Гуан Квинхан уже знала, что он собирался сказать. Но потом, она услышала эти слова, исходящие из его уст… и его голос звучал без каких-либо колебаний. Она услышала эти слова, и её сердце заболело, слёзы стали литься, как дождь.
Дугу Сяо И стояла рядом с ней. Симпатичный ротик маленькой девочки был широко раскрыт. Она не ожидала быть свидетелем такого великого события!
Цзюнь Вуй закончил говорить. Его лицо оставалось таким же холодным, когда он обратился к Цзюнь Мосе:
— Третий потомок третьего поколения семьи Цзюнь — Цзюнь Мосе! Шаг вперёд, и на колени!
Цзюнь Мосе с испугом произнёс:
— Что это… третий дядя?
— Третий потомок третьего поколения семьи Цзюнь — Цзюнь Мосе! Шаг вперёд, и на колени! — Цзюнь Вуй повторил строго.
Цзюнь Мосе пробормотал что-то себе под нос. У него не было выбора, кроме как неохотно встать на колени в такой ситуации, он чувствовал себя взволнованным.
— Третий потомок третьего поколения семьи Цзюнь — Цзюнь Мосе! Ты жёсткий, открытый, и способен нести большую ответственность. Я, Цзюнь Вуй, уступаю своё положение в качестве главы семьи Цзюнь тебе! Пусть небо и земля будут свидетелями этого!
Цзюнь Мосе смутно догадывался о таком исходе. Но он испуганно подпрыгнул, когда услышал приказ. Его руки дрожали, когда он встал.
— Не делай этого, дядя! Ты всё ещё крепкий, и в расцвете своей жизни! Ты ещё в самом расцвете сил! Так что нет необходимости передавать это мне! Я… Я… не хочу быть главой семьи!
— Наглость! — Цзюнь Вуй посмотрел на него и начал ругаться. — Любой потомок семьи Цзюнь, отказавшийся следовать приказам главы семьи Цзюнь является отступником! Ты всё ещё собираешься это сделать, Цзюнь Мосе?
Цзюнь Мосе моргнул, у него не было выхода. Он неохотно взял на себя ответственность и сказал:
— Я знаю, что ты беспокоишься о завтрашнем сражении, третий дядя. Настолько, что ты даже готовишься к смерти…! Но я же говорил, что не буду принимать этот приказ. Я буду исполнять этот долг лишь некоторое время. Звание главы дома вернётся к тебе, если ты вернёшься в целости и сохранности.
Цзюнь Вуй слегка улыбнулся и ответил:
— Я оставлю это тебе.
Цзюнь Мосе сказал правду. Цзюнь Вуй ожидал своей смерти в битве на следующий день. На самом деле, у него даже не было ни малейшей надежды выжить. И это беспокойство побудило его принять это решение сегодня вечером. Поэтому он решил эти два вопроса сразу.
Затем Цзюнь Мосе принял торжественный обет. Цзюнь Вуй считал слова своего племянника просто утешением. Как он мог принять их за что-то ещё? Он ожидал, что другие эксперты Суань улетят в бой, как рой пчел. Это оставит его — Главнокомандующего — одного, открытым. На самом деле, они, вероятно, проигнорируют его судьбу в исступлении этой битвы. Бесчисленные мощные звери Суань, безусловно, разорвут его на куски!
Кроме того, следует ожидать, что поместье Сюэху и эксперты Города Серебряной Метели попробуют совершить что-то коварное в суматохе рукопашной схватки. Таким образом, ему фактически придется столкнуться с агрессией со стороны своих врагов и его предполагаемых союзников. И ему придётся противостоять им с помощью своего культивирования Суань Неба. Даже эксперт Суань Духа не сможет вернуться живым, если он столкнётся с такой ситуацией в одиночку.
— Мосе, будет здорово, если я смогу вернуться в целости и сохранности завтра. Но семья Цзюнь будет полагаться на тебя, если я умру из-за какого-то «несчастья»… — Цзюнь Вуй говорил в спокойной манере. — Твой дедушка сейчас очень стар. Так что тебе придётся присматривать за ним. Кроме того, мы отменили брак Гуан Квинхан. Но она по-прежнему остаётся невесткой нашей семьи. Никто не вправе смеяться над ней; независимо от того, сколько времени пройдёт. Это не будет большим делом, если кто-то, кто делает это… умрёт за это!
— Да, я никогда этого не забуду.
Цзюнь Вуй вздохнул. Затем он стал выглядеть очень сентиментальным, когда он говорил… на самом деле, даже казалось, что он разговаривал во сне:
— Кроме того, у меня есть ещё одна вещь, которую я тебе доверю. Это очень важно. Если ты когда-нибудь поедешь в Город Серебряной Метели и встретишься с ней… скажи ей эти слова…
Цзюнь Мосе спокойно слушал своего дядю и не задавал вопросов. Он знал, кого именно под словами «её» имел в виду Цзюнь Вуй. Это была та бедная женщина, которая жила на снежных вершинах. Та, кто испытывал горькие тяготы за свою любовь… она также была причиной всех этих бедствий — Хан Янь Яо.
Тем не менее, дело с Хан Янь Яо было довольно сложным в голове Цзюнь Мосе. Это было потому, что трагедии не было бы, если бы не она.
«Вы были молодой леди Города Серебряной Метели! Почему ты вышла в светский мир, чтобы развлечь себя? Зачем понадобилось охмурять моего дядю? Разве ты не знала, что твой брак был заключён с детства?».
«Методы Сяо Хана по обращению с вещами чрезвычайно неправильны. Но, думая с его точки зрения… какой человек охотно позволил бы себе быть так обманутым? Какой бы человек сидел, сложа руки, если бы его невеста десяти лет хотела сбежать с незнакомым мужчиной? Это было бы невыносимо для любого человека! Кто бы не сошёл с ума из-за этого?».
Тем не менее, Цзюнь Мосе также знал, что никто не может дать инструкций о любви, это была неразумная эмоция. Это могло бы превратить мудрейших людей в дураков, если бы они были поражены этим. И кто может сказать, почему такое происходит?
Что он мог сказать о любви? Он мог видеть, что Цзюнь Вуй и Хан Янь Яо страдали в течение десяти лет. И всё же, они всё ещё держались за свою глупую любовь, даже пройдя все горькие лишения… даже если они жили далеко друг от друга. Разве не могло что-то подобное тронуть даже человека, чьё сердце было сделано из камня?
Цзюнь Мосе знал, что в сердце его третьего дяди бушевала буря по этому поводу.
Слова, которые он собирался передать для Хан Янь Яо, были, возможно, тем, что Цзюнь Вуй чувствовал к ней на протяжении всех лет.
Через некоторое время Цзюнь Вуй вздохнул. Углы его рта поднялись, когда он показал скорбную улыбку. Тем не менее, она оказалась чрезвычайно нежной, а он медленно сказал:
— Обиды незабываемы, как и ты. Я влюблён, но только в тебя. Я могу отправиться в ад, но мне всё равно снится сон. И этот сон… останется навсегда… в этом мире!
Дугу Сяо И начала давиться слезами.
Красивое лицо Гуан Квинхан было мокрым от слёз.
Они знали о его прошлом довольно отчётливо. И, услышав слова Цзюнь Вуя, они не могли не пролить слезы печали. Этого стиха было достаточно, чтобы выразить, насколько глубока была любовь между Цзюнь Вуем и Хан Янь Яо. Две женщины почувствовали нежность, и их сердца смягчились. Они чувствовали огромную печаль в своих сердцах от его отчаяния.
— Обиды незабываемы, как и ты. Я влюблён, но только в тебя. Я могу отправиться в ад, но мне всё равно снится сон. И этот сон… останется навсегда… в этом мире!
«Я все еще люблю тебя, несмотря на случившуюся трагедию. И теперь я отправлюсь в Ад за тебя. Но я по-прежнему верю, что не забуду тебя… будь то Рай или Ад. Я никогда не забуду тебя! Эта мысль останется со мной навсегда…».
Это была любовь, неизменная, как смерть! Любая другая клятва или обещание бледнеет по сравнению с этой любовью.
Сердце Цзюнь Мосе было потрясено, когда он услышал эти слова, сказанные его третьим дядей.
Эти чувства любви и ненависти в сердце его дяди были сильными и трогательными. Этот скудный стих, по общему признанию, заставил Цзюнь Мосе осознать, что любовь его дяди останется неизменной, до самой его смерти. Но он понимал и другое его значение…
«Обиды не забываются, как и ты», — обиды были неожиданно упомянуты в начале стиха. Обида была явно центральной в сознании Цзюнь Вуя. Обида в связи со смертью двух его старших братьев и двух племянников ныла в его сердце с самого начала.
Он не мог забыть, что произошло, даже если он получил её! Он просто не мог этого забыть!
Это серьезная боль, которая мучила его сердце.
— Я запомню это. Будь уверен, третий дядя, — первоначально он планировал рассказать свой секрет Цзюнь Вую, чтобы он почувствовал облегчение. Ему, в лучшем случае, придётся соткать ещё одну кучу лжи, чтобы скрыть. Он бы сказал, что его Таинственный Учитель и лорд Тянь Фа были хорошими друзьями… и так далее…
Однако он передумал после того, как он понял всё. Цзюнь Вуй готовился к смерти. И это желание уже глубоко укоренилось в его сердце. Ему все равно было бы стыдно даже после того, как он отомстил за своих братьев и племянников. Он всё равно будет чувствовать себя очень виноватым. На самом деле, он всё равно будет чувствовать себя виноватым, даже если он получит Хан Янь Яо. Эта эмоция никогда не позволит ему быть счастливым. Ему суждено было мучиться всю оставшуюся жизнь.
Можно было легко избавить других от мучений. Но, рассеивать мучения в глубине своего сердца, было похоже на удар головой о стену; это не могло быть сделано самим человеком.
Не имело значения, оставался ли Цзюнь Вуй калекой всю свою жизнь… или жил отдельно от своей любимой на протяжении всего этого, не имея никаких шансов встретиться с ней снова. Всё равно будет эта беспрецедентная пожизненная вражда, и она будет продолжать давить на Цзюнь Вуя. На самом деле, это даже не позволит ему спокойно дышать. И это было лишь внешнее давление. Это не могло сравниться с тем, что он чувствовал в глубине своего сердца…
Каждый человек в семье Цзюнь — будь то Цзюнь Чжан Тиан или Цзюнь Мосе — мог только пожалеть третьего мастера Цзюнь. Даже покойный Цзюнь Ву Хи никогда не стал бы винить своего третьего младшего брата. Но, единственный человек в семье Цзюнь, который не понял этого… единственный человек, который никогда не поймёт этого… был Цзюнь Вуй!
