Часть вторая
Как бы то ни было, ночью у них так и не появилась возможность незамедлительно «попробовать». Сначала Лань Ванцзи требовалось поговорить с Лань Сичэнем, который уже долгое время медитировал в уединении.
За прошедшие дни Вэй Усянь обзавёлся странной привычкой. Ему нравилось спать на Лань Ванцзи, причём непременно лёжа сверху, или же прижавшись к его груди, лицом к лицу. Во всяком случае, заснуть без своей подушки в виде человека ему не удавалось. Он бесстыдно перевернул вверх дном цзинши и всё же умудрился найти кое-что интересное.
Лань Ванцзи с самого детства отличался прилежностью и аккуратностью во всём. Его каллиграфические работы, рисунки и сочинения были предельно чётко организованы и расставлены в хронологическом порядке. Вэй Усянь начал с прописей иероглифов ещё времен юности и пролистывал их с истинным удовольствием, весело смеясь. У него самого аж зубы болели каждый раз, когда на страницах появлялись красные пометки Лань Цижэня. Но даже среди нескольких тысяч страниц лишь на одной обнаружилась ошибка. После неё Лань Ванцзи взял другой лист и со всей серьёзностью сотню раз переписал ошибочный иероглиф. Вэй Усянь цокнул языком. «Бедняжка. После стольких переписываний Лань Чжань, наверное, иероглифы один от другого отличить не мог».
Он собирался продолжить листать старые желтеющие страницы, когда в окружавшей цзинши темноте вдруг зажёгся слабый свет лампы.
Вэй Усянь не слышал шагов, но ловко перекатился на постель и с головой накрылся одеялом. Осторожно толкнув дверь, Лань Ванцзи вошёл в комнату и увидел иллюзию того, что находившийся внутри человек спал, громко посапывая.
Лань Ванцзи и так не производил ни малейшего шума, а увидев, что кое-кто уже «уснул», даже затаил дыхание, медленно закрыл за собой дверь и спустя мгновение наконец подошёл к постели.
Но не успел он приблизиться, как на него набросили отправленное в полёт одеяло. Лань Ванцзи:
— …
Вэй Усянь вскочил на ноги и крепко обхватил Лань Ванцзи, с головой накрытого одеялом, а потом толкнул на кровать.
— Изнасилование!
— …
Руки Вэй Усяня самым беспардонным образом шарили по телу Лань Ванцзи, который упорно хранил ледяное молчание, лежа неподвижно, будто мертвец, и позволяя ему делать всё, что заблагорассудится. Вэй Усянь быстро растерял интерес.
— Ханьгуан-цзюнь, ну почему ты совсем не сопротивляешься? Если так и продолжишь лежать, не двигаясь, какая радость мне от того, чтобы тебя насиловать?
Из-под одеяла донёсся приглушённый голос Лан Ванцзи:
— Скажи, что мне делать.
Вэй Усянь пустился в наставления:
— Когда я пытаюсь тебя скрутить, ты должен отталкивать меня и не давать забраться сверху, а ещё сжимать ноги и изо всех сил сопротивляться, при этом непрестанно звать на помощь…
Лань Ванцзи напомнил:
— В Облачных Глубинах запрещён шум.
— Тогда можешь звать на помощь тихонько. А ещё, когда я стану срывать с тебя одежду, тебе нужно старательно защищаться и прикрывать грудь, не позволяя мне тебя оголить.
Под одеялом на какое-то время воцарилось молчание.
А потом Лань Ванцзи всё же ответил:
— Звучит трудновыполнимо.
— Серьёзно?
— Мгм.
— Ну, у меня кончились идеи. Давай тогда поменяемся, чтобы уже ты меня насиловал…
Он не успел договорить, когда перед глазами всё перевернулось, одеяло полетело в сторону, а Лань Ванцзи прижал его к кровати.
Из-за довольно долгого пребывания Лань Ванцзи под одеялом извечно безупречная прическа, убранная в пучок, и налобная лента съехали на бок. Волосы растрепались, несколько прядей выбилось, а обычно нефритово-белые щёки оттенил лёгкий румянец. В тёплом мерцании лампы он являл собой образец потрясающей красоты. К сожалению, эта красота имела невероятно сильные руки, которые, подобно железным кандалам, прочно сковали запястья Вэй Усяня, пока тот молил:
— Ханьгуан-цзюнь, Ханьгуан-цзюнь, великодушие и всепрощение — добродетель великих людей.
Взгляд Лань Ванцзи даже не дрогнул, в его глазах горячими искрами заплясал тусклый огонёк лампы. Он спокойно ответил:
— Хорошо.
— Что хорошо? Стоя на руках? Изнасилование? Эй! Моя одежда.
— Ты же сам сказал.
Он уместился между ног Вэй Усяня и на какое-то время замер, придавив его своим телом. Вэй Усянь подождал, но дальше так ничего и не последовало.
— Ну что?!
Лань Ванцзи слегка приподнялся.
— Почему не сопротивляешься?
Вэй Усянь крепко обхватил его ногами и медленно потёрся, не желая отпускать. А потом широко улыбнулся.
— Ох, ну что поделать? Когда ты вот так подминаешь меня, мои ноги сами по себе раздвигаются. Никак не могу их обратно свести, так откуда мне взять силы сопротивляться? Для тебя это трудновыполнимо, но для меня ничуть не легче… Постой, погоди, дай-ка кое-что сначала покажу. — Он выудил из складок одежды лист бумаги. — Лань Чжань, позволь спросить… как ты мог ошибиться в таком простом иероглифе? Занимался недостаточно усердно? Что творилось у тебя в голове?
Лань Ванцзи мельком посмотрел на бумагу и ничего не сказал, но значение этого взгляда было предельно ясно: как же странно слышать порицания за ошибку в одном иероглифе от такого человека, как Вэй Усянь, у которого при переписывании священных книг иероглифы плясали во все стороны и из-за невнимательности пестрели извечными ошибками.
Вэй Усянь притворился, будто ничего не понял, и продолжил:
— Взгляни-ка на дату, ты её внизу страницы написал. Посмотрим… Сколько тебе было тогда, лет пятнадцать-шестнадцать? Допустить подобную ошибку в таком возрасте, как же тебе…
Но хорошенько поразмыслив, Вэй Усянь понял, что дата эта относилась как раз к тем трём месяцам, что он проучился в Облачных Глубинах.
Вэй Усянь тут же обрадовался и со значением произнёс:
— Неужели Лань-гэгэ в юности не уделял внимание чтению и правописанию потому, что все его мысли занимал лишь я один?
В те дни, когда Вэй Усяня посадили отбывать наказание в Библиотеке, он постоянно истерил, показательно дурачился перед Лань Ванцзи и пытался поддразнить того как только мог. Он столь активно нарушал тишину и спокойствие Лань Ванцзи, что тот едва ли мог сконцентрироваться на чём-то ином, вот только тогда мысли должны были быть совсем не того сорта. И при таких-то обстоятельствах Лань Ванцзи удавалось стойко присматривать за переписывающим священные тексты Вэй Усянем, не забывая при этом заниматься своими делами. Единственная допущенная ошибка вызывала искреннее восхищение!
Вэй Усянь протянул:
— Ох, ну почему снова я виноват? Опять во всём обвинишь меня?
Голос Лань Ванцзи прозвучал низко:
— Ты виноват!
Его дыхание сбилось, пока он пытался выхватить лист бумаги, являвший собой пятно на идеальной в остальном жизни. Вэй Усянь очень любил доводить Лань Ванцзи до такого состояния. Он тут же запихнул бумагу за пазуху, поближе к телу.
— Нападай, если ты так хорош.
Лань Ванцзи без промедлений запустил руки ему под одежды. И не убрал.
Вэй Усянь воскликнул:
— Ты и правда невероятен!
Они ещё долго валяли дурака. И только во второй половине ночи наконец смогли серьёзно поговорить.
Вэй Усянь всё так же прижимался к груди Лань Ванцзи, зарывшись лицом ему в шею и вдыхая ставший ещё более насыщенным аромат сандала. Он лениво протянул с закрытыми глазами:
— Твой брат в порядке?
Обнимая Вэй Усяня, Лань Ванцзи гладил его по обнажённой спине. Немного помолчав, он ответил:
— Не совсем.
Оба были липкими от пота. Вэй Усянь чувствовал, как от ласки Лань Ванцзи по телу от кожи и до самого сердца расползается лёгкий зуд. Неловко поёрзав, он ещё плотнее прижался к нему.
Лань Ванцзи понизил голос:
— В те годы, что я провёл в уединённой медитации, брат был единственным моим утешителем.
Теперь же они поменялись ролями.
Вэй Усяню уже не требовалось спрашивать, чем Лань Ванцзи занимался в годы своей уединённой медитации. Он поцеловал бледную словно яшма мочку уха Лань Ванцзи и подтянул одеяло, чтобы накрыть обоих.
Утром следующего дня Лань Ванцзи как обычно поднялся в пять часов.
За несколько месяцев совместной жизни он пытался приучить Вэй Усяня к нормальному режиму сна, но безуспешно. После того как адепт принёс тёплую воду для купания, давно одевшийся Лань Ванцзи вытащил совершенно голого Вэй Усяня из-под тонкого одеяла и перенёс в деревянную бочку. Вэй Усянь, тем не менее, продолжал спать, даже погрузившись в воду. Лань Ванцзи мягко подтолкнул Вэй Усяня, но тот поймал руку, поцеловал ладонь, потёрся о неё щекой и снова уснул. Когда толчки в плечо начали всерьёз раздражать, Вэй Усянь чуть не захныкал и потянул Лань Ванцзи к себе, не открывая глаз. Обхватив лицо Лань Ванцзи ладонями, он несколько раз его поцеловал и пробормотал:
— Будь умницей, прекрати ко мне приставать. Ну пожалуйста. Я скоро встану. Да.
Широко зевнув, он снова заснул, цепляясь за край бочки.
Даже зная, что и при пожаре Вэй Усянь наверняка нашёл бы другое место и уснул, Лань Ванцзи упорствовал в намерении разбудить его, начиная с пяти утра, и каждый день невозмутимо переносил до семи десятков лёгких поцелуев.
Он принёс завтрак в цзинши и поставил на стол, который раньше держал на себе лишь чернила, бумагу и кисти. Потом выловил всё ещё крепко спящего Вэй Усяня из бочки, вытер насухо, одел и повязал пояс. Только после этого Лань Ванцзи наконец достал с полки книгу, раскрыл её на странице, отмеченной высушенным цветком, уселся за стол и принялся читать.
Вполне ожидаемо ровно в одиннадцать Вэй Усянь подскочил на кровати и неловко спустился на пол, словно ещё не до конца проснулся. Сначала он подобрался к Лань Ванцзи и, облапив его обеими руками, хорошенько потёрся, а потом привычно пощупал за бедра. Молниеносно умывшись, Вэй Усянь наконец почувствовал себя проснувшимся и подошёл к столу. Первым делом он в пару укусов прикончил яблоко. А при виде громоздившегося на подносе количества еды уголки его губ дрогнули.
— Разве не сегодня вы устраиваете пиршество? Стоит ли перед ним так наедаться?
Лань Ванцзи спокойно поправил волосы и лобную ленту, которые Вэй Усянь сбил, пока прижимался к нему.
— Для начала лучше наполни желудок.
С едой в Облачных Глубинах Вэй Усянь уже сталкивался. Пресный бульон и овощи в качестве главного блюда, одна сплошная зелень на столе, множество целебных трав — от кореньев до древесной коры. Каждое блюдо отдавало резкой горечью с лёгким и странным сладким привкусом. Если бы не это, в прошлом Вэй Усяню и в голову бы не пришла идея поймать и зажарить на костре ту парочку кроликов. Такое пиршество едва ли смогло бы утолить чей-то голод.
Вэй Усянь знал, что в Ордене Гусу Лань очень ценились подобные церемонии. То обстоятельство, что ему позволили присутствовать на семейном пиршестве, по сути означало, что его признали как спутника Лань Ванцзи на тропе самосовершенствования. Лань Ванцзи наверняка снова и снова уговаривал на Лань Цижэня, чтобы вытребовать для них такое право. Вэй Усянь выдохнул и улыбнулся.
— Не волнуйся. Я приложу все усилия, чтобы ничем тебя не опозорить.
Церемония называлась пиршеством, но пиршество в Облачных Глубинах совершенно отличалось от того, что Вэй Усянь знал о подобных мероприятиях.
Во время пиршеств в Ордене Юньмэн Цзян на тренировочном поле под открытым небом в Пристани Лотоса ставили десяток огромных квадратных столов. Все рассаживались кому где нравилось и звали друг друга как хотелось. Готовили тоже на улице. Огонь и ароматы пищи взлетали в воздух от целой шеренги горшков и печей. Присутствовавшие просто подходили и брали всё, что хотелось съесть. Если еды не хватало — готовили ещё. Хотя Вэй Усянь ни разу не присутствовал на пиршествах Ордена Ланьлин Цзинь, их адепты никогда не стеснялись всюду оглашать всевозможные подробности того, что там происходило, рассказывая о знаменитых представлениях танцев на мечах, коралловых деревьях и огромных чашах с вином или устилающих пол бесконечных парчовых коврах. Картина складывалась умопомрачительная.
В сравнении с этим, пиршество в Облачных Глубинах не было ни оживленным, ни расточительным.
Дисциплина в Ордене Гусу Лань всегда отличалась строгостью и не допускала разговоров во время еды и отдыха. И хотя пиршество как таковое ещё даже не началось, никто из присутствующих ничего не говорил. Не считая приветственных реплик в отношении старших при входе в торжественный зал, практически все пребывали в молчании, ни о каких весёлых разговорах не могло идти и речи. Все приглашённые носили одинаковые белые одежды, одинаковые лобные ленты, украшенные узором из плывущих облаков, а на лицах застыли одинаково сдержанные, почти онемевшие выражения — словно все они были вылеплены по одному образцу.
Глядя на заполненный «траурными одеждами» зал, Вэй Усянь притворялся, будто не замечал на лицах людей удивления или даже враждебности, и про себя думал: «И это семейное пиршество? Да на похоронах и то веселее».
В этот момент в торжественный зал вошли Лань Сичэнь и Лань Цижэнь. До сих пор тихо сидевший рядом с Вэй Усянем Лань Ванцзи наконец шевельнулся.
Скорее всего, Лань Цижэня хватил бы удар от одного вида Вэй Усяня, поэтому старик просто решил не поворачиваться в его сторону и смотрел строго перед собой. Лань Сичэнь был как всегда любезен, и на его губах играл намёк на улыбку, напоминавшую дуновение весеннего ветерка. И всё же, вероятно, из-за уединённой медитации, Цзэу-цзюнь показался Вэй Усяню немного ослабевшим.
Заняв почётное место главы ордена, Лань Сичэнь произнёс несколько приветственных слов, и пир начался.
Первым блюдом подали отвар.
Пить отвар перед основными блюдами считалось обычаем Ордена Гусу Лань. Отвар подавался в простой чаше из гладкого чёрного фарфора, способной уместиться в ладони. Под изящной крышкой вполне ожидаемо обнаружилась смесь зелёных и жёлтых листьев, кореньев и кусочков древесной коры.
От одного вида этого варева брови Вэй Усяня нервно дёрнулись. Даже при всей моральной подготовке, положив в рот ложку, он не смог сдержаться и, закрыв глаза, прикрыл ладонью лоб.
Лишь спустя какое-то время он вернулся в реальность из забвения, в которое его отправили пережившие тяжёлый удар вкусовые рецепторы. Вэй Усяню удалось ровно сесть, уперевшись локтем в стол, и он подумал: «Если основатель клана Лань был монахом, то явно из тех, кто придерживается аскетизма».
Вэй Усянь не мог не вспомнить пиршества в Пристани Лотоса на тренировочном поле и огромный наполненный до краёв чан с супом из кореньев лотоса и свиных рёбрышек. Аромат разносился на многие ли вокруг, привлекая окрестных ребятишек, так что они цеплялись за стены Пристани Лотоса и заглядывали внутрь, исходя слюной, а по возвращении домой хныкали и умоляли отдать их адептами в Орден Юньмэн Цзян. Сравнив реальность с воспоминаниями, Вэй Усянь даже не знал, кого больше жалеть: то ли себя, поскольку его рот заполнился этим странным горько-сладким привкусом, то ли Лань Ванцзи, который вырос на подобной еде.
Но все остальные члены клана Лань доедали свой целебный суп без каких-либо эмоций, их движения и лица были столь спокойны, изящны и естественны, что Вэй Усянь не осмелился оставлять содержимое своей чаши недоеденным. К тому же среди четырёх тысяч — нет, он уже не знал, сколько к этому моменту появилось новых — правил ордена, как ему помнилось, имелись указания в области этикета за едой: не перебирать, не оставлять, не есть более трёх порций за раз. И хотя все эти правила звучали абсолютно нелепо, Вэй Усяню пока не хотелось попасть под поток презрения Лань Цижэня.
Однако только он собрался с духом, чтобы одним глотком осушить остатки странного целебного отвара, как вдруг обнаружил, что чаша перед ним уже опустела.
Вэй Усянь:
— ???
Он не смог сдержаться и приподнял хрупкую чашу, думая: «Я же всего чуть-чуть отпил! Может быть, дно дырявое и всё вытекло?»
Но стол оставался безупречно чистым, без единого пятнышка.
Вэй Усянь скосил взгляд. В этот самый момент Лань Ванцзи, словно ничего не произошло, как раз допивал свой суп. Накрыв чашу фарфоровой крышкой, он опустил взгляд и промокнул уголок рта белоснежным платком.
Но Вэй Усянь точно помнил, что Лань Ванцзи свой суп уже давно допил.
А ещё он обнаружил, что стол Лань Ванцзи теперь казался куда ближе, чем в начале пиршества. Словно его незаметно придвинули.
Вэй Усянь молча приподнял бровь и одними губами произнёс: «Ханьгуан-цзюнь, ловкость рук, да?»
Лань Ванцзи отложил платок и одарил его взглядом, но спустя мгновение уже вновь смотрел прямо перед собой.
Рост персонажей (примечание автора):
Не Минцзюэ — 191см
Сун Цзычэнь — 190см
Лань Сичэнь — 188см
Лань Ванцзи — 188см
Вэй Усянь — 186см
Цзинь Цзысюань — 185см
Цзян Ваньинь — 185см
Сяо Синчэнь — 185см
Вэнь Цюнлинь — 183см
Сюэ Ян — 180см
Мо Сюаньюй — 180см
Не Хуайсан — 172см
Цзинь Гуанъяо — 170см (без ушамао, но есть подозрения,
что он увеличивал рост при помощи обуви)
