынуждена лишить человека жизни… Возможно, впоследствии ты стала бояться владеть мечом. Учитывая все это, я до сих пор был лоялен по отношению к тебе. Но, тем не менее, если в дальнейшем ты не намерена побороть свой страх, то лучше оставь меч.
Неумолимые слова отца произвели на меня большое впечатление.
Его взгляд был таким же острым, как и слова.
Серьезное выражение его лица настораживало.
— Меч — это инструмент для убийства. Прежде, чем взять его в руки, нужно иметь решимость убить своего противника, но и при этом иметь смелость осознавать то, что и ты можешь быть убитой. Получая от меня меч, ты не сказала о том, что готова к этому, не так ли?
— Да.
— Однако если ты погорячилась, сказав это, отложи меч и никогда больше не входи на территорию этой тренировочной арены.
В следующее мгновение отец повернулся ко мне и взмахнул мечом.
Мне удалось увернуться от этого удара.
Отец сегодня был сам не свой.
Его настроение было до боли угнетающим.
— В чем дело?! Сомневалась ли ты сейчас в своем движении? — кричал отец, продолжая парировать мечом.
Даже не имея возможности поднять оброненный меч, я просто продолжала уворачиваться от ударов отца.
Его рев пронзал мое тело, словно удар током.
Было страшно.
Сомневалась ли я?
Неужели то, что я с таким усердием совершенствовала в себе, то, на что я потратила столько времени, может так легко рухнуть?
Нет.…
Нет-нет — это неправильно!
Я поклялась, что не проиграю иррациональности.
Я поклялась отомстить всем, кто украл у меня мать.
Даже если мне придется лишиться всего.
Изначально, у меня не возникало таких чувств, которые позволили бы мне просто, с легкостью, засмеяться и сказать:
— Я очень старалась, но больше не могу. Это мой предел.
Я никогда не останавливалась на достигнутом, никогда не сдавалась.
Раньше, я бы упорствовала в своем эгоизме и несмотря ни на что выполнила бы поставленную перед собой задачу. Даже, если бы мне пришлось использовать свое окружение ради этого.
Учитывая все это, в данный момент я не могла позволить себе быть побежденной отцом.
Вдруг я всем сердцем почувствовала притяжение к мечу. Моя рука, естественным образом, потянулась к нему. А затем я взмахнула им.
Мое тело стало реагировать точно так, как я себе это мысленно представляла.
Движения отца, нет, даже время, проведенное рядом с ним, казалось, шло медленнее.
Итак, я с лязгом отгоняла его меч, а затем, когда он не успел отреагировать на мой очередной удар, я, ожидая этой паузы с его стороны, положила свой меч на его шею.
— Теперь я действительно вижу в тебе решимость.
Услышав эти слова, я отступила.
— Я должна поблагодарить вас… спасибо, наш разговор заставил меня вспомнить одну очень важную вещь, — сказала я с улыбкой и отправилась в особняк, чтобы смыть с себя пот.
