«Я и подумать не мог, что настанет тот день, когда и я усядусь на эту скамейку вместе с девушкой. Да ещё и в десятом часу. Конечно, на влюблённых мы с ней со стороны никак не тянем… скорее, на брата и сестру. Хотя прохожим может показаться, что эта девушка просто кому-то проспорила…»
Пока Харуюки раздумывал, к его покоящейся на колене левой руке протянулись изящные пальцы и крепко сжали её. Послышался голос:
— Не думаю, что мы похожи на брата с сестрой. Может, раз уж на то пошло, ещё и кабелем соединимся?
Её фраза отгадала мысли Харуюки процентов на восемьдесят, заставив его промямлить «н-н-н-нет, м-м-м-мне и так хорошо». Добавлять, что от этого вариант с «проспорившей девушкой» станет ещё более явным, он благоразумно не стал.
Харуюки немного боялся того, что в этот самый момент Тиюри, вооружённая прибором ночного видения, сканирует взглядом двор из окна на двадцать первом этаже, из которого фигура Харуюки была видна прекрасно. Впрочем, это, пожалуй, перебор. Хотя, с другой стороны, с её интуицией шутки плохи… кто знает, может, ей срочно захочется выйти во двор и прогуляться до кофейного автомата?..
— Что плохого в том, если мы вдруг наткнёмся на Тиюри или Такуму? Или им можно в любой день переночевать у тебя, а мне нельзя даже посидеть рядом с тобой?
— Н-н-н-нет, я в-в-в-вовсе так не считаю.
Решив, что если она так и продолжит читать его мысли, то скоро всё станет ещё хуже, Харуюки резко переключил свои размышления, а затем, наконец, повернулся к сидящей возле него Черноснежке, командиру Легиона «Нега Небьюлас», Чёрной Королеве Блэк Лотос и его «родителю», и начал с самого важного вопроса:
— Э-э… семпай, ты ведь сказала, что Рейкер отвезёт тебя на машине, разве нет?.. Тогда почему ты здесь?..
— М-м… ну, тут всё просто. Ребёнок Фуко, как там её… Кусакабе, живёт в Эготе, Накано, это в противоположную от моего дома сторону. Уиуи живёт рядом с Фуко, и ей все равно, но если везти домой ещё и меня, получится крайне неэффективно. Я сказала, что вызову такси, и отказалась ехать с ними. Кстати, когда именно вызову, я не сказала, так что технически я им даже не соврала.
— Я-ясно… хотя, погоди, где ты, получаешься, живёшь?..
Вопрос Харуюки заставил Черноснежку на мгновение нахмуриться, а затем расплыться в игривой улыбке.
— Кажется… ты уже однажды смотрел в мой школьный блокнот, разве нет?
На мгновение Харуюки не понял, о чём она говорила, а затем резко замахал головой.
— Н-н-не смотрел я внутрь! Да и вообще это было очень давно!
— Хе-хе-хе… да, это было восемь месяцев назад… — с ностальгией в голосе произнесла Черноснежка, а затем усмехнулась.
После этого она, словно что-то вспомнив, вновь сжала левую руку Харуюки и тихо произнесла:
— Кстати, Харуюки. Я правильно понимаю, что ты вышел из дома в такой час, чтобы покинуть центральную часть Токио и погрузиться на неограниченное нейтральное поле из безлюдного места?..
Черноснежка угодила прямо в точку, и Харуюки оставалось лишь кивнуть.
— А, н-но я вовсе не пытался лишить себя очков… — моментально добавил Харуюки.
Черноснежка кивнула, словно давая ему понять, что предвидела и это, после чего задала следующий вопрос:
— Это значит, что своей матери ты оставил какое-то сообщение о том, что куда-то уходишь?
— Д-да… я написал, что нам задали групповое задание, и я буду ночевать у Таку…
Харуюки показалось, что его вывели на чистую воду и теперь сдадут с потрохами, но Черноснежка в очередной раз кивнула.
— Отлично. Тогда пойдём.
Сказав это, она тут же поднялась, продолжая держать Харуюки за руку. Когда он опомнился, она уже начала вести его за собой. Но не ко входу в дом… а на юг, к выходу из комплекса.
— Э? А-а, куда мы… — заплетаясь, начал Харуюки.
Конечно, они шли именно в ту сторону, куда он с самого начала и собирался, но он не понимал, что задумала Черноснежка. Ведущая его за собой девушка в чёрном не ответила, продолжая уверенно идти сквозь двор, заполненный молодыми парочками. Не останавливаясь ни на секунду, она прошла сквозь ворота комплекса и вышла на тротуар Седьмой Кольцевой.
Похоже, что она в какой-то момент успела оставить вызов, поскольку у входа как раз моргал фарами белый электромобиль с тянущейся через корпус синей полосой. Это было такси, с древних времён сохранившее фонарик на крыше. Тут же открылась задняя дверь, и Черноснежка без лишних слов затолкала в неё Харуюки, а затем залезла и сама. Она перекинулась парой слов с пожилым водителем, и автомобиль мягко тронулся.
Но она не сказала ему, куда они едут — в эпоху нейролинкеров такая информация передавалась таксисту вместе с запросом. Поэтому Харуюки не знал, куда их повезут. Ошарашенный и начавший нервничать, Харуюки смотрел через лобовое стекло, как таксист сначала направился по Седьмой Кольцевой на север, затем свернул налево на улицу Васеда, и поехал по ней строго на запад.
«Хорошо, выходит, она собирается поехать в Мусасино вместе со мной? Это плохо…» — успел подумать Харуюки, но автомобиль не проехал и километра перед тем, как вновь свернуть налево. Они заехали прямо в жилой квартал и проехали под мостом через Центральную Линию, после чего поехали дальше на юг. Через несколько минут они добрались до перекрёстка с Оумэ, свернули направо, а затем, почти сразу же — снова налево.
Грубо говоря, сначала они ехали почти что в сторону школы Умесато, но затем вновь начали отдаляться от неё. Но Харуюки всё ещё не имел никакого понятия о том, куда они едут. За окном вновь показались жилые дома и растительность… а меньше чем через минуту машина начала тормозить.
Расплатилась Черноснежка, опять же, через нейролинкер, и Харуюки ничего не увидел. Водитель попрощался с ними и открыл дверь. Поблагодарив его, Черноснежка вышла из машины. Харуюки проследовал за ней.
Электромобиль тихо уехал вдаль, оставив их наедине с пейзажем, который казался совершенно невозможным в Токио. Тем более, в самом центре Сугинами.
Посреди лужаек и деревьев стояли друг рядом с другом, но на уважительном расстоянии, аккуратные белые коттеджи. Казалось, будто они оказались в каком-то американском пригороде, вот только дома все выглядели практически одинаково и были далеко не такими большими.
— А, э-э… где… мы?..
— М-м, ну да, ты ведь совсем недавно перешёл в восьмой класс. Вам расскажут об этом районе на обществознании в следующем триместре. Это «Гжк Асагая», городской жилой комплекс, построенный в стиле того, что находилось здесь примерно сто лет назад. Его начали реконструировать в начале века, но конкретно эта часть сохранилась в практически первозданном виде.
— А, ага…
Теперь Харуюки заметил, как грамотно подсвечивали территорию оранжевые фонари — над обликом этого района явно поработал архитектор, стараясь показать его во всей красе.
— Короче говоря… это своего рода исторический район… так?.. — задал он не слишком внятный вопрос.
В ответ Черноснежка сказала: «Ну, можно и так сказать», и вновь повела Харуюки за собой по извилистой улочке.
«Черноснежка не просто так решила показать мне этот район. Она что-то пытается мне сказать. Что-то очень важное… и я должен понять это сам. Ну же, думай!..» — рассуждал он, шагая рядом с ней.
Обычно влажный июньский воздух в сочетании с городскими пейзажами навевал тоску, но здесь в нём ощущалось дыхание растущих повсюду деревьев, и он казался необыкновенно свежим. Они шли вдоль узкой двухрядной дороги, чёрной от недавнего дождя. Пройдя по ней лишь двадцать метров, Черноснежка свернула направо в переулок.
Переулок был вымощен дорогим камнем и оказался таким узким, что вдвоём они как раз занимали всю его ширину. Харуюки начало казаться, что эта дорожка — частная собственность, но Черноснежка шагала по ней уверенно. Но если это действительно частная собственность, то бдительные жильцы могут и полицию позвать. Если Черноснежка так сильно рисковала, то она действительно пыталась сказать Харуюки нечто важное. Но что?..
Харуюки думал так усердно, что из его ушей едва не повалил пар, но тут Черноснежка остановилась перед одним из коттеджей. Затем она тут же вскинула руку и отворила чёрные чугунные ворота.
— …А? Э?
«Нет, забираться в чужие дома это перебор», — Харуюки не успел подумать даже этого, как изумился ещё сильнее. Черноснежка совершенно спокойно прошла сквозь открытые врата и уже начала протягивать руку к ручке двери.
— А, а-а, погоди, — воскликнул Харуюки, всё ещё стоя перед воротами. — Ч-что ты делаешь, семпай?! Т-ты на неприятности нарываешься!
— М? С чего это? Я кому-то мешаю?
— Ты хочешь сказать, что не мешаешь жителям этого дома?..
В ответ Черноснежка пожала плечами и сказала:
— Об этом не беспокойся. Это ведь мой дом.
— …Что?
У Харуюки отвисла челюсть, и тот едва не повалился на спину. Вновь послышался голос:
— Как зайдёшь — закрой за собой ворота. Замок защёлкнется автоматически.
— …Хорошо, — только и смог, что ответить Харуюки. Ни на что большее он был уже не способен.
Одноэтажный дом с чердаком на две комнаты, одна из которых служила залом и кухней. Снаружи располагался небольшой дворик.
Это был дом таинственной красавицы в чёрном.
Харуюки на автопилоте снял обувь и прошёл в дом, оказавшись в зале. Размером зал был чуть больше двадцати квадратных метров.
— Я пойду переоденусь, посиди пока тут, — сказала Черноснежка и исчезла за западной дверью.
Харуюки на ватных ногах и с парализованным сознанием прошёл в центр зала и начал осматриваться.
Поскольку это отдельный дом, то он весьма компактен, но от деревянного пола и большого окна на южную сторону он казался гораздо просторнее. Но, что самое странное, изнутри дом не выкрашен в чёрный. Стены и потолок были светло-серыми, а ковёр и занавески — в коричневую полоску. Сам зал обставлен скромно, в нём, можно сказать, располагались лишь небольшой столик, большая подушка для сидения около него, да несколько полок у западной стены. За стойкой кухни можно увидеть небольшой холодильник, неплохую плиту с множеством дополнительных функций и более чем скромный шкаф для посуды. Откровенно говоря, вряд ли на такой кухне можно много чего приготовить.
Поскольку интерьер дома был крайне сдержанным, больше всего в нём привлекал аквариум, приютившийся у южной стены. Харуюки заворожённо подошёл к этой освещаемой оранжевым светом светодиодов ёмкости.
Внутри плавали около двадцати маленьких тропических рыбок. Для метрового аквариума это казалось немного, и большую часть подводного мира оккупировали водоросли. Они покрывали плотным ковром его дно, и с него то и дело тянулись вверх овальные листики. Чем-то эта картина напоминала бамбуковую рощу, но интереснее всего были длинные стебли, тянущиеся из самой середины песчаного дна.
Сверху аквариум закрывала крышка с датчиками чистоты и температуры, поэтому Харуюки оставалось лишь нагнуться и посмотреть на аквариум точно так же, как рыбы, жившие в нём, смотрели на внешний мир. Круглые листья, растущие на стебельках, качнулись, словно пытаясь вытянуться ещё выше, ещё ближе к воздуху.
Эти тёмно-зелёные листья показались Харуюки знакомыми. Это было странно, ведь Харуюки никогда не интересовался водорослями. Как следует задумавшись, он неожиданно вспомнил.
Всего один раз за свою жизнь Харуюки потратил несколько дней на сбор информации и ещё час в магазине, чтобы потратить все свои карманные деньги на водное растение. Именно тогда он и купил тропические лотосы с точно такими же листьями, попросил, чтобы из них сделали букет, а затем Харуюки пошёл с ними в больницу.
— …Как я выяснила, те лотосы, что ты мне подарил, называются «лотосами Линдсей Вудс», — вдруг послышался шёпот прямо у его уха, и Харуюки моментально развернулся на девяносто градусов.
Возле него уже стояла Черноснежка, переодевшаяся из школьной формы в домашнее платье без рукавов, и тоже глядела в аквариум. Хотя платье и было домашним, оно тоже оказалось чёрным, и оттого походило на вечернее. Эта картина заставила буксовавшие мысли Харуюки вновь заработать на 80% и подвела его к осознанию реальности происходящего.
«Я в одиннадцатом часу впервые зашёл в гости к Черноснежке, мы у неё дома одни, домой я сегодня не возвращаюсь. Как так получилось?! Что это значит?!» — вспыхнули в его голове мысли, но Харуюки понял, что дальше над этим вопросом раздумывать опасно, и вновь переключился на обработку поступающей информации.
— Я… ясно. Е-если честно я выбрал их просто за цвет… — ответил он на её слова, вновь повернувшись к аквариуму.
Разместившаяся справа от него Черноснежка усмехнулась.
— Я в то время тоже не знала о декоративных лотосах ровным счётом ничего. Заинтересовалась я уже после того, как ты мне их подарил.
Когда прошлой осенью тяжело раненую Черноснежку, наконец, перевели из реанимации в обычную палату, Харуюки навестил её и подарил ей букет тропических лотосов. Конечно же, Харуюки выбрал «чёрные лотосы» в честь дуэльного аватара Черноснежки, но девушка, собиравшая букет, приложила к цветам и несколько листьев. Именно поэтому Харуюки и смог узнать растение, хотя сейчас и не видел его цветов.
— Так значит, выходит… ты купила себе такие же лотосы, что и тогда?.. — спросил Харуюки.
В ответ Черноснежка улыбнулась игривой и горделивой улыбкой, полной невинностью хвастающегося ребёнка.
— Это не просто «такие же» лотосы. В этом аквариуме растут те самые цветы, что ты подарил мне восемь месяцев назад… вернее, их «дети».
— Э?!.. — изумлённо воскликнул Харуюки, вновь переведя взгляд на освещённый аквариумной лампой профиль Черноснежки. — Н-но ведь я принёс тебе срезанные цветы… они не должны были пустить корни…
— М, тут ты прав. Но когда я читала про «лотосы Линдсей Вудс», я выяснила, что эти лотосы луковичные, другими словами, новые растения можно вырастить из луковиц листьев.
— Э-э… из листьев?
— Именно. Я тщательно осмотрела тот букет и нашла на одном из листочков луковицу. Я дала ему пустить корни в вазе, а затем забрала её домой, когда меня выписали. Хочу заметить, что выращивать его эти восемь месяцев было очень непросто. Увы, но зацветёт он только через месяц.
— …
Харуюки не отрывая глаз смотрел на качающийся в воде стебелёк, изумлённый живучестью растения и глубоко поражённый тем, сколько усилий Черноснежка приложила, чтобы подаренный ей букет выжил. На несколько секунд повисла удивительно мягкая тишина… а может, и на несколько минут. Наконец, Черноснежка подалась чуть вперёд и положила руку на спину Харуюки.
— Обязательно заходи, когда он зацветёт. А пока давай присядем.
Черноснежка разместилась на уголке большой подушки возле окна, а затем притянула к себе застывшего на месте Харуюки и заставила его усесться рядом.
Горошины, наполнявшие подушку, быстро приняли удобную для Харуюки форму. Конечно, при этом его тело слегка сместилось ближе к центру, и вместе с ним немного соскользнула и Черноснежка. Их руки соприкоснулись, и сознание Харуюки едва вновь не улетело в стратосферу, но Черноснежка лишь хладнокровно взмахнула рукой и коснулась виртуального интерфейса.
Она понизила яркость освещения до минимального уровня. Вслед за этим сами собой раздвинулись занавески на окнах, а стёкла автоматически перешли в прозрачный режим. Снаружи показались деревья и лужайки, освещённые тусклым уличным светом. А вдали на фоне ночного неба стали чётко видны высокие новостройки.
Этот вид на Токио 2047 года словно пришёл к ним из далёкого прошлого, ещё из прошлого века. Харуюки вновь осознал, что Черноснежка, скорее всего… нет, однозначно жила в этом маленьком коттедже в Асагае одна, и, сам того не осознавая, прошептал:
— Семпай… и с каких пор ты…
Ответ на его вопрос он услышал через пять секунд.
— Я покинула свой старый дом и начала жить здесь незадолго до того, как поступила в Умесато. Если точнее… это произошло через полгода после того, как я отрубила голову Первого Красного Короля Рэд Райдера.
— …
Харуюки сглотнул и обдумал услышанное. Вернее, обдумывать тут было совершенно нечего. Черноснежка практически прямым текстом объявила, что переехала сюда из родного дома не потому, что готовилась к поступлению в Умесато, а из-за убийства Красного Короля, события, случившегося в Ускоренном Мире.
Но как это возможно? Насколько Харуюки знал, Черноснежка использовала правило внезапной смерти, действующее в дуэлях бёрст линкеров девятого уровня, и лишила очков Рэд Райдера потому, что была против предложенного Монохромными Королями пакта о взаимном ненападении. Другими словами, случившееся целиком и полностью произошло в Ускоренном Мире. Как это связано с тем, что ей пришлось покинуть родной дом?
— Я ещё никогда не признавалась в этом никому… даже Фуко и Утай… — вдруг прошептала Черноснежка, положив голову на правое плечо Харуюки. — Но Рэд Райдер был не единственным Королём, на которого я нападала. Я попыталась своими силами убить ещё одного. Но уже не через обычную дуэль. На этого Короля я напала в реальном мире, угрожая физической расправой… грубо говоря, я прибегла к насилию в реальности.
— Э… — у Харуюки вновь спёрло дыхание.
Больше всего его удивило не то, что Черноснежка, запрещавшая использовать ускорение даже во время контрольных, нарушила табу и напала на кого-то в реальности, а сам факт того, что у неё была такая возможность. Ведь это означало, что…
— Ч-Черноснежка, выходит, ты знаешь личность… одного из Королей?..
Ответ пришёл далеко не сразу.
После длительной тишины раздался краткий шёпот:
— …Прости.
Затем она повернулась и прильнула к правому боку Харуюки не только головой, но и всем телом. Ощущения теплоты и мягкости едва не вышибли из Харуюки дух, но он всё же смог удержать его в теле. Помогло ему то, что Черноснежка своими движениями была похожа скорее на маленького ребёнка, цеплявшегося за другого человека в поисках защиты.
— Однажды… я смогу рассказать тебе всё. И обязательно расскажу, — произнесла она так тихо, что Харуюки уже не был уверен, действительно ли она сказала эти слова.
— …Хорошо, — смог произнести он лишь это слово, кивая.
Черноснежка в ответ крепко сжала ткань его футболки и прошептала: «Спасибо».
Затем они замолчали, и потекли безмолвные, но полные мягкости минуты. На стенах комнаты не висели часы, и время можно было отслеживать лишь по визуальному индикатору в нижнем правом углу. Проблема заключалась в том, что с точки зрения Харуюки индикатор находился в том же месте, где находилась и грудь Черноснежки. По ощущениям Харуюки, одной из особенностей организма девушек было чутье, которое подсказывало им, когда мужчины бросают в их стороны непристойные взгляды. Эта теория подтверждалась неоднократными случаями хлёстких выпадов со стороны Тиюри в стиле: «Куда это ты пялишься, извращенец?!». Конечно, какая-то часть мозга Харуюки всё же подсказывала ему, что он всё равно не сдержится и отдаст глазам роковой приказ, но, по крайней мере, он хотел убедиться, что Черноснежка не поймёт этот жест превратно, иначе, как ему казалось, по его вине пойдут прахом все её усилия. Поэтому Харуюки начал осторожно подворачивать голову, смещая индикатор левее…
— Кстати… ты ведь так и не рассказал мне, чем именно ты занимался, — услышал он вдруг её голос и замер на месте.
— Н-ничего такого. Я просто пытался посмотреть на часы.
— …Можешь смотреть, сколько хочешь. Я не про это… — Черноснежка подняла голову, немного надула губы и продолжила, — Чем вы занимались с Кусакабе в машине Фуко?
Атаки такой силы и под таким углом Харуюки не ожидал, и потому вновь окаменел. И да, Черноснежка своими глазами видела, как Кусакабе Рин жалась к нему на заднем сидении электромобиля.
— Э-э, ну, короче, мы с Рин… с Кусакабе вступили в дуэль и поговорили. И всё, больше не произошло совершенно ничего.
— Хм-м. Выходит, буря эмоций на её лице мне просто привиделась? Между вами действительно больше ничего не было?
Пронзительный взгляд Черноснежки заставил Харуюки вспомнить случившееся. Действительно, после такого сказать, что «больше ничего», было крайне трудно… ведь Рин совершенно искренне и совершенно прямо призналась ему в любви. Она сказала: «Я люблю тебя», просто и уверенно, и эти слова никак невозможно было интерпретировать по-другому.
— Э, э-э… с Ашем у нас больше ничего не произошло! Он просто сказал мне, что если я собираюсь отправиться на край неограниченного поля, то он отвезёт меня на своём мотоцикле. И больше ничего, да.
И вот здесь он не соврал. Между Харуюки и бёрст линкером по имени Аш Роллер действительно не было ничего, кроме дружбы, родившейся от их вечного соперничества, ведь этим постапокалиптическим гонщиком из Ускоренного Мира управляла не Кусакабе Рин, а её брат Кусакабе Ринта (либо настоящий, либо воображённый Рин).
Слова отчаянно старающегося удержаться от прямой лжи Харуюки вызвали очередной недоверчивый взгляд Черноснежки и ещё сильнее надутые губы. Ни она, ни Тиюри, ни Такуму, ни Синомия не знали о Кусакабе Рин правды. Все они думали, что эта робкая девочка просто отыгрывала в Ускоренном Мире громогласного байкера. Но сам Харуюки не мог ничего ей объяснить. Эту историю могла поведать ей либо сама Рин, либо её «родитель» Курасаки Фуко, и никто другой.
К счастью, через несколько секунд выражение лица Черноснежки смягчилось, она ухватила Харуюки за щёку и сказала:
— Ну… нельзя сказать, что ещё одна сторона на поле боя сильно изменит ситуацию.
— Э… ты о чём?
— Ты действительно хочешь, чтобы я сказала это? — произнесла она, начиная тянуть его за щеку, и Харуюки поспешил замотать головой.
— Н-ничего, вопросов нет.
— …Эх, ты, — Черноснежка загадочно улыбнулась, а затем отпустила Харуюки. Перекатившись на подушке, она уставилась в потолок и продолжила, — И всё-таки… ну, дела. Подумать только, что за тем байкером, с которым ты сразился в своей первой битве, будет девочка, да ещё и моложе меня… я до сегодняшнего дня ни секунды не сомневалась в том, что он и в реальности парень.
— Я тоже…
— Ну, в какой-то степени это объясняет связь с Фуко. Пока мы шли с ней до парковки, я успела перекинуться с ней парой слов и узнать, что они познакомились в больнице. И в тот самый момент, когда она впервые увидела её, у неё в голове загорелась лампочка. Примерно, как у меня, когда я встретила тебя.
— О, как… интересно, что это за лампочка такая…
— М-м… давай я процитирую тебе слова Фуко. «У меня есть бессознательная шкала желания кого-либо тренировать. Если мы решим, что Ворон-сан по ней получает сто очков, то Утай получает двести, но Рин получила тысячу. Как только я увидела её, я сразу поняла — я хочу её учить».
— …Ясно, — немного боязливо ответил Харуюки.
Если «сто очков» оказалось достаточно для того, чтобы его скинули с вершины Старой Токийской Башни, то страшно было даже подумать, что за тренировки пришлось пережить Рин, набравшей тысячу очков.
Но тут Черноснежка улыбнулась и неожиданно добавила:
— Кстати говоря, по её же словам, когда она впервые увидела меня, я набрала по этой шкале сто тысяч. Хорошо, что я её друг, а не «ребёнок».
— С… серьёзно?
Черноснежка и Фуко знали друг друга уже очень много времени, и во время их первой встречи они наверняка были лишь в третьем-четвёртом классах начальной школы. Каким же ребёнком была Черноснежка, что вызывала такую реакцию?
— Эх… как бы я хотел повстречать тебя пораньше… и вместе с тобой быть бёрст линкером Старого Нега Небьюласа… — на автомате прошептал Харуюки.
Черноснежка тут же пригнулась и внимательно посмотрела в глаза Харуюки.
— О чём ты? В те времена ты бы ни за что не смог встретиться со мной в реальности. Какие там «родитель и ребёнок», скорее всего, ты даже не вступил бы в мой Легион, и мы познакомились бы как враги.
— А… н-ну да, это тоже верно… — Харуюки уже было попытался сокрушённо свесить голову, как тонкий палец остановил его подбородок.
— Но даже если бы это случилось, я сделала бы всё, что в моих силах, чтобы переманить тебя к нам. Вот скажи, если бы это действительно произошло, и я предложила тебе перевестись в мой Легион из другого, что бы ты сделал?
Возможно, она шутила, но в её глазах читалось то, что отчасти этот вопрос она задавала всерьёз. Харуюки на мгновение замялся, но тут же посмотрел в её глаза и ответил:
— Я бы перевёлся в Чёрный Легион, чего бы мне это ни стоило. Я… не пытаюсь перевести тему, но когда Таку… Циан Пайл прошлой осенью переводился из Леонидов в Нега Небьюлас, ему было очень тяжело. Я много раз расспрашивал его, но он так ничего мне не ответил… и я поступил бы так же, как он. Пусть ты не была бы ни моим «родителем», ни командиром Легиона, я всё равно пошёл бы. Ведь ты… ведь Чёрная Королева Блэк Лотос — моя…
Харуюки очень старался, но словарный запас все же подошёл к концу. Если бы он работал в текстовом редакторе, то тот бы сейчас уже вовсю предлагал всевозможные варианты, но Харуюки знал, что в этот раз может рассчитывать лишь на себя. Он несколько раз открывал и закрывал рот, а затем, наконец, нашёл нужное слово:
— …Моя надежда.
Харуюки сказал чистую правду, но глаза Черноснежки в ответ стали задумчивыми. Затем она улыбнулась, но помимо радости к этой улыбке примешались и более сложные чувства.
— Надежда… я благодарна тебе за эти слова, но это я должна была сказать их тебе. И я уверена, что уже не раз говорила их. Харуюки, ты — самый быстрый бёрст линкер Ускоренного Мира, однажды ты превзойдёшь всех Королей, и именно ты сможешь добраться до истоков этого мира. Да… я сказала тебе эти слова. А ещё я сказала…
Одетая в чёрное красавица чуть порозовела, затем несколько раз нерешительно дёрнулась… и, наконец, обвила руками шею Харуюки и крепко прижалась к нему.
Чувства Харуюки моментально оказались перегружены теплотой, свежим сладким запахом и упругостью её изящного тела. Но окончательно его добили её слова:
— Харуюки… я люблю тебя.
Его сознание поразило так сильно, что Харуюки показалось, что в его голове начали выгорать нейроны. Он почти упал в обморок. С большим трудом ему удалось избежать полного отключения, но шёпот Черноснежки, смешанный с её дыханием, продолжал изливаться в его правое ухо:
— Я поровну люблю и Сильвер Кроу из Ускоренного Мира, и Ариту Харуюки из реального. Именно эти чувства заставили меня вновь стать бёрст линкером, и именно благодаря им я достигла всего этого. Это — настоящее чудо, далеко выходящее даже за рамки Системы Инкарнации. Я уверена, что способна ради тебя на всё… и верю, что если возьму тебя за руку, то смогу дойти куда угодно.
— Сем… пай… — даже этот шёпот дался Харуюки с огромным трудом.
В последнее время он начал постепенно справляться со своей негативной самооценкой и избавляться от мнения, что он не достоин того, чтобы его любили, но, в какой-то степени именно поэтому он не мог спокойно выслушивать такие слова, особенно когда их ему говорили прямо в лицо.
Кроме того, сегодня же, два часа назад, другая девушка (Харуюки понимал, что мысли о других девушках в такой ситуации были совершенно непростительным грехом, но ничего не мог с собой поделать), «реальное» воплощение Аш Роллера, Кусакабе Рин, уже признавалась ему в любви совершенно прямым текстом, крепко прижимаясь к нему. Мысли о том, что за день ему в любви признались две девушки, совершенно не укладывались в сознании Харуюки.
Если в этом мире действовал закон причинно-следственной связи, то чем были вызваны эти события? Харуюки задумался так крепко, что едва не поджёг своё сознание… и вдруг осознал.
Все это случилось потому, что он попытался исчезнуть.
Он хотел исчезнуть с глаз своих друзей. С глаз своих вечных соперников. С глаз всего Ускоренного Мира. Ради того, чтобы остановить его, чтобы помочь ему, его самый старый соперник, Кусакабе Рин, и его Королева Черноснежка, вместе с которой он провёл больше всего времени, превратили свои самые сокровенные чувства в слова и дали ему услышать их…
«Какой же я счастливый человек. Разве есть бёрст линкер, разве есть школьник счастливее меня?» — мысленно прошептал Харуюки. И эта мысль была для него настолько непривычна, словно он только что переродился.
Всю свою жизнь он ненавидел себя. Презирал себя. Его всегда радовали улыбки и чувства, которыми награждали его Черноснежка, друзья по Легиону, Нико, Пард и Аш Роллер, но он всегда говорил себе, что не сможет ответить им взаимностью, пока не изменится сам.
Но теперь, в этот самый момент, Харуюки впервые подумал, что хочет быть самим собой. Конечно, ему всё ещё не хватало сил сказать это вслух, но однажды… однажды придёт день, когда он сможет принять себя такого, как он есть… и тогда…
— Семпай… я… тоже… — хрипло прошептал Харуюки и попытался положить левую руку на хрупкое правое плечо Черноснежки.
Но не смог. Слова тоже так и не смогли покинуть его рта.
Ведь этот день мог для него и не наступить. Если Броню Бедствия, слившуюся с Сильвер Кроу… нет, с самим Харуюки уже более чем наполовину, не очистить, то он перестанет быть бёрст линкером, и неважно, погибнет ли он сам в уголке неограниченного поля, или его уничтожат убийцы, подосланные Шестью Королями. И вместе с этим Харуюки, скорее всего, потеряет большую часть воспоминаний, связанных с Черноснежкой. Да, его грудь больше не наполнит этот сладостный зуд…
«Но даже если исчезнут воспоминания, останутся факты. То, что семпай призналась мне в любви. То, что я признал себя счастливым. И даже если всё будет кончено, эти факты продолжат подбадривать меня, вести меня вперёд. Они станут драгоценными камнями в моей руке. Я просто забуду то, откуда они взялись у меня.»
И в тот миг, когда он подумал об этом, в его глазах появились две капли, которые он так старательно пытался все это время сдержать. Вскоре они скатились и упали на щеку Черноснежки, прильнувшей головой к его груди.
И в следующее мгновение обвивавшая шею Харуюки рука прижала его к ней ещё сильнее. Послышался до невозможного тихий голос:
— Харуюки, ты — мой. И я никогда не сдамся. Я никогда не смирюсь с тем, что могу потерять тебя. Клянусь.
Она произносила эти слова медленно, словно выжигая их как в своём сердце, так и в груди Харуюки. Закончив, она медленно подняла голову.
На её щеках всё ещё текли слезы Харуюки, но не только они — там были и две серебристые дорожки, которые оставили её собственные слёзы. Из её губ, почти касавшихся лица Харуюки, вновь скатились слова:
— Даже Утай, сильнейший экзорцист Ускоренного Мира, вряд ли сможет сходу отделить слившуюся с тобой Броню. Однажды я скрестила с этим берсерком клинки, но не смогла увидеть дна той тьмы, что живёт в нём… — она продолжала смотреть в глаза затаившего дыхания Харуюки, а к её голосу постепенно возвращалась былая уверенность. — Но есть один способ, который может увеличить шансы успешного очищения. Все прошлые Дизастеры при определённых условиях резко теряли значительную часть своих негативных Инкарнаций. Это происходило… сразу после яростной битвы с сильным врагом. Но это должна быть не битва ненависти против ненависти, не «схватка ради взаимного уничтожения», а истинный «поединок», в котором должны схлестнуться друг с другом сильнейшие Инкарнации. Помнишь… когда я, ты и красная девочка вызвали на бой Пятого Дизастера, мы попали под выстрел главного калибра Рейн сразу после отчаянной схватки с ним? Сражавшемуся в полную силу Дизастеру потребовалось бы лишь включить свою ауру, чтобы полностью отразить этот выстрел…
И действительно… Пятый Дизастер, он же Черри Рук, схлестнулся с Чёрной Королевой Блэк Лотос в ближнем бою на мечах. И в ходе этой битвы что-то изменилось. Ведь в противном случае этот берсерк не попытался бы сбежать от Харуюки, едва достигшего четвёртого уровня и ещё даже не знавшего о существовании Инкарнации.
И… это касалось не только Пятого Дизастера. Сам Харуюки, Шестой Дизастер, тоже начал подозревать нечто подобное. Харуюки с шумом вдохнул, быстро закивал и сказал:
— Семпай… кажется, я всё ещё не попал под его власть именно по этой причине…
— О?..
— Когда мы были дома, я не вдавался в подробности… но помнишь, я говорил, что на вершине башни Роппонги Хилз на неограниченном поле я сразился с аватарами из другого Легиона? — Харуюки прервался, сглотнул, а затем сказал, — Моим первым противником стал офицер Грейт Волла… как он сказал, один из Шести Бастионов, бёрст линкер седьмого уровня Айрон Паунд, а ещё…
— Погоди… Паунд из Грево?! «Железный Кулак»?!
— А… т-ты его знаешь?.. — спросил Харуюки.
Ответ Черноснежки начался с того, что она убрала руку с его шеи и начала оттягивать ей его ухо.
— Ничего себе «знаешь»… это старый соперник «Железной Длани» Рейкер. Многие в Ускоренном Мире знают легенду о том, как он изучил дальнобойную технику, идущую вразрез с его принципами, только и исключительно для того, чтобы ему было чем сбивать Фуко.
— А-а… так вот для чего ему Реактивный Кулак…
«Теперь понятно», — пронеслось в голове Харуюки, а затем он задумался. Ему уже приходилось слышать, что главный офицер Проминенса, Блад Леопард, была вечным соперником Скай Рейкер. Но и ей дело не ограничивалось, её вечными противниками считались и главные офицеры Леонидов, Кобальт Блейд и Манган Блейд, которых она однажды подвесила на вершине столичной администрации. А если вспомнить то, каким тоном она разговаривала с главным офицером Овала Авроры, Астрой Вайн, то количество её «вечных соперников» начинало быстро выходить из-под контроля…
Харуюки вздрогнул и попытался отбросить отвлечённые мысли. Он встретился взглядом с Черноснежкой, и та сдержанно улыбнулась, прошептав:
— Это, конечно, встреча так встреча. Значит, ты сразился с Железным Кулаком…
— А, э-э… там был не только Паунд…
— Что, там были и другие Бастионы? Кто-то ещё выше него? Первый? Второй?
— Как сказать, пожалуй, и правда выше… — боязливо говорил Харуюки, которого продолжала тянуть за ухо Черноснежка. — Т-там был Зелёный Король… Грин Гранде… и так получилось, что…
— …Ты шутишь? — напряжённо отозвалась Черноснежка, резко дёрнув его. — Т… ты сразился с ним? С щитовиком?
— Не скажу, что сразился… мы просто от души скрестили щит и меч…
— …
Королева протяжно вздохнула и, наконец, отпустила ухо, которое звучно вернулось на место. Затем она вновь обвила рукой его шею и погладила Харуюки по затылку.
— Я каждый раз обещаю себе, что больше не буду изумляться ничему, что ты творишь, но… если ты говоришь, что попал по его щиту, значит, по тебе попал эффект Конфликта? Я удивлена, что ты ещё жив…
— Э-эффект? Что он делает?
— Если полностью заблокировать удар щитом, то можно нанести ответный удар двойной силы. Против этого щита есть лишь две тактики — нужно либо выбить его из рук сильнейшим ударом, либо нападать с такой частотой, которая позволила бы создать уязвимость и атаковать тело аватара. На моей памяти ещё не было случаев, чтобы хоть одна из этих тактик срабатывала.
— Ответный удар… кажется, он действительно был, — с точки зрения Харуюки, меч с щитом, Инкарнация с Инкарнацией схлестнулись в далёком прошлом, но эти воспоминания всё равно заставили его вздрогнуть. — Но… большая часть этого удара рассеялась в воздухе… и именно благодаря этому разорвало половину башни Роппонги Хилз…
— Ага-а… так вот что это был за взрыв? Который мы видели от моста, ведущего в Замок?.. — спросила Черноснежка.
Харуюки на мгновение задумался, а затем покачал головой.
— Нет… скорее всего, это не он. После битвы с Паундом и Зелёным Королём случилось ещё кое-что… но об этом я расскажу как-нибудь в другой раз, а пока вернёмся к теме. Как ты только что сказала, Броня Бедствия временно теряет значительную часть своей силы после яростной битвы с сильным врагом. Мне кажется, что я сейчас нахожусь именно в этом состоянии. Живущий в броне зверь дремлет именно потому, что в ходе битвы против линкеров Грево я выжал из себя всю Инкарнацию до последней капли. Поэтому я смог поговорить с Р… с Аш Роллером, и поэтому могу без проблем говорить с тобой. Но… однажды он снова… нет, я уверен, что завтра он уже вновь пробудится. И вновь направит меня в бой. И я… если честно… не уверен, что смогу сопротивляться…
Такая длинная речь, да ещё и в объятиях его любимого человека, была для Харуюки значительным подвигом. Но ему удалось успешно закончить её, и внимательно слушавшая Черноснежка слегка улыбнулась.
— Хм… очень грамотный и логичный анализ. Я тоже считаю именно так. А значит… есть кое-что, что мы должны попытаться сделать именно сейчас, если хотим, чтобы твоё завтрашнее «очищение» прошло успешно.
— Э… к-к-к-к-кое-что?.. Ч-ч-ч-что именно? — вновь начал заикаться Харуюки, словно не было той длинной речи.
Черноснежка широко улыбнулась и провела рукой по виртуальному интерфейсу.
Вдруг рядом с ними из деревянного пола с отчётливым звуком что-то поднялось. Это был цилиндр примерно пятнадцатисантиметрового диаметра и полуметровой высоты — скорее всего, терминал её домашнего сервера. По задумке такие терминалы обеспечивали возможность управления домом даже в отсутствие нейролинкера, но Черноснежка, судя по всему, нашла ему другое применение. Она достала из нутра маленькой башенки свёрнутый XSB-кабель и быстро воткнула его в свой нейролинкер.
— Харуюки, я правильно понимаю, что на момент аварийного отключения ты стоял на крыше башни Роппонги Хилз? — задала она вдруг неожиданный вопрос, и Харуюки рефлекторно кивнул. — Ага. Значит, пять секунд… нет, три. Когда я ускорюсь, подожди три секунды и выдерни кабель.
— Э… ч-что ты собралась делать?
— Потом объясню. Я рассчитываю на тебя. Анлимитед бёрст, — произнесла она совершенно обыденным тоном команду, и её тело моментально обмякло.
Харуюки уже не понимал, что происходит, и ему оставалось лишь следовать указаниям. Он подождал, пока на часах в нижнем правом углу пройдут три секунды, а затем резко выдернул кабель из её чёрного нейролинкера.
Черноснежка резко распахнула глаза и спокойно сказала:
— И снова здравствуй, Харуюки.
— А-а… семпай, я ничего не пони…
— Да что тут непонятного? Я зашла на неограниченное нейтральное поле и пробежала от Сугинами до Роппонги Хилз.
— Ч-что?!.. — Харуюки сорвался на фальцет.
Да, действительно, команда, которую он слышал, погрузила её на неограниченное поле… но даже под тысячекратным ускорением для неё должно было пройти лишь 50 минут. В Ускоренном Мире такси не существует, и добраться за такое время от Асагаи до Роппонги Хилз можно только очень напряжённым бегом…
…Нет. Нет, главный вопрос заключался не в этом. Почему Черноснежка сделала это?
Но ответ был слишком очевидным. Она собиралась встретиться с Харуюки в Ускоренном Мире.
— Н-не смей, семпай! Если я погружусь на неограниченное поле, зверь вполне может вновь пробудиться…
— Именно. Поэтому я и иду, — отрезала Черноснежка, доставая из терминала второй кабель.
Она начала подносить его к шее Харуюки, вновь приблизившись к нему. Харуюки ощутил на себе сладость её дыхания и услышал голос столь чистый, что его не смог бы передать даже кабель прямого соединения.
— Харуюки. Мы с тобой не только «родитель и ребёнок», но ещё и «учитель с учеником». И ты прекрасно знаешь, чем это должно кончиться. Это время пришло. Не бойся того, как это будет происходить, и чем закончится. Явись предо мной самим собой. Тем, кто ты есть сейчас.
— Семпай… — тихо произнёс Харуюки и отчаянно попытался замотать головой.
Он слишком ясно понимал, что говорила ему Черноснежка.
Они должны сразиться друг с другом. Чёрная Королева собиралась вызвать на бой живущего в Броне Бедствия зверя, чтобы вымотать его и заставить проспать завтрашнее очищение. Но… но.
— Когда… я стал бёрст линкером, я твёрдо решил для себя. Что не буду сражаться с тобой, что бы ни случилось. Что если дойдёт до этого, я лучше удалю свой Брейн Бёрст, — сказал он, едва не срываясь на плач.
Но Черноснежка в ответ на его отчаянную фразу нежно улыбнулась и погладила Харуюки по голове, уговаривая его.
— Этот бой не будет похож на попытку решить конфликт взаимной ненавистью. Это будет «дуэль». Одна из тех битв, ради которых и существует Брейн Бёрст. Кроме того… — она слегка надула щёки. — Хочешь сказать, что Аш Роллер… Кусакабе Рин достойна сражаться с тобой в дуэли, а я нет?
— Н-нет, вовсе нет…
— Понимаешь, в Ускоренном Мире существуют вещи, которые можно донести друг до друга лишь кулаками, клинками и пулями. Да и кроме того… не ты ли вызвал меня на дуэль ночью накануне «вертикальной гонки по Гермесову Тросу»? В той битве ты многое рассказал мне, но не словами, а кулаками. А теперь настал мой черед, как твоего «родителя».
— Сем… пай… — протянул Харуюки.
Его грудь вновь переполнилась чувствами, и больше он уже ничего не мог сказать. Черноснежка нежно улыбнулась, кивнула и подключила второй кабель к нейролинкеру Харуюки.
— Давай, подключи меня, — сказала она ему, и Харуюки вдруг заметил, что всё ещё сжимает в руке конец первого кабеля.
Несмотря на хаос, царивший в его сердце, он отточенным до автоматизма движением пальцев поднёс штекер к нейролинкеру Черноснежки.
Она с закрытыми глазами дождалась подключения. Как только исчезло предупреждающее окно, она, продолжая улыбаться, прошептала.
— Погружаемся по моему отсчёту. Если вернёмся живыми…
Её губы продолжали двигаться, но Харуюки не услышал этих слов.
После краткой паузы она начала отсчитывать время, уже заметно громче.
— Итак, начинаю отсчёт. Пять, четыре, три, два, один.
Харуюки знал, что после того, как произнесёт эту команду, назад он может вернуться другим человеком. Поэтому в этой фразе слились и уверенность, и сомнения.
— Анлимитед бёрст.
