Три дня пролетели незаметно.
Настал день, в который Наньгун Луюнь обещал встретиться с ней.
Ночь была черна и безлунна, лишь несколько звезд слабо освещали небосклон.
И вдруг черная тень мелькнула и пронеслась со скоростью ветра. Полы ее одеяний трепались на ветру, словно крылья падшего ангела.
Вскоре эта человеческая тень тихо приземлилась на отдаленном участке поместья Су.
— Входи, — послышался из комнаты чистый и холодный голос.
Когда Наньгун Луюнь вошел, он увидел Су Ло, увлеченно читающую книгу при свечах.
Сегодня она была одета в белое муслиновое плате, простое и незамысловатое, без всяких излишеств и украшений.
В неверном свете свечей она выглядела загадочной и туманной, какой-то нереально — сказочной, но в то же время холодно — отстраненной и благородной.
Благодаря отточенным инстинктам, Су Ло почувствовала присутствие Наньгун Луня еще до того, как он коснулся двери.
Он медленно подошел к ней со спины и она, как будто у нее были глаза на затылке, в тот же миг спокойно отложила книгу и жестом предложила ему присесть.
Уголок губ Наньгун Луюня изогнулся в дьявольски — очаровательной улыбке. Из чистой вредности он не стал садиться на предложенный удобный стул, а в наглую разместился на кровати рядом с Су Ло, вплотную придвинувшись к девушке.
— Наньгун Луюнь, имей совесть — уважай мое личное пространство! — нахмурилась Су Ло. Она не любила контактировать и соприкасаться с посторонними людьми, поэтому попыталась оттолкнуть его.
Но ее рука была перехвачена на половине пути и зажата в стальных тисках больших ладоней Наньгун Луюня.
Что поделать, мужчины были рождены физически сильнее женщин.
Су Ло кинула раздраженный взгляд на эту наглую самодовольную морду.
— Не будь букой, я правда чертовски устал и нуждаюсь в ласке и любви, так что нечего меня в ребра тыкать, — тонким пальцем он приподнял подбородок Су Ло. Его лицо сияло озорной и обворожительной улыбкой. Своим глубоким и хриплым голосом он промурлыкал: — Да ради тебя, неблагодарная девчонка, Мое Величество, можно сказать, три пары башмаков железных истоптал, три посоха чугунных изломал, проделал путь в тысячу, нет, в десять тысяч ли, и это твоя благодарность? Жестокая женщина!
Три дня назад, в Храме Испытания Духа, тест выявил у Су Ло просто невероятную, чудовищно аномальную силу духа.
Наньгун Луюнь, после того, как доставил Су Ло домой, пообещал ей, что через три дня вернется и предоставит ей объяснение тому странному факту, что ее, девушку с потрясающим врожденным талантом, до сих пор все считали, да и продолжают считать, обыкновенной пустышкой — бесталанной ни на что не годной мисс.
Су Ло понимала, Наньгун Луюнь вовсе не обязан был делать для нее все это, а потому ценила его поступок и собиралась его отблагодарить, по — своему.
Су Ло повнимательнее вгляделась в его лицо.
Похоже, его пламенная речь про башмаки и посохи была не далека от правды.
Три дня назад Наньгун Луюн выглядел, словно некое божество: невероятно красивый, чертовски обаятельный и дьявольски привлекательный, бесподобно грациозный самовлюбленный мужчина.
Хоть он и оставался таким же красивым и дьявольски привлекательным, как и тогда, выглядел он весьма помятым долгим путешествием — на лице остатки дорожной пыли, под глазами синие мешки, лицо как-то даже осунулось от усталости.
И все равно его глаза продолжали сверкать с гипнотическим очарованием, а с лица не слазила прежняя лукавая улыбка. От него веяло властностью и царским величием, да и харизмы не убавилось, не взирая на общее потрепанное состояние.
Сердчишко Су Ло даже замерло на мгновенье.
Ничего удивительного, она все же не каменная, а каждой женщине свойственно чувство щемящей жалости ко всему несчастному, усталому и убогому. Особенно, если причиной этой самой усталости являешься ты сама. Но вот любовь… нет, об этом не могло быть и речи.
По сути, Су Ло понятия не имела, насколько трудное и опасное путешествие пришлось проделать Наньгун Луюню. Она даже не знала, что это за место такое — Вершина Тонущего Заката.
А Наньгун Луюнь продолжал очаровательно — лукаво улыбаться, ничем не выдавая даже намека на все те трудности, которые ему пришлось пройти ради этой ужасно вредной, но такой, почему-то, дорогой для него малышки.
