— Гу Хань… — Цзюнь Мосе сразу же смолк. Он долго молчал, а потом произнёс: — Барышня Цяо, почему вы вдруг спрашиваете?
— Я надеялась услышать правду от тебя, потому что я знала, что в этом есть что-то странное! — голос Цяо Ин были тихим и спокойным: — Когда ты появился в лагере сил трёх священных земель, и попросил присоединиться сражаться с вами, первоначальным твоим намерением было то, что ты хотел использовать мою уникальную способность провидения, чтобы я смогла дать отпор великим и опасным Тянь Женам, не так ли?
Цзюнь Мосе беспомощно кивнул:
— Это правда…
— Но на протяжении всей битвы, я так ни разу и не сражалась! Не из-за того, что у меня не было подходящей возможности присоединиться к сражению… а потому что Мэй Сюэ Янь всегда специально меня останавливала, не позволяя мне воевать, я ни разу не воспользовалось своей способностью провидения, как «секретным оружием» трёх священных земель, я никак себя не проявила в этой битве! Наверняка, из-за того, что твои первоначальные намерения внезапно поменялись. Поэтому Почтенная Мэй не разрешала мне выдвинуться на фронт! Меня оставили в глубоком тылу, чтобы обеспечить мою безопасность! Ведь так?
— Это тоже правда, — кивнул головой Цзюнь Мосе.
— Но почему ты изменил своё изначальное решение? Я так долго думала над этим… Кто или что заставил тебя сделать это, я так и не смогла понять! — Цяо Ин вдруг резко подняла голову, и пристально взглянула на Мосе: — Единственным объяснением может быть то, что в тот день ты встречался с моим наставником, Гу Ханем, и у вас состоялся разговор. Наверняка, он что-то сказал тебе, после чего тебе пришлось изменить своё решение!
Цзюнь Мосе оглянулся назад. Цяо Ин смогла додуматься до этого; однако это очень сложный вопрос, и отвечать на него слишком трудно. Кажется, вне зависимости от того, каким будет ответ Мосе, ни к чему хорошему это всё равно не приведёт!
Цяо Ин вытащила яшмовую подвеску из-за пазухи, положила себе на ладонь, и молча погладила, а потом сказала:
— Поэтому, я хочу знать, что мой наставник… сказал тебе? Уверена, у него были какие-то планы на мой счёт. И я хочу знать, что он планировал для меня? Я понимаю, что не должна себя так вести и расспрашивать тебя, мои вопросы могут поставить тебя в затруднительное положение, но я правда хочу знать, ведь он был для меня не просто наставником, он был для меня практически отцом! Прошу тебя, расскажи мне о его наставлениях!
— Кхэ-кхэ… барышня Цяо, вам не хочется пить? Может, мы сначала выпьем чего-нибудь? Скажите, чтобы подали чай и кружки, — Цзюнь Мосе сделалось очень неловко, он не знал, как уйти от ответа, и распорядился подать чай.
Мысленно он ругал Гу Ханя:
«Ах ты, старый хрыч! Смылся, оставив после себя такую неразбериху! Как я, по-твоему, должен разбираться во всём этом? Возможно, ты должен был сам поговорить с Цяо Ин, а не рассказывать всё мне. И как мне теперь быть? Ты же был ей „как отец“, а? А ты и есть её настоящий отец, старый пердун!»
Но, глядя на печальный вид Цяо Ин, если ей в самом деле рассказать об этом, она может не выдержать такого удара! Но… если не говорить ей… значит, она всю жизнь проживёт, так и не узнав про своих настоящих родителей…
— Если даже наставник Гу рассказал вам о чём-то сокровенном и щекотливом, пожалуйста, говорите, я смогу это вынести, — Цяо Ин крепко сжимала яшмовую подвеску, бережно прижимая её к груди.
Цзюнь Мосе смотрел на дрожащее тело Цяо Ин, скривил рот от неловкости, и подумал про себя:
«Ты действительно сможешь справиться с этим? Если у тебя получится, тогда отлично. Но ты не сможешь принять ответ на этот вопрос».
Она всегда считала себя сиротой, и росла, как сирота. Прошло уже более тысячи лет, и вдруг получается человек, который говорит ей, что она вовсе не сирота, у неё были родители, а её родным отцом является её любимый наставник, который был всегда рядом с ней, помогал и обучал… Трудно сказать, насколько серьёзный удар может нанести ей такая новость?
Более того, её отец уже всё равно погиб… отец, которого у неё никогда не было, а когда она его обрела, его тут же не стало… Цзюнь Мосе, ставя себя на ее место, тоже бы сошёл с ума от такой несправедливости судьбы! Однако Цяо Ин продолжала всё также смотреть на Мосе.
Как же быть, что ответить ей?
— Господин Цзюнь, прошу, говорите прямо, — тихо сказала Цяо Ин: — Я была его ученицей, я должна обязательно выполнить его последнюю волю! Иначе как мне жить дальше?
Цяо Ин повернулась, на её лице был печальный вид, она грустно произнесла:
— Столь многих людей забрала у меня эта война, за исключением этого дела у меня нет других желаний. Боюсь, мне тоже скоро придётся отправить за ними… Цзюнь Мосе, ты знаешь, что силы трёх священных земель насчитывали около ста тысяч солдат? За один миг не осталось никого из них, ты хоть представляешь себе, что это за чувство? Тебе знакомо это?!
Не дожидаясь ответа Цзюнь Мосе, Цяо Ин мрачно рассмеялась, и сказала:
— Когда кто-то становится сиротой, он теряет своих близких, но у него есть люди, которые растят его, заботятся о нём… остаются друзья, соседи, приятели… Но я в один миг лишилась абсолютно всех! У меня никого не осталось! Что значит не иметь ни кола, ни двора, я, Цяо Ин, как никто другой знаю каково это… — её глаза наполнились слезами: — Я знаю, что значить быть один-одинёшенек, когда кругом все чужие…
Цзюнь Мосе молчал. Цяо Ин было очень горько и плохо, кажется, сейчас во всём мире нет ни одного настолько одинокого человека, как она!
— Если вы по-прежнему не хотите рассказывать мне о последней воле моего наставника, тогда у меня правда… больше нет никакого смысла продолжать это бренное существование… — опечаленно произнесла Цяо Ин.
— Кхэ-кхэ… не то, чтобы я не хотел, просто я не знаю, как это сказать, потому что это очень… — Цзюнь Мосе закашлял, пытаясь начать говорить.
«Ай, как стыдно… очень стыдно. Надо подождать несколько десятков лет, когда душевное состояние Цяо Ин вернётся в норму, и тогда я все ей объясню. Пусть время излечит её раны, и тогда она будет в состоянии принять правду…»
Цяо Ин крепко сжала кулаки, что даже костяшки побелели. Она старалась изо всех сил не нервничать сильно и просто успокоиться, чтобы голос её звучал спокойно, однако он всё же дрожал:
— Спасибо, господин Цзюнь. Прошу, говори. Я уверена, что смогу справиться, какой бы печальной и трагичной не была эта весть.
— Какая печальная весть? Нет никакой печальной вести! На самом деле… — Цзюнь Мосе состроил извиняющееся выражение лица и, немного заикаясь, произнёс:
— Эм, как же сказать? Ха-ха-хах… Старейшина Гу уже накануне великой битвы знал, что ему придётся проститься с жизнью. Но он никак не мог перестать переживать за тебя, и поэтому подозвал меня… хэ-хэ…
— Что он сказал? — Цяо Ин взволнованно спросила.
— Тогда старейшина Гу сказал: «Господин Цзюнь, у меня есть дело, которое меня сильно тревожит». Я сразу спросил: «Что за дело?» Тогда он сказал: «Эх, эта девчонка, Цяо Ин… Несмотря на то, что она обладает некоторым совершенствованием, по своему характеру она очень простодушная и наивная, у неё за душой нет никаких хитрых замыслов. Она — моя единственная печаль. Поэтому сегодня я хочу поручить ее тебе…»
— Что? — Цяо Ин вскрикнула.
— …тогда я ответил, что старейшина может быть спокоен, я смогу позаботиться о тебе и ему не о чем волноваться! — Цзюнь Мосе сильно вспотел: — Тогда он продолжил: «Твоё обещание несущественно! Если ты пообещаешь, что женишься на ней после войны, только тогда я буду спокоен. Пусть для тебя немного пользы, но я могу поручиться, что она станет хорошей женой тебе…»
Что называется, не стыда и совести?! Так это переходит всякие границы!
— А! — в ужасе вскрикнула Цяо Ин. Она строила много разных догадок и предположений, но и подумать не могла, что последняя воля её наставника будет такой. Она моментально покраснела, ей было так стыдно и неловко, что ей хотелось провалиться сквозь землю. Она так отчаянно донимала Мосе вопросами, но никак не ожидала, что новость, которую она услышит от него, станет настолько шокирующей!
Если её наставник просил действительно об этом, неудивительно, что Мосе долгое время ничего не говорил ей, это ведь такой щепетильный вопрос… Она так настоятельно просила его рассказать всё ей, словно безумно желала выйти за него замуж…
Сам Мосе не подозревал, что его слова, сказанные невзначай, вызовут такой эффект: печальная горькая обстановка в тот же миг превратилась в неловкую и застенчивую… Цзюнь Мосе сказал про себя: «Я, вообще-то, ни разу не соврал. Вы и так просили меня об этом, если бы в этом мире был диктофон, я бы обязательно предъявил доказательства…»
— Ты несёшь полный бред! — Цяо Ин сначала была смущена, а потом разозлилась.
— Почему это сразу должно быть бредом? Ты думаешь, я хотел говорить об этом? Ведь это ты вынудила меня! — Цзюнь Мосе громко крикнул, словно был несправедливо обижен: — Это чистая правда! Когда старейшина говорил о тебе, он испытывал серьёзные угрызения совести. Священные земли из-за Битвы за Захват Небес загубили твою молодость. Когда он говорил про это, он чувствовал свою вину. Поэтому в последний момент он попросил тебя покинуть священные земли, и попросил меня забрать тебя.
Цзюнь Мосе был достаточно наглым и толстокожим. Говоря о делах, касающихся замужества, он никогда не стеснялся и всегда говорил уверенно.
— Ты сама вынудила меня сказать тебе правду, так почему теперь идёшь на попятную? Разве не ты говорила, что готова к любому исходу, и со всем справишься?
