Едва он промолвил эти слова, как ландшафт вокруг него изменился. Гун Ци прищурился, но вскоре расслабился и усмехнулся:
— Формация, значит? Это — просто жалко!
Он словно оказался на вулкане. Лава бурлила в жерле, температура явно повышалась в преддверии извержения. Но самоуверенности Гун Ци было не занимать. Без страха он вытянул вперед руку и сжал кулак. В его ладони заблестел глиф, который, должно быть, был предназначен для прямого удара по формации. В этот момент из-под его ног возникло несколько золотистых лучей, превратившихся в шестерых воинов в золотой броне, окруживших Гун Ци. Теперь он запаниковал, бешено оглядываясь по сторонам.
У него возникло дурное предчувствие. Три ближайших воина были на уровне небесной сферы мудрости! Каждый из них мог в одиночку стереть его в порошок. А поодаль стояло еще три воина земной сферы мудрости. У Гун Ци было такое чувство, словно он попал в ловушку.
Он был силен, даже немного сильнее Дин Жуна. Но он допустил одну непростительную ошибку: недооценил своего противника. Цзян Чэнь намеренно строил слабака, чтобы Гун Ци окончательно уверился в своей неминуемой победе.
Сейчас Цзян Чэнь с помощью своих воинов вполне смог бы прикончить и двух Гун Ци, если бы захотел. Но мальчишка нужен был живым.
Телохранители Гун Ци тут же кинулись на арену, едва Цзян Чэнь активировал формацию. Но Хуан’эр времени даром не теряла. Она тут же раздавила в ладони два мощных атакующих талисмана и направила удар на телохранителей. Эти талисманы достались Цзян Чэню от Цао Цзиня. Мощь талисманов была столь велика, что телохранителям пришлось отступить. Этой задержки Цзян Чэнь хватило, чтобы нанести идеальный удар.
Когда телохранители пришли в себя, Хуан’эр уже была на арене, а Цзян Чэнь связал Гун Ци и подвесил его над ареной. Заодно он подавил все его меридианы и насильно скормил ему несколько пилюль, созданных с помощью Миазмы Божественного Недоумения. Причем отрава в этих пилюлях отличалась от той, которой был заражен Чжан Лаосань.
Цзян Чэнь расхохотался и явил телохранителям свой истинный облик:
— Скажите этому старому дураку Гун Уцзи, чтобы пришел ко мне! Если через десять выдохов он не придет, ему останется лишь забрать труп своего внука!
— Не смей, паршивец!
— Это Цзян Чэнь, смотрите, Цзян Чэнь! — воскликнул кто-то в толпе, узнав его.
Цзян Чэнь слегка улыбнулся. Он и не собирался далее скрывать свою личность: риск оказался оправданным. Он схватил Гун Ци, сыграв на его желании проверить себя в бою с другими гениями.
План был реализован Цзян Чэнем безукоризненно. Теперь у него был ценный заложник.
Гун Уцзи узнал о случившемся во время собрания. Он тут же побледнел. Гун Ци был его внуком, его любимцем. Он любил его даже больше, чем сына. Дед и внук были очень похожи как по внешности, так и по характеру. Оба были талантливыми практиками, причем Гун Ци в будущем вполне мог превзойти деда. И вот его любимец оказался в руках Цзян Чэня! Ярость Гун Уцзи была неописуемой.
— Цзян Чэнь… если хоть волос упадет с головы моего внука, я разорву твою душу на мелкие кусочки и обреку тебя на вечные страдания! — раздался дикий рев. Некоторые практики послабее побледнели от этого звука, чуть не потеряв сознание.
Цзян Чэнь же продолжал невозмутимо стоять на месте, словно спустившийся с небес демон-бог. Аура Гун Уцзи ничуть не потревожила его. Пусть он уступал ему по уровню культивирования, но сознание его едва ли было слабее. Запугать его Гун Уцзи точно не мог.
Слова Цзян Чэня прозвучали даже громче, чем рев Гун Уцзи:
— Болтать-то все горазды, старый дурак. Ну и что ты мне сделаешь, если я причиню боль твоему внуку, а?
Затем он отвесил Гун Ци две смачные пощечины, звон от которых прокатился по всему Королевскому Дворцу Пилюль.
Звук этот перепугал членов Зала Громовой Ноты и Секты Великого Камня настолько, что они чуть не попадали в обморок. Пусть Цзян Чэнь и был их врагом, но им было страшно при одной мысли о том, что кто-то посмел оскорбить мастера Гун Уцзи: наказание грозило быть чудовищным!
Этот мальчишка просто обезумел! Главы Зала Громовой Ноты и Секты Великого Камня, а также старейшины их сект устремились к центру событий. Особенно нервничал глава Зала Громовой Ноты. Его пробил холодный пот, едва он услышал, что это Дин Жун из его секты заманил Гун Ци на арену.
У него возникло зловещее предчувствие. Если Дин Жуном оказался Цзян Чэнь, какая же участь постигла настоящего Дин Жуна? Но сейчас было не время переживать за Дин Жуна.
Ведь Гун Ци был любимым внуком Гун Уцзи! Если что-то случится с ним, и к этому будет хоть какое-то отношение иметь Дин Жун, Гун Уцзи непременно обрушит свой гнев на Зал Громовой Ноты. Даже если Зал Громовой Ноты был ни при чем, скорее всего, они все равно станут козлами отпущения. Глава Зала Громовой Ноты тут же устремился к краю арены.
Глава Секты Великого Камня тоже поспешил к арене, но про себя он злорадно улыбнулся. Гун Ци был грубым и властным, он постоянно досаждал ученикам его секты, и никто ничего не мог с этим поделать. К тому же Зал Громовой Ноты и Секта Великого Камня были соперниками, несмотря на вынужденное сотрудничество. Если Зал Громовой Ноты впадет в немилость, что ж, тем лучше для Секты Великого Камня.
Впрочем, своими мыслями он ни с кем делиться не стал. Он спешно прибыл к краю арены с видом возмущенной добродетели.
Гун Уцзи тяжело вздохнул и с трудом подавил гнев. Он вперил в Цзян Чэня ледяной взор, который сделал бы честь даже владыке преисподней, и произнес:
— Чего ты хочешь, Цзян Чэнь?
— Хочешь что-то со мной обсудить? — равнодушным тоном спросил Цзян Чэнь и фыркнул. — Если хочешь что-то обсудить, сотри с лица выражение мертвой рыбины.
Гун Уцзи переполняла ненависть к Цзян Чэню. Но все же о сдержался и произнес:
— А ты непрост! Говори. Чего ты хочешь в обмен на то, чтобы прекратить это безобразие?
— Думаешь, ты сможешь дать мне то, чего я хочу? — усмехнулся Цзян Чэнь.
— Говори, чего хочешь.
Гун Уцзи с трудом сдерживал гнев, но силой мысли пытался найти брешь в ментальной обороне Цзян Чэня, чтобы воспользоваться первым же шансом и уничтожить врага.
— Королевский Дворец Пилюль разрушен. Можешь ли ты восстановить его? Члены моей секты мертвы. Можешь ли ты вернуть их с того света? Ну же, отвечай. Какое из моих требований ты готов выполнить? — тоном полным праведного гнева произнес Цзян Чэнь. Если бы Гун Уцзи не был нужен ему живым, он бы уже разорвал его на кусочки.
Гун Уцзи немного подумал и громко ответил:
— Давай без гневных речей, хорошо? Теперь уже ничего не исправить. Цзян Чэнь, ты и сам умрешь, если убьешь моего внука. Почему бы нам не найти компромисс, который устроит нас обоих?
— Цзян Чэнь, прекрати это безобразие! — громко воскликнул глава Зала Громовой Ноты.
Тот усмехнулся:
— Вы, значит, вторгаетесь на территорию моей секты и убиваете моих товарищей, а безобразие творю я? Гун Уцзи, ты что, хочешь, чтобы я убил этого паршивца?
Гун Уцзи тут же выругался про себя. Он вперил в главу Зала Громовой Ноты злобный взгляд. Обливаясь холодным потом, тот тут же поспешил отойти назад. Хоть он и понимал, что Цзян Чэнь намеренно настраивает Гун Уцзи против него, поделать ничего он не мог. Любые попытки оправдаться еще сильнее разозлили бы Гун Уцзи.
— Цзян Чэнь, признаю, я недооценил тебя, но неужели ты действительно думаешь, что я оказался в твоей власти лишь потому, что ты схватил моего внука? Это просто смешно! — произнес Гун Уцзи, пытаясь делать хорошую мину при плохой игре.
— Неужели? Значит, нам пора прощаться? — зловеще улыбнулся Цзян Чэнь, резко ударив Гун Ци по левой руке.
Раздался жуткий хруст.
Оторванная по самое предплечье рука полетела в сторону Гун Уцзи. Тот резко переменился в лице, с его лба градом лился пот. Сходя с ума от боли и ярости, Гун Ци прорычал:
— Цзян Чэнь, клянусь, я убью тебя!
Цзян Чэнь пожал плечами:
— Пожалуй, не в этой жизни.
Гун Уцзи запаниковал, услышав эти слова:
— Подожди! Цзян Чэнь, скажи, чего ты хочешь!
От былой заносчивости Гун Уцзи не было и следа. Он понял, что Цзян Чэнь готов идти до конца. Даже если он потом сумеет убить Цзян Чэня, внука ему будет уже не вернуть.
Цзян Чэнь, само собой, не собирался убивать Гун Ци прямо сейчас. Он равнодушно посмотрел на Гун Уцзи и произнес:
— Раз ты настаиваешь, я озвучу свои требования. Запомни хорошенько, потому что повторяться я не собираюсь: не пытайся торговаться. Только попробуй, и тебе будет нечего хоронить.
