Динь-дон.
Раздался приятный звон в голове Харуюки, нарушив мирный сон.
Проснувшись едва ли на одну десятую, он озадачился. Звук издавал не будильник, под который он вставал каждый день. Он даже шел не со стороны будильника, стоявшего на столе у изголовья. К тому же, звук раздался именно в голове, а не ушах. Вспомнив об этом, Харуюки понял, что случайно заснул, не сняв нейролинкер. Он немного заволновался — так можно было и повредить его…
Динь-дон.
Вновь раздался звонок. Теперь Харуюки заметил, что это была и не напоминалка-будильник. И не звук пришедшего сообщения. И не голосовой вызов. Звенело уведомление о пришедшем госте. Кое-как продрав глаза, Харуюки перевел взгляд на часы на левой стене. Девять часов утра.
Мать собиралась вернуться поздно вечером. Может, это какая-то утренняя доставка? На мгновение Харуюки подумал, а не сделать ли вид, что его нет дома. Все равно посылку донесут до почтового ящика. Впрочем, он тут же понял, что ему уже пора вставать. В 11 часов собирались прийти Такуму с Тиюри.
Еще раз зажмурившись напоследок, Харуюки начал подниматься с постели.
Вдруг он ощутил, что что-то тянет его за шею с правой стороны. Резко повернув голову, он увидел серебристый XSB-кабель, тянущийся от его его нейролинкера. Кабель блестел в лучах утреннего солнца, уходя под тонкое одеяло…
Из под которого частично виднелась голова с лоснящимися черными волосами.
— А…
Чтобы не закричать, Харуюки пришлось зажать рот обеими руками. Шок был таким сильным, что ему показалось, что на мгновение вся кровь в его теле потекла в обратную сторону. Естественно, сон как рукой сняло. Сколько бы он ни моргал, сколько бы ни вглядывался, маленькая голова не пропадала. Наоборот, он заметил под одеялом очертания стройного тела, спящего на боку. Сомнений не осталось — в кровати Харуюки, в какой-то половине метра, кто-то спал спиной к нему.
— М-м… м…
Этот кто-то, словно почувствовав перемещения Харуюки, тихо засопел и перевернулся на спину. Одеяло сползло, обнажив лицо спящего человека.
— Кх…
Харуюки вновь пришлось сдержать свой вскрик. Этот хорошо знакомый, но все еще непривычно прекрасный лик принадлежал Черноснежке.
«Как такое вообще возможно?!» — пронесся мысленный крик в его голове, после которого он, наконец, вспомнил события вчерашней ночи. Поздним вечером Черноснежка зашла в его комнату. Сначала они поговорили, а затем устроили дуэль через прямое соединение. Что случилось после этого, он не знал. Выходит, что Черноснежка в конце концов уснула прямо на его кровати, а Харуюки совершенно не помнил, как именно это произошло. Вот это ситуация. Вот это бедствие.
Харуюки застыл, словно статуя, изо всех сил стараясь не смотреть на то, что во сне пижама Черноснежка закаталась наверх. Он отчаянно сопротивлялся, как вдруг…
Динь… до-о-он.
До его слуха вновь донесся звук звонка, гораздо более длинный, чем раньше. Харуюки удивился — редко когда попадалсь настолько терпеливые курьеры. Он попытался открыть окно дверной камеры, но та показывала дверь первого этажа, перед которой никого не было. Выходит, он уже был у двери его квартиры, на 23 этаже. Понимая, что ему сейчас придется просить курьера перенести доставку, Харуюки аккуратно вытащил кабель прямого соединения и осторожно слез с кровати. Он на цыпочках вышел из комнаты, закрыл за собой дверь и приговаривая «да-да-да, сейчас подойду», пошел к входной двери.
— Простите за задерж… — начал он и тут же проглотил язык.
Хотя человек за дверью и стоял с приветливой улыбкой, он точно не был курьером.
Широкая белая шляпа. Такого же цвета кардиган. Поверх него — голубое платье. Ноги в полосатых чулках немного выше колен, выглядывающие из-под подола. Мягкие волосы, спадающие по спине. Небольшая сумка, которую она держала перед собой на опущенных руках. Несомненно, это была…
— У… учитель?! То есть, Рейкер?! — удивленно обронил Харуюки.
В ответ девушка, чей голос в жизни звучал еще мягче и яснее, чем по сети, поприветствовала его:
— Доброе утро, Ворон-сан. В реальности можешь называть меня Фуко.
Харуюки, вспомнив, что настоящим именем бёрст линкера 8-го уровня «Скай Рейкер», первого офицера Нега Небьюласа, было Курасаки Фуко, а также вспомнив, что она была на два года старше него, уважительно поклонился.
— А, к-конечно. Доброе утро, Фуко. Заходи, пожалуйста!
— Спасибо за гостеприимство.
Харуюки закрыл за Фуко дверь и начал искать тапочки. Он все еще до конца не оправился от удивления, но постарался поддержать разговор:
— Что-то ты… рано сегодня. Мы ведь договорились собраться гораздо позднее…
— Хе-хе, извини. Я знала, что немного помешаю, но я еще ни разу не была у тебя дома, и мне так хотелось поскорее увидеть его, что я не смогла сдержаться. Хотя, я вроде бы послала тебе утром сообщение…
— П-прости. Если честно, я сам только что встал, — со смущенной улыбкой отозвался Харуюки…
И тут же понял, что в этой ситуации нет ничего смешного.
В этот самый момент, в комнате Харуюки, находившейся в нескольких шагах отсюда, на его кровати мирно спала командир их Легиона, Черноснежка! Одетая лишь в пижаму!
«Ч-ч-ч-ч-что мне делать?! Нет, нельзя паниковать! Думай, думай! Ага. Сначала я провожу Рейкер в зал. Затем тихо отнесу вещи семпаю в комнату и дам ей переодеться. Наконец, мы разыграем сцену, в которой она «зайдет» ко мне домой. Другого варианта нет.»
Моментально разработав план тайной операции, Харуюки вежливо убрал сандалии Скай Рейкер на полку и предложил ей тапочки. Сразу после этого он провел ее в зал.
— П-пожалуйста, проходи, чувствуй себя как дома! Располагайся!
— Х… хорошо. Еще раз спасибо.
Рейкер подозрительно улыбнулась и начала идти. Затем она радостно сказала продолжавшему виться возле нее Харуюки:
— Если честно, я пришла так рано потому, что мы с тобой, Ворон-сан, очень уж давно не говорили наедине. В последние дни мы встречаемся-то только во время битв за территорию… и я все еще хочу… поблагодарить…
Харуюки не сразу понял, почему ее речь вдруг замедлилась. Но у него даже не было времени начать догадываться о случившемся. Он застыл на месте ровно в той же позе, в которой был, когда увидел это.
Из-за двери коридора, находившейся в каких-то двух метрах от них, вдруг выплыла одетая в пижаму фигура и с сонным лицом посмотрела сначала на Харуюки, а затем на Фуко.
Она несколько раз хлопнула ресницами, а затем заплетающимся голосом произнесла:
— Доброе утро, Харуюки, — и, сразу за этим, — Доброе утро, Фуко.
Харуюки на автомате приветственно кивнул головой. Скай Рейкер тоже среагировала моментально:
— Д-доброе утро, Саттян.
Саттян, она же Черноснежка, все еще процентов на 80 была в стране снов (или, по крайней мере, делала вид, что это так). Кивнув им, она отвернулась обратно, а затем, тем же плавучим движением, которым перемещался ее аватар, прошла в ванную комнату, находившуюся на другой стороне коридора. За ней звучно закрылась дверь.
Сразу же повисла плотная тишина, которую нарушили не слова, а движение. Слева к Харуюки протянулась бледная рука, крепко схватила его за ухо и потянула.
Харуюки перепугано сжался и повернулся в сторону тянущего его человека. На лице Скай Рейкер была самая широкая улыбка, которую он когда-либо на ней видел. Выражение ее лица показалось ему знакомым. Стараясь хоть чем-то отвлечь свои мысли, он начал вспоминать, где он его видел и вскоре вспомнил, что очень похожая улыбка была на лице ее аватара за мгновение до того, как она скинула его с вершины Старой Токийской Башни на неограниченном нейтральном поле в момент начала его тренировки.
Вновь перепугавшись, Харуюки втянул голову в плечи. Скай Рейкер нежным голосом спросила его:
— Ворон-сан. Что все это значит?
— Я… я все объясню, — ответил он, замотав головой.
Других планов для тайных операций к нему в голову не пришло.
Спустя десять минут.
На диване друг рядом с другом сидели Черноснежка, переодевшаяся в школьную форму, и Харуюки, тоже переодевшийся в домашнее. Напротив них молча сидела Фуко и пила чай.
С тихим звуком она поставила чашку на блюдце и подняла голову. На лице ее была все та же безмятежная улыбка, но Харуюки был уверен, что будь они в виртуальном мире, на лбу ее уже вовсю сверкала бы «гневная прожилка».
— Ну… ситуацию я поняла. Действительно, вчера неожиданно пошел ливень. Кроме того, в западных районах Токио были перебои с сетью. В этих условиях добраться домой было бы затруднительно.
— И-именно так. Фуко, ты видела этот ливень? И молнии сверкали не хуже, чем у Фиолетовой, когда она не в духе… — рассказывала Черноснежка, театрально жестикулируя.
Фуко с улыбкой смотрела на нее. Но эта улыбка по силе устрашения ничем не уступала знаменитой ледяной улыбке Черноснежки. Правда, по стихии она была скорее воздушной. Харуюки решил впредь называть ее вакуумной улыбкой Рейкер. Затем он мысленно поблагодарил судьбу за то, что здесь не было Тиюри с ее испепелящим взглядом. Если бы эти способности встретились друг с другом, этой комнате, да и всему этому дому, наверное, пришел бы конец…
Но тут до ушей погруженного в мысли Харуюки донесся следующий выпад Фуко:
— Хорошо, я принимаю ваше объяснение. Но если Лотос говорит правду, и в произошедшем нет ничего постыдного, то вам незачем просить меня о том, чтобы я помогла вам держать случившееся в тайне, правда? Уверена, когда Белл и Пайл узнают об этом, они тоже проникнутся интимностью, возникшей между командиром Легиона и Сильвер Кроу…
— Н-н-не надо!.. — смогла лишь произнести Черноснежка.
— А-а, учитель, не делай этого-о-о! — наложился на ее голос крик Харуюки.
— Тогда предлагаю такой вариант, — очередная фирменная улыбка Рейкер. — В течение этого месяца ты тоже дашь мне переночевать у себя. В обмен я обещаю молчать о случившемся. Достойный обмен?
— Ч… ч-ч-ч-что ты сказала, Фуко?!
— А что, Ворона у меня один раз уже ночевал. Я его и накормила, и спать уложила.
— Ч… ч-ч-ч-что это значит, Харуюки?!
— Н-н-нет-нет-нет, ты не поняла, это не в реальности, а в Ускоренном Мире, и спал я на полу!
Харуюки отчаянно мотал головой…
А в голову его тем временем пришла мысль.
Видел ли он когда-нибудь такую радостную Скай Рейкер и такую беззащитную Черноснежку? Одной этой сцены было достаточно, чтобы понять, что их узы уходят очень глубоко. У них была своя чистая дружба и своя история, неизвестная Харуюки.
Однажды неудачный поворот судьбы разрубил их узы. Но спустя три года, еще один поворот судьбы снова свел девушек вместе, полностью восстановив эту связь. Харуюки хотел верить в то, что это было правдой. Но…
С прошлой осени Харуюки так долго с восторгом смотрел в глаза Черноснежки, что не мог этого не знать. Сколько бы препятствий она не смела со своего пути, как только она оказывалась перед настоящей Фуко, в глубине ее глаз появлялся оттенок непроходящей боли. Скорее всего, и улыбка Скай Рейкер скрывала за собой такое же чувство вины.
«Система Инкарнации» требовала от решившего освоить ее игрока встречи со шрамами его сердца. Дело в том, что сильные образы могли рождаться только из сильных желаний, а сильные желания означали наличие изъяна в душе. Был лишь один способ обрести силу, способную переписывать реальность — необходимо было залезть в позабытые, самые темные уголки своей души, из которых и был рожден дуэльный аватар, и быть готовым к тому, что эта яма может затянуть тебя.
Именно это и сделала Скай Рейкер три года назад. Система дала ей способность «усиленного прыжка», а она хотела Инкарнацией превратить ее в «полет». Для этого она отрубила свои ноги, воплотив изъян своей души в реальность. Харуюки догадывался, что если и он захочет однажды заполучить силу, превосходящую то, что было выдано ему системой, ему придется вновь расцарапать почти затянувшиеся шрамы своей души, и снова ощутить эту боль. Он уже знал, что его шрам — это ненависть к самому себе. К тому уродливому, тупому толстяку с заплетающимся языком, которым он был.
«Но возможно… возможно, я ошибаюсь.
Ведь тогда я еще не был таким толстым, как сейчас. Тогда, в тот день, я стоял с другой стороны двери зала и подслушивал тот разговор. Но пусть я не был толстым, они… те люди, ругавшие друг друга, сказали, что я… нет, это неправда. Нет. Это потому, что я был толстым. Потому что был нерешительным. Именно поэтому они меня больше не…»
— …юки. Харуюки!
Ощутив, как кто-то стучит по его правой руке, Харуюки резко поднял голову. Он тут же увидел перед собой недоверчивые глаза Черноснежки и рефлекторно опустил голову обратно.
— Что случилось, почему ты замолчал?
— Что у тебя с лицом, Ворон-сан?.. Тебе нездоровится?.. — присоединилась к ней Скай Рейкер.
Харуюки спешно замотал головой.
— Н-нет-нет, ничего страшного! Я… просто размышлял о Системе Инкарнации… — машинально сорвалось с его губ.
И тут Харуюки понял, что в такой ситуации эту тему поднимать точно не стоит. Он тут же захлопнул рот, но слова уже было не вернуть. Черноснежка и Фуко синхронно округлили глаза и на несколько секунд затихли. Затем их лица украсили одинаковые улыбки.
— Понятно… хочешь что-то спросить? — задала вопрос Черноснежка, словно прочитав мысли Харуюки, и коснулась его руки.
Ее пальцы, обычно казавшиеся ледяными, были на удивление теплыми. Взгляд Фуко, направленный на него, тоже был полон мягкого света. Харуюки вздохнул и произнес:
— Э-э, ну-у… я вот что подумал. С учетом того, как устроена Система Инкарнации… в конце концов, получается, что чем больше изъян, лежащий в ядре бёрст линкера… то есть, чем меньше ему везет в реальной жизни, тем сильнее он становится…
— Не согласна.
— Ты не прав.
Синхронно ответили девушки. Затем они на мгновение переглянулись, словно решая, кто заговорит первым. Эта роль выпала Черноснежке, которая повернулась к Харуюки и продолжила:
— «Душевные травмы», в конечном счете, просто ключи, определяющие склонности дуэльных аватаров. Но в Ускоренном Мире существует бесконечное множество других, еще более важных сил. Есть знания, порождающие тактику и стратегию, есть боевые умения, взращенные тренировками и опытом, есть узы, которые ты формируешь с друзьями, союзниками и противниками. И важность всех этих сил нельзя сбрасывать со счетов даже во время битв Инкарнаций. Но прежде всего: разве ты не видишь, что теория о том, что люди, упивающиеся неудачами в реальности, сильнее тех, кто просто наслаждается боями, — это полная противоположность твоим собственным принципам?
— А, да, получается… так, но…
— Твои принципы абсолютно истинны. Не смей сомневаться в них ни секунды. Ну… это все была, так сказать, преамбула, а что касается конкретных комментариев…
На этом месте Черноснежка замолчала, и речь ловко подхватила Скай Рейкер:
— Существует еще одна истина, Ворон-сан.
— Истина?..
— Да. Со стороны иногда может казаться, что все мы только и делаем, что наслаждаемся боями… но возьмем, например, моего «ребенка», Аш Роллера. Ты прекрасно видишь, как он ведет себя в роли бёрст линкера, но при этом в реальности он вряд ли может быть полностью доволен жизнью. Дело в том, что условия, необходимые для установки Брейн Бёрста, а именно «необходимость носить нейролинкер с младенчества» и «высокая совместимость с квантовыми каналами связи» сами по себе противоречат понятию счастья в реальном мире.
Услышав эти слова, Харуюки ахнул.
Ношение младенцем нейролинкера в более чем 90% случаев связано с экономией усилий родителей по его воспитанию. Нейролинкер может следить за температурой, пульсом и дыханием ребенка, что избавляет от необходимости следить за ним, а всевозможные автоматические образовательные программы позволяют свести к минимуму и общение. А если ребенок капризничает или плачет, его можно закрыть в фулл дайве. Конечно, никакой ученый или эксперт по воспитанию не сможет настаивать на том, что такой ребенок будет счастлив.
То же самое относится и ко второму условию, к высокой совместимости с квантовым соединением. На первый взгляд может показаться, что это просто талант, которым обладают некоторые дети, но на самом деле это не так. Совместимость, она же степень «родства» с нейролинкером, определяется тем, насколько часто ребенок с детства погружался в фулл дайв, и как много времени проводил в нем. Другими словами, тем, сколько реального времени ребенок потратил, замыкаясь в виртуальном мире. Примерно как Харуюки, который долгое время сбегал от реальности в локальной сети Умесато, играя в виртуальный сквош.
Словно прочтя эти мысли, пронесшиеся в голове Харуюки, Черноснежка тихо произнесла:
— Наверное, я сейчас скажу не самую приятную вещь, но… выполнить требования и стать бёрст линкером могут, в большинстве своем, лишь дети, росшие с нехваткой родительской заботы. И наоборот, если с самого детства родители опекали ребенка, шли с ним на контакт, разговаривали с ним, то ему ни нейролинкер, ни виртуальная реальность не нужны. Но… они были нужны мне, и они были нужны Рейкер.
Харуюки вяло кивнул и прошептал:
— Они… нужны были и мне. Когда я был маленьким… и ночевал в этой квартире в одиночестве, мне было очень страшно…
Бледные пальцы вновь коснулись руки Харуюки, и Черноснежка утешительным тоном продолжила:
— Иначе говоря… почти всех бёрст линкеров объединяет один и тот же изъян. И связан он с родительской любовью. Это и есть та «истина», о которой говорила Фуко. И однажды, ставший бёрст линкером человек воспользуется своим правом скопировать Брейн Бёрст, правом стать «родителем». В качестве «ребенка» он инстинктивно выберет человека с такими же шрамами. И в результате, мы очень крепко привязываемся к этим вторым узам «родителя и ребенка», которые создаются в Ускоренном Мире, становимся зависимыми от них. Мы пытаемся обрести то, чего были лишены в реальности… и потому мы привязываемся и к самому Ускоренному Миру. Чтобы защитить наши новые узы, мы поддерживаем стабильность Ускоренного Мира и держим его существование в секрете. Эх… какая грамотная система. Разработчик заслуживает аплодисментов…
Черноснежка усмехнулась, и от ее смеха в улыбке Фуко появилась укоризненность.
— Ох, Саттян, твой цинизм неисправим. Так вот, Ворон-сан, я действительно имела в виду эту «печальную истину». Но при этом сам факт ее существования я не называла «невезением».
— Э-э?…
Харуюки удивленно заморгал. Рейкер посмотрела на него взглядом, которому идеально подходило слово «ласковый».
— Я имею в виду следующее. Действительно, «Система Инкарнации» в качестве источника энергии использует моральные травмы, то есть шрамы. Поэтому, с одной стороны, то, что чем меньше человеку везет в жизни, тем больше энергии ему доступно, — неоспоримый факт. Но… у всех бёрст линкеров в самой глубине души есть огромная травма, связанная с тем, что после рождения их ждали не любящие руки родителей, а нейролинкеры. Просто мы этого не помним, поэтому она и не влияет на облики наших аватаров и на наши Инкарнации. Но если у всех нас есть такая травма, то в чем смысл сравнивать размеры прочих неудач, свалившихся на нас? Гораздо уместнее сравнивать силы наших «надежд». Сила Системы Инкарнации определяется не только глубиной дыры в твоем сердце. Она определяется высотой цветущего дерева, пустившего корни в этой дыре.
На этом месте голос Фуко на мгновение дрогнул. Ее взгляд медленно опустился на стеклянный стол.
— Когда-то… я попыталась силой вскарабкаться на это дерево, и в процессе срубила его под корень. Возможно, у меня… нет права этого рассказывать…
Шепот ее был пропитан глубоким раскаянием и еще более глубоким смирением.
Черноснежка протянула правую руку умолкшей Скай Рейкер и сказала:
— Фуко, иди сюда.
В ответ Рейкер поднялась с дивана напротив, обошла стол и села слева от Харуюки. Они кое-как уместились на диванчике, рассчитанном на двоих, а затем девушки, зажавшие между собой Харуюки, совершили немыслимое.
Они вдруг протянули друг к другу руки и заключили Харуюки в крепкие объятия. Естественно, это движение тут же выбило из головы Харуюки все серьезные мысли, вызванные разговором, и он лишь ошарашенно вжался.
Но вспыхнувшая внутри него паника, которая в обычных условиях могла длиться сколько ей вздумается, почему-то начала быстро таять, словно снег на солнце. Вместо нее по телу начало разливаться какое-то не поддающееся описанию тепло. Оно не было похоже даже на ту теплоту, которую он ощущал прошлой ночью в объятиях Черноснежки.
Наконец, над его головой послышался шепот Фуко:
— Хе-хе-хе… мы похожи на жмущихся друг к другу котят, ждущих, пока домой вернется мама-кошка.
Тут же отозвалась Черноснежка:
— Какое счастье, когда рядом есть кто-то, к кому можно так прижаться. За этой ночью вновь придет рассвет. И когда он настанет, давайте снова весь день валяться на солнце.
— Да… играть нужно искренне и изо всех сил. Что бы ни задумывал разработчик Бб… этого я больше никогда не забуду.
Они еще какое-то время сидели неподвижно, а затем отпустили его. Черноснежка почти сразу же положила руку на голову Харуюки и сказала:
— А начнем мы с сегодняшней гонки! Поскольку это Брейн Бёрст, никаких инструкций и тренировок по управлению машинами не будет. Я знаю, что будет непросто, но мы рассчитываем на тебя, водитель!
— Х-хорошо… — ответил Харуюки, неуверенно кивая.
Тут же по его спине постучала Скай Рейкер.
— Вот-вот, я ненавижу, когда говорят «главное — не победа, а участие» и «мы почти победили». А еще я не люблю двусмысленность. Если ты начнешь отнекиваться от своего обещания пригласить меня на ночь, я еще раз скину тебя со Старой Токийской Башни.
— Ч… что?! Н-н-но в-в-ведь…
— Д-д-да, о чем это ты, Фуко?! Никто никому ничего не обещал…
— А-ха-ха, нет уж, мы уже подписали этот договор в наших сердцах!
И когда Харуюки услышал этот радостный голос Рейкер, он еще раз пообещал себе.
Он должен был выиграть сегодняшнюю гонку. Или хотя бы любой ценой добраться до вершины. Ему не важна была победа, не важен был приз. Он хотел разрубить лозы терновника раскаяния, росшие много лет, и все еще связывавшие этих девушек своим проклятием. Он был уверен, что там, на высоте в четыре тысячи километров, где нет притяжения Земли, он сможет это сделать.
В этот самый момент вновь зазвонил дверной звонок. Время за разговором пролетело незаметно, и Харуюки, посмотрев на часы, обнаружил, что было уже 11 часов.
— А, кажется, пришли Таку и Тию, — он поднялся и сделал несколько шагов, а затем осторожно напомнил, — А, и, учитель, пожалуйста…
— Не переживай, уговор есть уговор. Я ничего им не расскажу, — Скай Рейкер, не переставая улыбаться, кивнула, а затем многозначительно подмигнула Харуюки. — Но учти, что за одними секретами приходят другие.
«О, боже, она не шутит», — пронеслось в голове Харуюки, но он быстро подавил эти мысли и побежал к двери, пока Тиюри не начала трезвонить повторно.
— По местам, головы вве-е-ерх! — протянула Тиюри и высоко подняла над собой корзинку.
Собравшиеся дома у Харуюки люди успели изрядно проголодаться, поэтому их внимание привлекла в первую очередь не сама корзинка, а доносившийся от нее приятный аромат. С этого жеста, этих слов, этого взгляда и дружных возгласов «о-хо-хо» начинался традиционный ритуал приема пищи перед серьезным делом.
Из корзинки появилась паста тальятелле с рыбно-томатным соусом — очередной шедевр мамы Тиюри. Еды с лихвой хватало на пять человек — очевидно, что она учла даже добавки, которые попросят Харуюки и Такуму. От наложенных в глубокие тарелки порций все еще шел пар, подсказывавший, что Тиюри прибежала домой к Харуюки сразу после того, как паста закончила готовиться. Все пять человек пересели за обеденный стол и взяли в руки вилки.
— М-м, рука настоящего повара.
— Согласна, вот это вкуснотища.
Услышав впечатления Черноснежки и Фуко, впервые попробовавших блюдо ее матери, Тиюри смущенно вжала голову в плечи.
— Э-хе-хе, когда мама услышала, что дома у Харуюки собирается рекордное количество гостей, она была в таком восторге…
— Э-эй, Тию, что ты такое рассказываешь?! — на автомате вставил Харуюки, лучше всех понимавший, что она говорила правду.
Тут же послышался смешок Такуму, и Харуюки бросил в его сторону косой взгляд, после чего все же принялся за пасту.
Похожим тоном усмехнулась и Черноснежка, а затем немного извиняющимся тоном сказала:
— Если подумать, то с тех самых пор, как мы отправились на задание по уничтожению «Брони», квартира Харуюки всегда была нашей отправной точкой. Наверное, мне нужно позаботиться о поиске настоящей базы для нашего Легиона…
— Н-ничего страшного, пользуйтесь на здоровье! Моя мать на выходных все равно дома почти не бывает, — спешно отозвался Харуюки, а затем, вспомнив, что разговор о родителях на данный момент может оказаться слишком чувствительной темой, тут же перевел тему, — Кстати… а что насчет времен Первого Нега Небьюласа? У вас был штаб?
В ответ сидевшие напротив Харуюки Черноснежка и Фуко кратко переглянулись, и на лицах их отразилась ностальгия. Затем Фуко мягким тоном произнесла:
— В то время в Легионе было гораздо больше человек, но близких взаимоотношений, переросших в реальные, практически не было. Если конкретно, то собирались втроем я, Лотос и еще кое-кто. Нега Небьюлас строился не на взаимных отношениях, тот Легион держали вместе сильные чувства, которые его члены испытывали к недостижимому цветку по имени Блэк Лотос. Восхищение, почитание, а порой и покровительство.
— П-покровительство?.. — переспросил Такуму.
Харуюки и Тиюри лишь удивленно заморгали. Рейкер широко улыбнулась и пояснила:
— Именно. На момент основания Легиона Лотос было всего 9 лет. Естественно, она не распространялась о своей личности, но об этом можно было догадаться по поведению. Уверена, что многие бёрст линкеры нашего Легиона вступали просто потому, что их в самое сердце поражала та девочка, такая юная и ранимая, и в то же время славившаяся невообразимой мощью.
— Э-эй-эй-эй. Да, может я и была ребенком, но я не потерплю того, чтобы меня называли ранимой, Рейкер!
— Правда? Тогда, мне рассказать им о том, как мы с тобой впервые встретились в реальности?
— Н-не вздумай! Эта тема под табу! Если расскажешь — убью «Возмездием»! — тут же взвыла Черноснежка, после чего принялась остервенело счищать панцирь с очередной креветки.
Харуюки и его друзья тут же засмеялись, заставив Черноснежку смутиться и пробормотать: «Да даже тем, кто был старше меня, было лишь по 10-11 лет…»
Плечи Фуко также дрогнули от усмешки, после чего она продолжила:
— Именно поэтому у нас в то время не было какого-либо серьезного штаба. Но я полагаю, что похожая ситуация была и в Легионах остальных «Королей». Короли и их офицеры слишком многим рисковали бы, если бы распространяли свои личности среди членов Легиона…
— Угу. Конечно, если у Короля есть уверенность в том, что он может держать в узде весь Легион, то тут разговор другой, — вдруг прошептала доевшая креветку Черноснежка, резко изменившись в лице.
Харуюки удивленно повернул к ней голову. Пусть у командира и было право казнить членов Легиона «Ударом Возмездия», управлять огромным Легионом с помощью одного лишь страха было весьма непросто. Право на «Возмездие» сохранялось лишь месяц после выхода человека из Легиона, и если тот был готов этот месяц скрываться, то он вполне мог предать бывшего командира.
Но свои слова Черноснежка произнесла так, словно какой-то из «Королей» действительно имел полную власть над своим Легионом. Харуюки уже собирался спросить ее об этом, но тут Черноснежка отложила вилку в сторону и удовлетворенно заявила своим обычным голосом:
— Ох, было очень вкусно! Спасибо за еду, Тиюри. Обязательно передай благодарность своей матери.
— А, конечно! Я не знала, придется ли еда тебе по вкусу, Снежка, но я так рада, что тебе понравилось! — с радостной улыбкой ответила Тиюри.
Черноснежка же, вытирая пальцы, усмехнулась:
— Эй-эй, я обычно ем такую гадость, что могу поспорить в этом даже с Харуюки.
— Э? Но ведь это плохо для здоровья, Снежка! — нахмурившись, отозвалась Тиюри.
Скай Рейкер с сияющим лицом добавила:
— Тогда, выходит, что вчера вечером Ворон-сан и Лотос ужинали замороженной пиццой?
Тиюри и Такуму удивленно замерли. Харуюки и Черноснежка застыли в ужасе.
— П-после изобретения новых технологий заморозки пищевых продуктов, замороженные пиццы тоже стали очень ничего! Использование сверхохлаждающих технологий позволяет не разрушать клеточные структуры и… — начал болтать Харуюки, пытаясь перевести разговор на другую тему.
Тем временем, его голову посетила мысль.
«А ведь полностью управляемый Легион и правда существует.
Это наш Второй Нега Небьюлас. Нет, мы даже выше этого. Все мы знаем личности друг друга, собираемся в гостях, вместе едим. Никто никого не подозревает, всех нас связывают сильные узы доверия. Мы словно одна семья.»
Естественно, Харуюки понимал, что такая схема ни за что не сработает с большим Легионом, в котором больше 40-50 человек, но в то же время ему казалось, что именно эти крепкие узы — их самое сильное оружие против других Королей. И, ощутив это, Харуюки от всей души помолился о том, чтобы эти узы существовали вечно. Он на мгновение закрыл глаза, вновь открыл их и улыбнулся. В голове ожили сказанные совсем недавно Черноснежкой слова:
«Чтобы защитить наши новые узы, мы поддерживаем стабильность Ускоренного Мира и держим его существование в секрете».
Состояние души Харуюки в этот самый момент полностью описывалось этой фразой.
«Но», — Харуюки продолжил свою мысль еще на шаг. — «Пусть я и следую по тропинке, проложенной передо мной разработчиком, ценность моих уз от этого не стала меньше.
И это не изменится, каким бы ни был скрытый смысл Брейн Бёрста.
Я буду защищать свою «семью».»
Через несколько минут они доели пасту, прибрались и перебрались на диван.
Диванный набор буквой «П» как раз позволял с комфортом разместиться на нем пятерым.
Как только они закончили соединяться разноцветными XSB-кабелями, образовав сеть «цепочкой», Харуюки обвел друзей взглядом и сказал:
— Так… сейчас мы дружно ускоримся, а как окажетесь в «начальном ускоренном пространстве» — просто ждите. Я найду в меню «транспортерную карту» и использую ее. После этого нас всех должно моментально перенести к нижней станции Гермесова Троса.
Присутствующие дружно кивнули. Все подробности были уже заранее высланы по почте, так что оставалось лишь ждать начала. Естественно, о старинных настенных часах речи не шло, время сверялось по точно синхронизированным часам на виртуальном интерфейсе. По ним до 12 часов оставалось еще две с половиной минуты.
Реальное время, которое обычно текло бурным потоком, сейчас бежало нарочито медленно, растягивая каждую секунду. Но время на таймере продолжало неумолимо убывать. Наконец, когда осталось каких-то 20 секунд, послышался бодрый голос Черноснежки:
— Итак… время дружно насладиться «вертикальной гонкой по Гермесову Тросу»! Начинаю отсчет! Десять, девять, восемь, семь…
Все пять человек склонили головы и закрыли глаза. Шесть, пять, четыре…
Глубокий вдох. Три, два, один.
И громкий возглас:
— Бёрст линк!!
