Повесив трубку, старая мадам Хан горько вздохнула.
— Какая жалость, этот ребенок точно переживает не лучшие времена.
Шэнь Нуо с любопытством оглянулась.
— Сегодня мы лишь съездили в ее академию и вступились за нее, — объяснила старая мадам Хан. — Это такой простой, маленький вопрос. Разве мы раньше не делали этого для всех наших детей? И все же, это маленькое проявление доброты потрясло и растрогало Лу Ман до слез. Только подумать, как плохо с девочкой обращалась семья Лу, если взрослая девушка расплакалась из-за того, что ее защищает семья!
— Понятно, но разве сейчас не все в порядке? Наша сватья Цинвэй уже находится в добром здравии, и Ман-Ман становится только все более выдающейся, чем когда-либо, — прямо и откровенно ответила Шэнь Нуо. — Теперь, когда у нее есть Чжуоли и даже мы, никто никогда не сможет запугать ее. Хотя она прежде страдала в прошлом, но в будущем ее жизнь будет становиться все лучше и лучше.
Немного успокоившись, старая мадам Хан улыбнулась и кивнула в знак согласия.
— Да, конечно. Ман-Ман теперь наша внучка, мы будем хорошо с ней обращаться.
***
Когда Лу Ман вернулась домой, она услышала мелодичный звук скрипки.
С тех пор как Ся Цинвэй снова взяла в руки скрипку, она каждый день немного занималась дома. Ее навыки значительно улучшились, и она постепенно возвращалась к мастерству, которое было у нее, когда она была моложе.
Через некоторое время скрипка перестала звучать. Когда Ся Цинвэй вышла, держа в руках свою скрипку, она была удивлена, увидев, что Лу Ман вернулась домой так рано. С широкой улыбкой на лице она сказала:
— Ты сегодня так рано вернулась? Ах да, Сяо Хан ведь улетел по рабочим делам.
После того, как Ся Цинвэй положила скрипку, Лу Ман потянула маму на диван, чтобы сесть вместе и обняла ее.
— Мамочка, мне нужно кое-что с тобой обсудить.
— Что-то случилось? — Видя, что Лу Ман так расстроена, Ся Цинвэй начала нервничать.
Однако, улыбаясь, Лу Ман поспешила успокоить ее:
— Мама, да ничего страшного, не волнуйся.
Услышав это, Ся Цинвэй, наконец, немного расслабилась.
— Ты меня напугала, я думала, с тобой что-то случилось.
— Кое-что произошло, но все уже улажено, — спокойно объяснила ей Лу Ман. — Вчера Чжуоли высадил меня у входа в академию, и Чжан Сяоин и еще несколько сплетниц случайно увидели нас.
Ся Цинвэй отчетливо помнила имя «Чжан Сяоин».
Ранее, когда Чжан Сяоин клеветала на Лу Ман на Вейбо, ее имя было запечатлено в сознании Ся Цинвэй.
— Они не видели Чжуоли, а потому всем говорили, что я на самом деле любовница толстого женатого мужика, — сказала Лу Ман. — И так случилось, что Лу Ци сегодня тоже начала посещать занятия. В прошлом она брала отпуск для съемок, но теперь, когда ей нечем заняться, она решила вернулась в академию и снова начала учиться на втором курсе, так что она учится в том же классе, что и я.
Беспокойство и тревога ясно читались на лице Ся Цинвэй.
— Но как же так? Значит, ты и она учитесь в одном классе…
— Мама, не волнуйся, она не может конкурировать со мной, — улыбнулась Лу Ман и успокоила ее, — иначе я не стала бы принуждать ее к этому этапу, когда ей нечего делать. Пусть она учится в том же классе, что и я, но она и думать не должна о том, чтобы беспокоить меня.
Даже если бы Лу Ци захотела навредить ей, она должна была бы отбросить саму эту мысль о заговоре против нее.
Она больше не была доверчивой и глупой Лу Ман из прошлого.
— Просто Чжан Сяоин пустила слухи в университете и дала повод Лу Ци публично обвинить меня в том, что я любовница. — Неужели Чжан Сяоин действительно думала, что из-за того, что она не призналась в этом, Лу Ман не узнает истинного виновника?
В академии, видя эту проклятую интригу, Лу Ман уже поняла, как все начиналось и как закончится.
Не дожидаясь, пока Ся Цинвэй занервничает, Лу Ман быстро объяснила:
— К счастью, Чжофэн был в то время в студгородке и сразу же рассказал обо всем дедушке и бабушке. В конце концов, старейшины сломя голову примчались в академию с тетей, чтобы заступиться за меня и очистить мое имя.
Честно говоря, Ся Цинвэй не ожидала, что старейшины поспешат прийти на помощь Лу Ман. Она была мгновенно переполнена огромной благодарностью.
— Мама, кроме тебя, я никому не была нужна, и никогда не испытывала заботы или защиты от семьи Лу. Сейчас у меня есть ты и семья Хан, и я чувствую себя невероятно довольной и по-настоящему счастливой. У меня сейчас так много заботливых родственников.
— Это хорошо. — Ся Цинвэй горько упрекала себя. Прежде, из-за ее здоровья, даже притом, что она всем сердцем хотела защитить Лу Ман, у нее не было сил.
— Однако я не могу вечно лгать о нас с Чжуоли. Он настолько велик, что его трудно не заметить. Я не хочу, чтобы он был обижен или страдал из-за меня, чтобы из-за моего эгоизма он не видел белого света. Все это время я не думала о том, чтобы взять на себя инициативу объявить о нас публично. Я просто боялась, что если я объявлю об этом, члены семьи Лу будут бесстыдно преследовать просьбами семью Хан.
.
