Но, несмотря на это чувство тревоги, Юэ Чжун не собирался выяснять, что вынудило уйти зомби и где они сейчас находятся. В конце концов, он не кореец и не собирался оставаться в этой стране.
В эту секунду до него донёсся рёв толпы:
— Ха-ха-ха, смотрите, эта китайская шалава даже укусила меня! Говорите, как мы должны поступить с ней?
— Сжечь её!
— Спалить шлюху!
— Сжечь шлюху! — орала возбуждённая толпа.
Юэ Чжун не понимал по-корейски и потому решил выяснить причину этих криков, начав присматриваться к происходящему. И увидел привязанную к кресту беременную женщину в изорванной одежде. Под крестом были навалены деревяшки и какой-то мусор. Молодой парень, с выкрашенными в жёлтый цвет волосами, в костюме из чёрной кожи, хохоча, размахивал факелом, возбуждая и провоцируя толпу на новые крики.
Окружавшие этого молодого человека такие же молодые парни и девушки орали с возбуждёнными лицами, требуя сжечь женщину. Невдалеке от креста и группы окружившей его молодёжи собралась большая толпа корейцев. Некоторые смотрели на происходящее с равнодушием, некоторые с ненавистью, были там глаза с мелькавшим в них сочувствием, но никто не посмел выступить против молодого человека с крашеными волосами. После конца мира все экономили силы и не лезли в то, что их не касалось напрямую. Даже если бы привязанная к кресту женщина была бы кореянкой, они бы промолчали, что уж говорить про китаянку.
Сейчас даже муж и жена, подобно лесным птицам, при приходе беды разлетались в разные стороны; и, конечно же, никто не вступился за эту несчастную, не желая рисковать жизнью.
Несмотря на то, что корейцы из Южной Кореи относились к жителям Китая без особой доброжелательности, но также и не проявляли ненависти. Тем не менее ультранационалисты ненавидели китайцев и потому творили всякую мерзость по отношению к ним, как, например, сейчас собираясь совершить зверское убийство.
Парень с крашеными волосами, размахивая факелом, закричал:
— Слышишь, китайская шалава, все требуют твоей смерти в огне, и твой сын тоже сказал, что хочет, чтобы ты, дешёвая шлюха, сгорела!
Беременная женщина направила отчаянный взгляд на подростка лет пятнадцати, стоящего среди толпы беснующейся молодёжи.
В глазах подростка плескалось чувства, что могли бы принадлежать волку или тигру, но не человеку, тем более сыну по отношению к матери. Он громко выкрикнул:
— У меня нет матери, эта китайская шалава не моя мать. Это просто какая-то больная проститутка, пользованная сука!
— Правильно сказал!
— Китайцам нечего делать в Южной Корее! Корея для корейцев! Нельзя позволить китайцам отбирать у нас еду и работу!
Молодёжь из правых националистов, с промытыми мозгами, бесновалась, как будто бы они были не люди, а адские твари, принявшие облик людей.
Услышав слова подростка, женщина побледнела, а в глазах осталось только отчаяние, в груди у неё всё сжалось, и, когда она кашлянула, изо рта у неё вырвалось немного крови. Тело её задрожало, и по ногам у неё побежало множество струек крови и прозрачной жидкости. Похоже, от всего происходящего у неё произошёл выкидыш.
Стоявший рядом с ней крашеный прикрыл нос одной рукой и сказал:
— Похоже, китайская шалава не доносила своё отродье! Что за вонь, ха-ха-ха!
— Ха-ха-ха-ха!
Захохотали молодые парни и девушки, окружавшие крест.
— Что за куча выродков, — донёсся ледяной голос, и молодёжь, тут же повернув голову в сторону, откуда он прозвучал, увидела быстро приближающегося Юэ Чжуна с как будто замороженным выражением лица. Желтоволосый с факелом, блестя горящими дикарской кровожадностью глазами, заорал:
— Тебе что, жить надоело, раз лезешь в дела других людей?! Да ведь он тоже из этих китайских собак! Хватайте его, привяжем его и суку друг к другу и поджарим их вместе!
Толпа из десятков молодых парней и девушек, размахивая мачете, кухонными ножами, бейсбольными битвами и другими тому подобными предметами, бросилась к Юэ Чжуну.
Юэ Чжун с глазами, светящимися холодным огнём, выхватил меч Чёрный Зуб и превратил десятки атакующих в изрубленные трупы, а в воздухе осталась висеть, быстро рассеиваясь, кровавая дымка.
— А-а-а-а!
— Демон!
Толпа из корейцев, что со стороны наблюдала за ожидающимся аутодафе, с испуганными криками бросилась врассыпную. Перепуганный желтоволосый, запинаясь, отступал назад, размахивая факелом, не отводя глаз от Юэ Чжуна:
— Не подходи! Не подходи! Мой дядя вице-президент. Хоть пальцем меня тронешь, и тобой займутся сразу Союз Возрождения Республики Южная Корея и Союз Республики Южная Корея! Не подходи!
Идущий рядом с Юэ Чжуном Аньжэнь Бяо синхронно переводил тому всё сказанное.
— Цой Чжихэ, плевать, чей ты родич! Да даже король тебя бы не смог сейчас спасти!
Юэ Чжун взмахнул мечом, и желтоволосый, перерубленный надвое в пояснице, упал на землю, испуская крики:
— Что за боль! Я не хочу умирать! Как больно! А-а-а-а-а!
Следующий удар мечом прикончил его, и Юэ Чжун перевёл взгляд на женщину на кресте, во взгляде которой уже почти не было ни капли жизни, а только печаль и сожаление. Встретив взгляд Юэ Чжуна, у неё побежали из глаз слёзы, перемежаясь кровью:
— Господин… вы китаец? Я так хочу в Китай… домой.
Только она это сказала, как голова её безжизненно свесилась на грудь, и она перестала дышать. До этого она настрадалась от этих молодчиков, а жестокие слова сына уничтожили любую надежду в её сердце, и, потеряв всякое желание жить, она умерла.
Юэ Чжун, глядя на тело женщины, вздохнул, взмахом руки послал в него огненный шар из дьявольского пламени. Вместе с телом обращались в пепел и все испытанные женщиной страдания и несправедливости.
«Цой Юаньван, тебе конец!» — с горящими холодным безжалостным светом глазами Юэ Чжун ухватил Аньжэнь Бяо за плечо и исчез в направлении, где находился Цой Юаньван.
— Уничтожить его! — убийство нескольких десятков молодых корейцев привлекло огромное внимание, и командир более чем двадцати прибывших на место бойни солдат, вооружённых автоматами, отдал такой приказ. Командир только произнёс последнее слова приказа, как головы всех прибывших солдат мгновенно отделились от их тел. Визжа от страха, остатки большой толпы бросились прочь.
Не обращая на них никакого внимания, Юэ Чжун помчался в логово Юаньвана, размазываясь от скорости в неразличимую глазом полосу.
Чем ближе он был к логову, тем больше ему попадалось Энхансеров, сравнимых с воинами 2-го типа, отборных бойцов и другой обслуги. Но для Юэ Чжуна они были не более чем насекомыми, он с лёгкостью или убивал их, или превращал в кукол. Никто не мог задержать его продвижение даже на секунду.
Тем временем Цой Юаньван всё ещё находился в ночном клубе, по-прежнему перед ним выступали стриптизёрши и танцовщицы, исполняя свой неприличный танец.
Тело его бугрилось от мускулов, он прижимал одной рукой к своему обнадёженному торсу танцовщицу, пока в другой сжимал бокал с вином, из которого время от времени обильно отпивал, смеясь и наслаждаясь жизнью.
К нынешнему моменту Сеул был поделён на три части между самыми большими организациями, и Цой Юаньван, происходящий из семьи чернорабочих, теперь с головой погрузился в пьянство и разврат с красивыми и доступными женщинами, живя так, словно завтра могло и не наступить.
После конца мира даже сверх Эвольверы не знали, что их ожидает в следующую секунду, и потому главари многих банд и организаций занимались тем же самым, во всю пьянствуя и наслаждаясь плотскими удовольствиями.
Даже такой целеустремлённый и безжалостный человек, как Юэ Чжун, время от времени позволял себе расслабиться с женщинами, так что поведение Цой Юаньвана тем более считалось нормальным для нынешнего мира.
Бам!
В клубе, где находился Цой Юаньван, внезапно разлетелась стена, и из образовавшегося после этого облака пыли медленно вышли Юэ Чжун и Аньжэнь Бяо.
Увидев их, певицы, стриптизёрши и танцовщицы с криками испуга бросились прочь со сцены, прячась по углам.
По пояс голый Цой Юаньван перевёл взгляд на Юэ Чжуна и, освободив руки от бокала и голой стриптизёрши, хлопнул в ладоши, отдав приказ холодным тоном:
— Ну же, прикончите его для моего удовольствия. Сделавшего это я награжу десятью красивыми девственницами и фруктом эволюции.
Юэ Чжун прибыл с явно враждебными намерениями, а Цой Юаньван, занимавший высокое положение, прекрасно это понимал и, соответственно, потому отдал такой приказ совершенно спокойно.
С горящими от жадности глазами десяток воинов гвардии «Чёрного вихря» тут же применили свои навыки, атакуя Юэ Чжуна.
Из десятерых двое, судя по скорости, были почти на пределе перехода в состояние воинов 3-го типа, шестеро были равны по силам воинам 3-го типа начального уровня.
Двое из них запустили в Юэ Чжуна воздушные и огненные клинки.
«Насекомые», — подумал Юэ Чжун, глядя на атакующих отборных воинов гвардии «Чёрного вихря». Ему понадобилась секунда, чтобы десятью ударами открытой ладони погрузить всех десятерых бойцов в беспамятство, одновременно впечатывая им в головы символы повиновения.
При виде того, как Юэ Чжун за мгновение убил всех его отборных бойцов, глаза Цой Юаньвана наконец наполнились серьёзностью, и он поднялся с дивана:
— Весьма впечатляюще, кто ты?
Юэ Чжун холодно посмотрел на него и спросил равнодушным голосом:
— Ты Цой Юаньван?
— А, так ты китайская псина? Похоже, мне не о чем с тобой говорить. Я сломаю тебе руки и ноги, а затем засуну тебя в собачью конуру, — услышав китайскую речь, произнёс Юаньван с кровожадной ненавистью в глазах.
