Давно минуло девять часов, а он всё не возвращался.
На столе догорал бумажный фонарь. Лань Ванцзи, не мигая, неотрывно смотрел на тусклый ореол света.
Посидев ещё немного, он поднялся, подошёл к выходу из цзинши и отодвинул деревянную дверь.
Постояв пару мгновений в ожидании, он будто бы вознамерился шагнуть за порог, как вдруг позади него послышался странный шум, словно что-то глухо бухнулось на пол.
Лань Ванцзи молниеносно обернулся. Взору его предстали неизвестно в какой момент раскрывшиеся створки окна, которые всё ещё покачивались на ночном ветру, то закрываясь, то открываясь вновь. А под тонким одеялом на кровати неожиданно возник странного вида бугор. Создавалось впечатление, словно что-то ворвалось в комнату через окно, прокатилось кубарем по полу и теперь, свернувшись калачиком, с шорохом устраивалось под одеялом.
Некоторое время постояв в безмолвии, Лань Ванцзи аккуратно затворил дверь, вернулся в комнату, по пути задув фонарь, закрыл створки окна и лёг в кровать.
Он устроился рядом с бугром, молча натянул на себя другое одеяло и закрыл глаза.
Вскоре к нему под покров прошмыгнул кто-то большой и ужасно холодный.
Это существо, источающее ледяной холод, извиваясь, забралось на него, устроилось на груди и с радостью объявило:
— Лань Чжань, я вернулся! Скорее приветствуй меня.
Лань Ванцзи приобнял его, прижав к себе:
— Почему ты такой холодный?
Вэй Усянь ответил:
— Я полдня провёл на ветру. Помоги мне согреться.
Не удивительно, что он весь окружён запахом травы и дорожной пыли — наверняка снова водил юное поколение учеников Облачных Глубин в безлюдные горы докучать обитающим в горах птицам, зверью да всяческой нечисти.
Но от природы чистоплотный Лань Ванцзи не выказал и тени брезгливости, когда Вэй Усянь, запачканный с головы до ног, вздумал барахтаться в его кровати и забрался к нему под одеяло. Безмолвно, он сильной рукой прижал Вэй Усяня к себе покрепче.
Отдавая ему тепло своего тела, Лань Ванцзи произнёс:
— Хотя бы… сними сапоги.
Вэй Усянь отозвался:
— Ладненько! — скинув обувь без помощи рук, одними ногами, он вновь юркнул под одеяло, морозить Лань Ванцзи.
Лань Ванцзи бесцветно произнёс:
— Не давай волю рукам.
— Я уже в твоей кровати, а ты хочешь, чтобы я не давал волю рукам?
— Дядя возвратился.
Лань Цижэнь проживал недалеко от цзинши, где обитал Лань Ванцзи. Старик и так-то не любил Вэй Усяня, а если они наделают неприличного шума, вероятно, на следующий день тот примется от злости бить себя в грудь и топать ногами, метать гром и молнии, браня Вэй Усяня.
Невзирая на предостережение, Вэй Усянь всё же расположил колено между ног Лань Ванцзи и, преднамеренно завлекая, пару раз подтянул наверх, откровенно выражая свои намерения действиями.
Спустя мгновения молчания, Лань Ванцзи резким движением перевернулся, придавив Вэй Усяня собой к кровати.
Его движение оказалось слишком размашистым, а силу он приложил такую, что кровать отозвалась под ними громким стуком.
— Постой, постой, постой… по… стой!
Лань Ванцзи прижал Вэй Усяня к кровати так, что тот не мог шевельнуться, затем стремительно и неодолимо ворвался в его нутро, проникнув на одном дыхании до самого конца, плотно прижавшись низом живота к оголённым ягодицам. Лишь ощутив, что продвинуться дальше невозможно, мужчина неподвижно замер.
Вэй Усянь сделал пару глотков воздуха и тряхнул головой, не смея совершать излишне резких движений. Он только вращал глазами и изворачивался, будто желал, чтобы член Лань Ванцзи хоть немного покинул его тело. Но Лань Ванцзи предугадал его намерения и крепко удержал за талию, насадив обратно.
— А! — громко вскрикнул Вэй Усянь. — Ханьгуан-цзюнь!
Лань Ванцзи некоторое время сдерживался, затем сказал:
— Ты сам напросился, — и принялся раз за разом совершать мерные толчки.
Вэй Усяня крепко придавило к кровати телом мужчины, волосы его рассыпались, лицо окрасилось всполохами румянца. Поджимая ноги, он потихоньку сдвигался назад вместе с каждым движением Лань Ванцзи. И на каждый толчок Вэй Усянь весьма гармонично вскрикивал, а на два толчка вскрикивал дважды. Спустя некоторое время самозабвенных трудов Лань Ванцзи наконец не смог больше позволить ему так кричать. Насилу сдерживая дыхание, что рвалось из яростно вздымающейся груди, он прошептал:
— Веди… веди себя потише.
Вэй Усянь вытянул руку и погладил его по щеке, думая о том, как же странно, что лицо Лань Чжаня выглядит столь спокойно. Ясно ведь, что уже пылает огнём, даже страшно, но вот нисколечко не покраснело, всё такое же белое, подобно инею, покрытому снегом. Столь прекрасное, что сердце пускается вскачь, а душа трепещет, едва удерживаясь от полёта. Лишь мочки его ушей чуть подёрнулись розовым.
Сбивающимся дыханием он спросил:
— Гэгэ, ты не хочешь слышать, как я кричу?
Лань Ванцзи:
— …
Высказать правду для него было слишком постыдным, солгать же означало покривить душой, чего он не желал. Созерцание его сомнений доставило Вэй Усяню невыразимое удовольствие, которое заполнило его целиком — он хотел бы сейчас проглотить Лань Ванцзи одним махом и ужасно жалел, что это невозможно.
— Боишься, что кто-то меня услышит? Проще простого — наложи заклятие молчания!
Грудь Лань Ванцзи яростно вздымалась, в глазах проявились первые красные прожилки. Вэй Усянь принялся поддразнивать:
— Давай же! Наложи заклятие, а потом поимей как хочешь, можешь довести меня до исступления, я даже не пискну…
Не дав ему договорить, Лань Ванцзи склонился и накрыл его губы своими.
Вэй Усянь, которому заткнули рот, обнял Лань Ванцзи руками и ногами. Двое покатились по кровати борющимся клубком, одеяло давным-давно оказалось сброшено на пол. Во время любовных утех Лань Ванцзи обыкновенно предпочитал не менять позу многократно, и Вэй Усянь, придавленный им, спустя почти час беспрерывных проникновений и толчков, ощущая, как онемение постепенно переползло со спины на ягодицы и ноги, начал подозревать, не собираются ли его иметь всю ночь в одной и той же позе. Настрой Лань Ванцзи ясно давал понять, что он не намерен останавливаться, и вполне возможно, что догадки Вэй Усяня верны. Поэтому он решил взять инициативу на себя — перевернулся и оседлал Лан Ванцзи, усевшись сверху. Обхватив его за шею, Вэй Усянь начал подниматься и опускаться, при этом покусывая Лань Ванцзи за мочку уха и спрашивая:
— Достаточно глубоко?
Мягкий шёпот возле уха звучал влажно и горячо. Лань Ванцзи схватил его за плечи и с силой опустил вниз.
На этот раз Вэй Усяню в самом деле пришлось тяжко. Он испуганно вскрикнул и крепко обхватил член Лань Ванцзи нутром. Тот, массируя его поясницу, произнёс:
— Достаточно глубоко?
Вэй Усянь, ещё не оправившись от потрясения, слегка шевельнул губами, но не успел произнести ни слова — его лицо внезапно вновь исказилось.
— А! Постой! Девять… девять… девять мелких, один глубокий (2)!
Одну руку Вэй Усянь в отчаянии положил себе на живот, а другой крепко вцепился в чётко очерченные, но не выпяченные мышцы на плече Лань Ванцзи. Голос его звучал едва ли не испуганно:
— Лань Чжань! Ты понимаешь, что значит «девять мелких, один глубокий», а?! Не… надо… каждый… раз… так… так…
Последняя фраза разбилась вдребезги мощными толчками и стала прерывистой. Лань Ванцзи ответил:
— Не понимаю!
И всё же, какими бы скорбными ни были причитания Вэй Усяня, как бы они ни просил пощады, но на исходе глубокой ночи, по завершении двух сражений подряд, Вэй Усянь по-прежнему крепко обвивал талию Лань Ванцзи обеими ногами, не давая тому отстраниться.
Лань Ванцзи своим телом накрывал Вэй Усяня целиком, осторожно, стараясь не придавить его. Места, где их тела соприкасались и тесно связывались друг с другом, были влажными и скользкими. Лань Ванцзи, казалось, хотел подняться, но стоило ему чуть шевельнуться, и Вэй Усянь прижал его ногами крепче, снова плотно пригоняя к отверстию едва показавшуюся наружу плоть, затем лениво произнёс:
— Не двигайся. Сквозит. Полежим немного.
Лань Ванцзи, как было велено, застыл. Спустя некоторое время он спросил Вэй Усяня:
— Ты не чувствуешь дискомфорта?
Вэй Усянь состроил несчастный вид:
— Чувствую! Меня до смерти распирает. Ты совсем не слушал, а ведь я так истошно вопил.
— …
Лань Ванцзи:
— Я выхожу.
Вэй Усянь немедленно сменил маску и без обиняков произнёс:
— Но мне как раз и нравится, когда ты вот так меня заполняешь, весьма приятно.
С такими словами он рывком сжал мышцы ещё крепче. Лицо Лань Ванцзи чуть переменилось, даже дыхание на мгновение замерло. Мужчина терпел довольно долго, но затем с его губ осипшим голосом слетело:
— …Бесстыдник!
Вэй Усянь, видя, что тот скоро придёт в отчаяние от его действий, посмеиваясь, поцеловал Лань Ванцзи в губы.
— Гэгэ, чем мы только с тобой не занимались, а ты всё смущаешься?
Лань Ванцзи, не в силах ничего предпринять, мягко покачал головой и тихо произнёс:
— Отпусти меня, тебе нужно вымыться.
Вэй Усянь уже захотел спать и будто сквозь сон проговорил:
— Не буду мыться, завтра помоюсь. Сегодня я до смерти устал.
Лань Ванцзи тронул поцелуем его лоб.
— Нужно вымыться. Побереги себя от недомоганий.
Вэй Усянь сделался таким сонным, что не мог больше удержать Лань Ванцзи, поэтому наконец мягко опустил руки и ноги. Лань Ванцзи встал с кровати и первым делом поднял одеяло, которое они сбросили на пол, и плотно укрыл им абсолютно голого Вэй Усяня, затем собрал разбросанную одежду и повесил на ширму одну деталь за другой. Набросил одеяния на себя, быстро привёл их в положенный вид и вышел за порог, чтобы приготовить всё для омовения.
Спустя четверть часа он поднял на руки почти уснувшего Вэй Усяня и опустил его в бочку, которую поставил рядом со своим письменным столом. Вэй Усянь немного отмок и снова ощутил прилив бодрости. Похлопав по краю деревянной бочки, он спросил:
— Не составишь мне компанию? Ханьгуан-цзюнь!
— Чуть позже.
— Почему это чуть позже? Давай сейчас!
Лань Ванцзи бросил на него взгляд, будто задумавшись о чём-то. Спустя пару мгновений он сказал:
— Прошло четыре дня с тех пор, как мы вернулись. В цзинши сломано четыре бочки.
Его взгляд заставил Вэй Усяня почувствовать себя так, будто он должен оправдаться:
— Не я виноват в том, что бочка сломалась в прошлый раз.
Лань Ванцзи положил коробочку с мыльным корнем поближе, чтобы Вэй Усянь мог дотянуться, и спокойно произнёс:
— Это я виноват.
Вэй Усянь полил на шею пригоршню воды, которая потоками стекла по красным следам поцелуев, что от омовения становились ярче и притягательнее.
— Ага. И в позапрошлый раз я тоже ни при чём. По правде, если рассуждать логически, каждый раз это ведь ты их разбиваешь. С самого первого раза ты так и не изменил дурной привычке.
Лань Ванцзи поднялся и вышел, а когда вернулся, поставил возле руки Вэй Усяня сосуд Улыбки Императора, затем снова сел за письменный стол и произнёс:
— Да.
Стоило Вэй Усяню вытянуть руку чуть дальше, и он сможет пощекотать Лань Ванцзи по подбородку. Что он в действительности и сделал. Лань Ванцзи взял несколько сплошь исписанных листов бумаги и начал читать, попутно делая краткие критические замечания. Вэй Усянь, отмокая в воде, открыл сосуд с вином, сделал глоток, запрокинув голову, и между прочим спросил:
— Что ты читаешь?
— Записи о ночной охоте.
— Те, что ребятня написала? Но ведь в твои обязанности не входит проверка их записей, разве нет? Помнится, этим занимается твой дядя.
— Дяде недосуг. Иногда я помогаю.
Наверное, Лань Цижэнь занимался другими более важными делами и временно передал эту обязанность Лань Ванцзи. Вэй Усянь вытянул руку и взял пару листов. Просмотрев их, он произнёс:
— Твой дядя… на два абзаца строк всегда расписывал примерно пару сотен иероглифов замечаний, а в конце ещё подводил итог на тысячу. Я даже не представляю, где он брал столько времени, чтобы писать всю эту критику. А твои комментарии в самом деле очень краткие.
— Разве краткость — это плохо?
— Хорошо! Лаконично и ясно.
Лань Ванцзи делал краткие заметки вовсе не потому, что выполнял работу недобросовестно или хотел сэкономить бумагу. Даже в самой простой работе он не допускал ни капли небрежности. Всё дело в привычном поведении: не важно, в речи ли, на письме ли, для него каждое слово, каждая капля туши — на вес золота, излишнее многословие не в его характере. Вэй Усянь погрузился с головой под воду, через какое-то время вынырнул, одной рукой схватил мыльный корень и принялся втирать в мокрые волосы, а другой — снова взял со стола листы с записями, быстро просмотрел и вдруг прыснул, не в силах сдержать смех:
— Кто это написал? Так много ошибок, ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха… Так и знал, что это Цзинъи. Ты поставил ему И (3).
— Да.
— Из всей огромной стопки я увидел И только у него. Бедняжечка.
— Слишком много ошибок и пространных описаний.
— Что ему грозит за такую оценку?
— Ничего. Перепишет заново.
— Он должен благодарить тебя за это, всё же такое наказание намного лучше, чем переписывать в стойке на руках.
Лань Ванцзи молча собрал все записи учеников, которые Вэй Усянь разбросал как попало, аккуратно упорядочил и сложил рядом ровной стопкой. От созерцания его действий уголки губ Вэй Усяня сами по себе загнулись вверх.
— Что ты поставил Сычжую? — спросил он.
Лань Ванцзи вытянул из стопки два листа и протянул ему:
— Высшую оценку.
Вэй Усянь взял записи Лань Сычжуя, просмотрел их и заключил:
— Иероглифы написаны очень аккуратно.
— Изложение упорядоченное и детальное, чётко прослеживается нить повествования, всё сказанное — по существу, точно подмечено главное.
Вэй Усянь пролистал стопку в руках, затем обратил взгляд на ту, что ещё осталась на столе, и спросил:
— И ты будешь всё это проверять? Может, я помогу тебе с какой-то частью?
— Хорошо.
— Если увижу ошибку, просто выделить её и написать замечание, верно?
Он дотянулся и взял со стола б́ольшую половину записей. Лань Ванцзи хотел забрать стопку назад, но Вэй Усянь потянул на себя:
— Что ты делаешь?
— Слишком много. Ты не закончил омовение.
Вэй Усянь опять приложился к сосуду Улыбки Императора, затем схватил кисть и ответил:
— Я же как раз омываюсь. Всё равно мне больше нечем заняться, а читать записи и сочинения детворы оказалось до странного увлекательно.
— После омовения нужно идти спать.
Вэй Усянь без зазрения совести соврал:
— Посмотри, разве я похож на того, кто сейчас уснёт? Я чувствую в себе достаточно сил даже на то, чтобы ещё пару раз возлечь с тобой.
Опираясь на край бочки, он принялся внимательно просматривать записи, время от времени дотягиваясь локтем до письменного стола, чтобы что-то написать. Во взгляде Лань Ванцзи, наблюдающего за ним, отражались отблески лампы и, кажется, плясали тёплые, уютные искорки.
Несмотря на громкие слова, сказанные Вэй Усянем ранее, что он может возлечь ещё пару раз и тому подобное, всё же после целого дня, проведённого в суматошной беготне по горам с толпой юных заклинателей, а затем половины ночи в постельных игрищах, да прибавить к этому кипу проверенных записей, даже если не захочешь устать, ничего не выйдет. Вэй Усянь добросовестно, но с огромным трудом закончил вносить правки в свою половину сочинений, бросил стопку на стол и сполз обратно в воду. Лань Ванцзи отреагировал мгновенно — быстро, но мягко поднял его из бочки, вытер насухо и отнёс на руках на кровать.
Затем быстро омылся сам, забрался на постель и прижал Вэй Усяня к своей груди. Тот снова ненадолго проснулся и сонно пробормотал, уткнувшись в его ключицу:
— Ваши юные заклинатели пишут неплохие сочинения, только вот на ночной охоте показывают себя чуть-чуть похуже.
— Мгм.
— Но это не страшно… Я в ускоренном порядке восполню этот пробел в их обучении, пока нахожусь в Облачных Глубинах. Завтра… опять возьму их в горы, нападём на гнездо шаньсяо.
Одноногие горные монстры шаньсяо обладали недюжинной силой, тела их покрывала чёрная шерсть, а людей они пожирали в один присест. Но другой бы на месте Лань Ванцзи, послушав Вэй Усяня, решил, что он собирается взять кучку малышни, шмыгающей носом, и залезть на крышу разорять птичьи гнёзда.
Уголки губ Лань Ванцзи едва заметно дрогнули, будто вот-вот потянутся вверх.
— Сегодня тоже охотились на шаньсяо?
Вэй Усянь ответил:
— Ага. Поэтому я и говорю, что им ещё тренироваться и тренироваться. Ведь у шаньсяо всего одна нога. А если они одноногого не могут перегнать, что уж говорить о четвероногих ящерицах, восьминогих пауках, сколопендрах с парой сотен лапок? Если им попадутся такие, что же, придётся сразу лечь и дожидаться смерти?.. О, кстати, Ханьгуан-цзюнь, я истратил все деньги, пожалуй мне ещё немного, а?
— Возьми с собой нефритовый жетон, и сможешь получить деньги.
Вэй Усянь приглушённо усмехнулся и спросил:
— С тем жетоном, что ты мне дал, помимо прохода через барьер… ещё можно и денег выручить?
— Да, — ответил Лань Ванцзи. — Вы разбили лавку торговца или какую-то постройку?
— Нет… что ты… я истратил деньги, потому что после ночной охоты повёл их в посёлок Цайи, в ту харчевню хунаньской кухни… ту самую, в которую я ужасно хотел тебя затащить, а ты никак не желал идти… Я так хочу спать… Лань Чжань, хватит уже со мной разговаривать…
— Хорошо.
— …Я же прошу, не разговаривай… Стоит тебе сказать хоть слово, и я уже не могу удержаться от того, чтобы что-то к нему добавить… Ну всё, Лань Чжань, давай спать, я… больше не могу… правда засыпаю… увидимся завтра, Лань Чжань…
Он поцеловал Лань Чжаня в шею и, в подтверждение слов, вскоре крепко заснул.
В цзинши воцарились темнота и тишина.
Спустя некоторое время Лань Ванцзи запечатлел на челе Вэй Усяня нежный поцелуй и прошептал:
— Увидимся завтра, Вэй Ин.
Примечания:
(1) Иносказательно — каждый день.
(2) Техника занятия любовью, когда на несколько неглубоких толчков приходится один глубокий. По мнению древних китайцев такой способ принесёт наибольшее наслаждение обоим партнёрам, а также позволит достичь полного слияния Инь и Ян. В современном языке фраза приобрела шутливое значение.
(3) Имеется в виду четырёхбальная оценочная система: Цзя, И, Бин, Дин. Оценка И примерно соответствует четвёрке в пятибальной системе.
