Удивительно, что несмотря на проницательную женскую интуицию, эта женщина не замечала ничего необычного в своём муже! Но больше всего поражает тот факт, что она никогда ничего не требовала от него, скрывая свои эмоции глубоко в своём сердце. Она боялась, что если скажет что-то, то может разрушить их крепкий и неразлучный союз!
Ей было вполне достаточно того, что она смогла провести несколько лет своей жизни с любимым человеком…
Единственное, что беспокоило её — их дочь…
Возможно, как раз её искренняя любовь и терпимость заставили Гу Ханя страдать из-за содеянного вплоть до сегодняшнего дня?
Чистота и искренность её чувств мучили Гу Ханя несколько тысяч лет, он никак не мог позабыть об этом! Тем более, когда у него осталось вечное напоминание об этом в виде Цяо Ин…
— Сначала я хотел отдать Ин родственникам, чтобы она жила как обычный человек, и ни в чём не нуждалась, однако вдруг я заметил, что она обладает даром провидения! — Гу Хань тяжело вздохнул. Он долго молчал, а затем продолжил: — В те времена благодаря своему искусству становится невидимыми, Чужаки нанесли нам невообразимый урон… и тогда я… тогда я…
— И тогда ты привёл свою дочь в Священный дворец, используя её как спасительно средство для всего народа. Ты заточил собственную дочь в настоящую тюрьму, тем самым лишив её простого человеческого счастья! Действительно, отличный отец, просто самый лучший! Десять из десяти! — невозмутимо и дерзко ответил Цзюнь Мосе.
На самом деле, молодой мастер мысленно печально вздохнул: «Три священные земли… Сколько они, в конце концов, принесли жертв ради этой грёбанной Войны за Небеса? И жертвы их не ограничиваются человеческими жизнями, ведь им пришлось пожертвовать своими родственными отношениями, любовью, и многим другим! Они дураки? Или благородные глупцы? Заслуживают ли они уважения? Или осуждения?»
В эту минуту Мосе чувствовал, как в голове, да и в сердце у него всё перемешалось. Как отца, он осуждал Гу Ханя за этот поступок, но кроме этой, других подходящих причин для порицания он не нашёл!
Он не знал, как правильно оценить эти чувства! Подвергнуть критике или же, наоборот, выразить поощрение…
Цзюнь Мосе совершенно не понимал, как он сейчас относится к Гу Ханю…
Гу Хань был, наверное, единственным человеком за обе жизни Цзюня Мосе, который вызвал у него такие противоречивые чувства!
Он ненавидел его? Да, он ненавидел. Он презирал его? Да, презирал. И наряду с этим где-то в глубине своей души он восхищался им, уважал его! Будучи на месте Гу Ханя, Цзюнь Мосе бы никогда не решился на подобную жертву!
Даже если бы от этой жертвы зависела безопасность всего мира, Цзюнь Мосе всё равно бы не согласился!
Он был не таким безжалостным, как Гу Хань, и не настолько трепетным, как Гу Хань. Ведь Гу Хань был безжалостен по отношению к своей семье, и трепетен в отношении вопросов, связанных с благополучием материка. Цзюнь Мосе был его полной противоположностью!
Гу Ханя нельзя было назвать бездушным или бессердечным, ведь он искренне переживал за благополучие материка и всего народа! Его также нельзя было назвать образцом морали и благородства, ведь он спокойно наблюдал за тем, как его жена умирает, и своими руками сделал из собственной дочери оружие для Войны за Небеса!
Он со всей искренностью и серьёзностью служил на благо мира и народа; но при этом был безжалостен к своей семье, променяв их на славу и карьеру!
Если бы вас попросили дать оценку такому человеку, что бы вы ответили?
— Я думаю… если у Цяо Ин фамилия её матери, значит, она до сих пор ничего не знает о своём настоящем происхождении, не так ли? И тем более не догадывается о том, насколько знаменит и влиятелен её настоящий отец? — строго спросил Цзюнь Мосе. Учитывая каким влиянием и возможностями обладает Гу Хань, выдумать другую биографию для Цяо Ин для него должно быть не составило большого труда!
— Разумеется, она ничего не знает…как я мог позволить ей узнать об этом… — полным боли и печали голосом сказал Гу Хань: — Я и так много задолжал ей и её матери…
— Могу сказать Цяо Ин. Она бы гордилась таким отцом, как вы! — с иронией произнёс Мосе: — Ведь вы пожертвовали действительно всем, что у вас было, ради священных земель! Вы даже использовали любовь как двигающую силу для своего совершенствования, свою дочь превратили в военный инструмент, отдали на это всю свою жизнь… Ой, нет, даже обе свои жизни! Восхищён, я искренне восхищён!
Гу Хань до скрипа стиснул зубы, его лицо покоробилось от судорог. Кажется, сейчас ему было невыносимо тяжко на сердце. Внезапно он прошипел: — Думаешь за обе свои жизни мне никогда не хотелось, чтобы моя единственная кровиночка, моя дочь, нашла своё место в жизни? Чтобы она жила обычной спокойной жизнью, и никогда ни в чём не нуждалась? Думаешь, я не хотел, чтобы она была счастлива? Я хотел! Я очень хотел этого! Но… если бы я сделал так, что было бы с материком? Без помощи дара провидения Цяо Ин, мои братья так бы и продолжали умирать один за одним! Все они были бы вынуждены погибнуть, как герои, вместе со своими врагами-Чужаками? А потом мои братья бы кончились, а Чужакам нет числа! Они бы захватили весь материк, и что бы стало с моей дочерью? Да! Я поступил подло, я пожертвовал счастьем собственной дочери, но знаешь ли ты, сколько раз моя дочь спасала священные земли от полного разгрома? — Гу Хань сжал кулаки на обеих руках: — Они же мои братья! Они — мои руки и мои ноги! Неужто моя дочь могла спокойно наслаждаться жизнью, когда мои братья продолжали напрасно умирать?
— Да! В том, что вы сказали, нет ни единой ошибки! Однако единственное, чего я никогда не смогу принять, так это то, что вы повесили такое гнетущее и тяжёлое бремя на женщину! — серьёзно сказал Цзюнь Мосе: — Тогда для чего в вашем мире нужны мужчины?! Эти ваши «братья» спокойно наслаждались всеми благами жизни, у них были жёны-красавицы и кучи детей, партия за партией! Чего же вы не упоминаете об этом? Они получили такую жизнь, о которой обычные люди могли только мечтать! Если бы они и погибли в бою, в этом не было бы ничего противоестественного! Но нет, вы же заставляли свою дочь столетие за столетием вести однообразную, лишённую всяких красок жизнь! Насколько жестоки вы были? В конце концов, в этом мире царит мужское превосходство! Мужчины наряду со своими привилегиями, обладают ещё и соответствующими обязанностями, вы помните об этом? Если бы женщины взяли на себя все мужские обязанности, будь у ваших этих братьев хотя бы немного совести, они бы уже давно покончили с собой! А не наглым и циничным образом использовали бы особый дар одной женщины, чтобы более лёгким способом добиться победы, а потом овладеть ослепительной славой и величием! Такая победа на самом деле отвратительна! Грязная и подлая! — Цзюнь Мосе повысил голос: — Пусть вы сделали много для материка, но за некоторые поступки вам всё равно должно быть стыдно! Если у вас есть хоть немного мужества, вы должны чувствовать стыд за безопасность, полученную такой ценой! Война всегда была мужским занятием! То, что на поле боя каждый раз погибают тысячи, даже десятки тысяч мужчин — это совершенно нормально! Но вы отправили на войну женщину, возложив на неё такой тяжкий груз, при этом лишив её всех прелестей жизни! Ваша совесть ещё чиста после этого?
Цзюнь Мосе — ярый приверженец мужского шовинизма!
«Война — занятие для мужчин, с какой стати женщины должны приносить себя в жертву ради этого? Неужели могут вести спокойную и разгульную жизнь, прикрываясь подолом женской юбки? На такое согласны только никчёмные мерзавцы! Трусы и слюнтяи!»
Поэтому, услышав о том, что Гу Хань принёс жизнь своей дочери в жертву ради победы в войне, Мосе взорвался, как новогодняя хлопушка! Никакого снисхождения!
По мнению Гу Ханя, он ни в чём не виноват, и заслуживает похвалы за свой поступок. Однако Мосе никогда не примет этого!
Цзюнь Мосе очень вспыльчив! Но он всегда говорит то, что думает на самом деле!
Если бы кто-нибудь сказал Цзюню Мосе, что для мира во всём мире ему следует принести в жертву Мэй Сюэ Янь или какую-ту другую из его женщин, он бы немедленно прикончил этого человека!
Гу Хань растерянно слушал осуждение и упреки Цзюня Мосе, но так ничего не ответил ему.
Спустя довольно долгое время, он наконец вздохнул и произнёс:
— Сейчас уже неважно, было моё решение правильным или нет, это уже сделано! Сейчас Ин находится у тебя, и она в безопасности. Я доверяю её тебе! Судьба сама рассудит, кто выживет, а кто погибнет в этой войне! Но если она выживет, я надеюсь, ты сможешь позаботиться о ней!
Цзюнь Мосе усмехнулся: — Сейчас ты вдруг вспомнил, что она на самом деле твоя родная дочь? Через несколько тысяч лет у тебя вдруг проявилась отеческая любовь? Когда тебе осталось совсем немного до смерти, ты внезапно вспомнил о самом родном для тебя в этом мире человеке? Гу Хань, ты такой лицемер!
— Пусть лицемер! Пусть подлец! Без стыда и совести! Называй меня, как хочешь! — Гу Хань снова рассердился: — В конце концов, кровь гуще воды, и это факт!
— С этим не поспоришь! Но я, Цзюнь Мосе, с какой стати должен выполнять твой отеческий долг? Почему я должен заботится о твоей дочери? — Цзюнь Мосе строго сказал: — Это твои проблемы, вот и решай их сам!
— Я хочу, чтобы ты взял её в жёны! — Гу Хань резко повернулся, и ухватился за подол платья Цзюня Мосе. Стиснув зубы, он сказал: — Женись на ней! Позаботься о ней! Я видел, за все эти несколько тысяч лет, только с тобой она вела себя не как, со всеми остальными!
— Смеёшься? Она мне безразлична, зачем мне жениться на ней? — Цзюнь Мосе усмехнулся: — В этом мире каждая вторая небезразлична ко мне, и что? Мне на всех них жениться теперь?!
— Мне плевать на остальных! Ты должен позаботиться о моей дочери! — Гу Хань сделал два жадных вздоха, а потом с хитрой улыбкой произнёс: –Цзюнь Мосе, я всё сказал! Ты думаешь, я не знаю, что ты падок на женскую красоту? Чего стесняться, мы оба мужчины. Я понял это сразу, когда впервые увидел тебя в Священном дворце, я помню, как ты смотрел на неё! На всём белом свете ты единственный, кто подходит моей Ин!
— Конечно, я люблю женщин! А какой мужчина не любит? — Цзюнь Мосе не стал ничего отрицать, однако очень строго сказал: — Я хотел лишь позабавиться, я и не думал жениться на ней! Не буду говорить больше, она, всё-таки, ваша дочь, но я тоже всё сказал: не женюсь — значит, не женюсь!
