Глaва 81 — Ктo будет замешивать чернила?
Фанчжэн так же проигнорировал Блинолицего и вмеcто этого обратился к Bан Югую: “Дядя Ван, я ходил в старшую школу, всего в течение пары лет. Да, я и вправду раньше читал эту стихотворную оду, но я уже успел позабыть всё её содержимое, ведь прошло уже столько долгих лет... Поэтому я просто искал её в интернете, чтобы иметь хотя бы возможность, нормально написать её на бумаге.”
Ван Югуй и действительно был удивлён этим ответом. Oуян Фэнхуа и Цуй Цзинь так же были им удивлены. Цзян Сунюнь и Сунь Гуаньин, собственно, тоже были этим сильно удивлены...
Hу и когда все эти люди искусства в округе, об этом услышали, они были коллективно поставлены в тупик, перед тем как в данном месте, перед храмом, воцарился настоящий хаос!
“Этот парень и на самом деле, даже не смог запомнить в школе: «Лирику чтобы Помнить Ваше Очарование — Воспоминание о Сказании Красной Горы»? — Xа-ха-ха-ха! Да сколько классов он вообще смог отучиться, в его захолустной сельской школе?”
“Он настолько отвратительно учился в какой-то там хреновой школе у чёрта на куличиках и всё же, он и действительно хотел прикинуться поддельным экспертом в литературе, каллиграфии и искусстве? Ва-ха-ха-ха-ха! Сейчас обоссусь от смеха!”
“У него было настолько отвратительное образование, и он всё равно хочет вести себя, как эксперт в каллиграфии? Ха-ха-ха, разве это не означает о том, что требования к каллиграфам и к каллиграфии, в наше время, стали настолько низки, что каждый проходимец теперь может возомнить себя экспертом? Не ну серьёзно, что за херня?”
“Это же... просто нелепо! Как постыдно, как же блин неловко!” — Со вздохом произнёс Сунь Гуаньин. Несмотря ни на что, храм Одного Пальца всё еще оставался частью уездного города Суну, поэтому Сунь Гуаньин находил всё это событие очень и очень постыдным, когда Фанчжэн — а именно человек из его же уездного города, позорил себя и его уездный город, при такой большой толпе учёных мужей.
У Сунь Гуаньина, даже сейчас не было и настроения, чтобы критиковать Фанчжэна за тупость, обман и невежество. Вместо этого, он с какой-то эмпатией, произнёс: “Парень, ты и действительно... Ладно просто забудь об этом, я не могу вечно волноваться попусту, чтобы ещё и объяснять какому-то там деревенскому невеже о диком и вопиющем поступке...”
Ну и когда Фанчжэн, уже объяснил все свои действия, что еще мог сказать поэтому поводу, Ван Югуй? Всё что он теперь мог сделать, это лишь молчать и ждать где-то в сторонке.
Tем не менее: в это самое мгновение, будь то Ван Югуй, Псина Сун или другие деревенские жители, да даже Толстяк с Хоу Цзи — они все начали сомневаться в том, сможет ли их чудотворный монах Фанчжэн вообще выиграть в данном состязании каллиграфов или же, просто уже нет. Да даже Ву Чанси, который до этого был полностью уверен в победе Фанчжэна, начал немного волноваться за исход этого состязания. Ведь текст, который человек никогда до этого и не выписывал, точно будет намного хуже того текста, который человек часто практиковал и постоянно использовал.
Оуян Хуацзай на протяжении большого количества лет, непрестанно тренировал свою рукописную каллиграфию. Ну а: «Лирика чтобы Помнить Ваше Очарование — Воспоминание о Сказании Красной Горы» — было его объявлением на весь мир, что он был великолепным каллиграфом, которым он в итоге и добился всеобщей славы. Так что, было неизвестно, сколько именно раз он практиковался в каллиграфии, используя свою ураганную технику, при написании именно этой стихотворной оды.
Ну а что до Фанчжэна, то он не только не имел никакого опыта в написании подобного текста, но он и сам этот текст, даже и в глаза не видел, такое же количество раз, сколько Оуян Хуанцай, этот текст, практиковал каллиграфичным написанием! При таких обстоятельствах, даже с великолепной фундаментальной базой в виде мастера каллиграфа, это соревнование всё равно будет для Фанчжэна, слишком невыгодным в плане правил и темы написания!
Ну и благодаря подобному сравнению и анализу, Ву Чанси и начал теперь, очень сильно волноваться. Если они проиграют, то тогда радужный миллион баксов, станет для него лишь сильно кошмарной историей! Он начал ощущать себя так, как будто сама его жизнь, теперь была на кону. Он так же начал чувствовать себя неуверенно и беспокойно.
Фанчжэн тщательно прочитал стихотворную оду от начала и до конца, и запомнил её не только в своём разуме, но и в своём сердце. Он сделал глубокий вздох и затем закрыл глаза. Он внезапно осознал, что он полностью запомнил всю эту стихотворную оду, причём практически мгновенно!
“Просто великолепно! Система была и вправду права, моё восприятие теперь было сильно улучшено! Хе-хе-хе, Кристаллический Pис явно не был потрачен впустую, и моё постоянное зачитывание и перечитывание Буддийских Священных Писаний, тоже не было ради бесцельного сотрясания воздуха. В общем: это просто отлично! Эх, если бы у меня, в годы моего детства были бы подобные штуки для увеличения ума, восприятия и проницательности, то тогда бы мои результаты в школе, разве не были бы реально выдающимися, что они даже бы сокрушали все остальные результаты детишек по стране? Старик бы тогда, вероятнее всего, смеялся бы до такого момента, пока бы у него, просто бы зубы изо рта не повываливались бы.” — Фанчжэн подумал о Мастере Дзэна Одном Пальце и у него на сердце, сразу же стало теплее. В результате чего, все эти насмешки и осмеивания, исходящие от людей вокруг него, внезапно стали абсолютно неважными и просто бесполезными.
И всё же, в тот самый момент, когда он наконец-то взял в руки кисть, Фанчжэн в очередной раз, озадаченно остановился. Он реально знал, как использовать кисть для письма, но что насчёт того — как натирать тушь в смесь для письма? Он вообще не знал, как это делается!
Все люди в округе заметили, что Фанчжэн наконец-то взял в руки кисть. Они поняли, что этот монах наконец-то приготовился к письму! Они все, тут же оживились и навострили уши, глаза и носы. Независимо от того, были ли они тут чтобы понаблюдать за дурацким фарсом или же из-за того, что у них была небольшая надежда на настоящее противостояние каллиграфов, всё же они вытянули свои шеи вперед в ожидании, как если бы они хотели увидеть, что именно данный монах и умудриться написать на бумаге.
Однако же, Фанчжэн вместе с кистью в руках, впал в какой-то непонятный для них ступор. Всё эти люди культуры, в очередной раз были просто ошарашены и поставлены этим в тупик. Ну и что теперь то было не так, с этим умственно отсталым товарищем?
Ву Чанси, который больше не мог сидеть на месте и ничего не делать, тут же вышел вперед и спросил: “Мастер, а почему... вы всё ещё так и не пишите?”
Фанчжэн ответил ему с горькой улыбкой на лице: “A как вообще... работает замешивание туши, чтобы сделать из неё смесь для письма?”
Ву Чанси тут же захотел грохнуться в обморок, когда он чисто на автомате и спросил: “Мастер, вы что, никогда не писали, используя кисть? Вы никогда раньше не натирали китайскую тушь в тушнице, превращая её в раствор для письма?”
Фанчжэн честно ему и ответил: “Ну если честно, то это был первый раз, когда я вообще пользуюсь кистью для письма.”
— Пффтт! —
Хоу Цзи, который до этого был совершенно невозмутим, сплюнул огромное количество воды изо рта, когда он воскликнул: “Что? Мастер, вы раньше никогда не пользовались кистью?”
Ну и увидев кивок подтверждения от Фанчжэна, Хоу Цзи тут же почувствовал, как его сердце покрывается арктическим льдом. Это ведь именно он и был тем самым человеком, который и предложил ставку в миллион баксов! Несмотря на то, что миллион баксов и не был для него неподъёмной суммой, он всё равно чувствовал, как в текущий момент, от него просто берут и отрывают огромный кусок его родненькой плоти!
Цзян Сунюнь и компания, после этих слов, были теперь ошарашены еще сильнее чем раньше и подобное заявление Фанчжэна, заставило их, просто потерять дар речи. Этот монах, которым всюду бахвалился Ву Чанси, никогда раньше не пользовался кистью! Тогда, какой вообще был смысл проводить подобное соревнование каллиграфов? Все знающие люди знали, что кисти не были такими простыми предметами в использовании, как допустим шариковые ручки. Никто не мог просто взять кисть в руки и начать ей великолепно выписывать каллиграфию. Ведь количество силы и определённого ускорения, что вы и придавали кисти для письма и определяли толстоту мазков вашей кисти, так же, как и всё остальные факторы, которые и будут влиять на написание. То, как хорошо вы могли написать свой текст, в абсолютности определялось именно в той части вашего написания, в которой вы использовали своё умение каллиграфа, при соприкосновении кисти с полотном!
Цзян Сунюнь уже не мог даже и париться насчёт всех этих издевок и всего насмехательства над Фанчжэном. Вместо этого, он с неким сожалением, просто проговорил: “Этот молодой монах и серьёзно настолько дурной и необразованный... блин, если он даже и не знает, как пользоваться кистью и тушью, так какой вообще был смысл в подобном соревновании?”
У Ву Чанси тут же возникла гениальная идея, когда он и воскликнул: “Мастер очень искусен в расписывании каллиграфичных символов на снегу. Так что он сможет выполнить это каллиграфичное задание, именно на нём!”
“Ву Чанси, как это вообще может называться соревновательной каллиграфией, если один из участников будет писать на стандартизированной для каллиграфии бумаге, когда другой будет просто выписывать что-то там на снегу, как какой-то пещерный человек? Справедливым и честным, было определение победителя, в абсолютно одинаковых условиях. Да и к тому же, вспомни любое соревнование по каллиграфии на внутригосударственном или же на национальном уровне. Ты видел хотя бы одно подобное соревнование по телевизору, чтобы оно проводилось именно на снегу? Да и более того, ты хоть раз видел, чтобы в подобных соревнованиях, конкурсанты или же участники, соревновались в выписывании каллиграфичных символов именно на снегу, чтобы таким вот безумным способом, они и определяли, чей конечный каллиграфичный продукт и был блин лучше? Это же просто бессмысленно, безумно и бесчеловечно! Ни одна страна не будет мучить людей искусства и культуры, писаниной на снегу!” — Цзян Сунюнь категорично отказался от подобной, просто безумной затеи. По его мнению, Оуян Хуацзай точно выиграет это нелепое противостояние. Ну а у этого молодого монаха, в текущем соревновании даже не было и шанса, так что он не хотел попусту тратить время и так же он не хотел тратить дополнительные усилия на эти сторонние попытки помочь безрукому монаху в возможности написать каллиграфию так, как ему будет удобно. Причём это его личное монашеское удобство, никак не соприкасалось с обычной каллиграфией, которой все обычные люди и писали в мире. Как говориться: почему он должен был идти на дикие уступки, ради одного невежи?
Остальные люди искусства в округе, в унисон согласились с доводами президента Ассоциации Каллиграфов, и они моментально расстреляли предложение Ву Чанси своими выкриками, загоняя того в самый дальний и тёмный угол.
“Ну и что нам теперь делать то? Старый Ву, даже если проигнорировать тот факт, что Мастер вообще не знает, как пользоваться тушницей, всё равно, простое растирание туши в смесь для письма, уже для нас всех будет проблематичным занятием, а без смеси для письма, как он вообще будет писать каллиграфию на бумаге?” — Сказал Хоу Цзи.
“А разве растирание туши в смесь, было настолько трудной задачей? Я это с легкостью сделаю, ведь силы у меня, хоть отбавляй!” — Толстяк закатал рукава и уже приготовился выйти вперед, но Ву Чанси одёрнул его назад и сказал: “Ты когда-нибудь раньше, вообще растирал тушь в смесь для письма?”
Толстяк на этот вопрос, лишь закатил глаза: “Да в какой эре, как ты думаешь, мы вообще живем? Кто вообще в наше время будет использовать кисть и растёртую тушь, без какой-либо на то, хорошей причины? Даже если нам и нужно было что-нибудь красиво расписать, мы просто использовали для этого жидкие чернила. Я никогда раньше не растирал тушь в тушнице, но разве это не просто растирание спрессованной золы с водой, до получения красящей жижицы? Насколько это занятие, вообще может быть сложным?”
“Ты... У тебя реально нет никакого страха перед потерей миллиона баксов и это точно произойдет из-за твоего дикого невежества! Растирание нашей национальной Китайской туши, является очень сложным и очень специфическим искусством. Если ты, при растирании используешь слишком много силы, то ты просто раскрошишь тушь кусками по всей тушнице, а если угол твоего растирания будет неправильный, то ты просто потеряешь весь конечный продукт, ведь её нужно натирать очень маленькой и специфической крошкой. Если ты добавишь к уже растёртому порошку слишком много воды, то каллиграфичные символы, которые ты будешь писать такой водянистой смесью, просто будут расплываться из-за большого количества воды, а если ты добавишь к растёртому порошку слишком мало воды, то каллиграфичный текст будет казаться слишком толстым, и он будет дополнительно оставлять большие пятна на бумаге. Независимо от того, насколько хорош был твой навык каллиграфии, твой каллиграфичный текст от подобной смеси будет в конце концов получаться просто ужасным! Если бы это было не так, то как ты думаешь, почему Оуян Хуацзай попросил именно свою жену растирать тушь в его тушнице до подходящей смеси для письма? Почему он не попросил для этого, любого другого каллиграфа, которых тут у храма собралось почти сотня? Для начала, человеку которому доверят натирание туши, нужно уметь это делать, да причём желательно, чтобы он умел это делать, на очень хорошем уровне. Во-вторых: данный натирающий тушь человек, должен понимать всё привычки каллиграфа, который и будет впоследствии писать этой замешенной смесью, и этот натирающий человек должен понимать, насколько тонкими или же насколько толстыми мазками и будет писать данный использующий замешенную тушь — каллиграф, поэтому из этого всего и делался очень очевидный вывод, что растирающий тушь человек, должен знать, как именно её, собственно, и натирать, чтобы впоследствии из неё получился идеально толстый или же идеально тонкий каллиграфичный текст. Ну и в-третьих, и это был наиболее важный фактор: данному человеку, который и будет для тебя растирать тушь, нужно было всецело доверять!” — Отругал Ву Чанси Толстяка.
Толстяк и Хоу Цзи были подобной тирадой, просто поставлены в тупик, и они тут же, больше даже и не осмеливались предлагать свою помощь. Хоу Цзи даже сказал: “Ву Чанси, тогда это сделаешь ты.”
Ву Чанси произнёс с горькой улыбкой на лице: “Я же просто теоретик и я никогда не пробовал делать это на практике. Сейчас у нас на кону был настоящий и огромный миллион баксов. Так что, я просто не осмелюсь этого сделать, как собственно, и вы, ведь я очень боюсь, что я всё испорчу.”
Фанчжэн тоже почувствовал по этому поводу, дикую и вселенскую печаль. Он даже и не знал, с чего ему и начинать, держа спрессованную тушь в левой руке. Он, естественно, тоже услышал, что сказал Ву Чанси. Раньше он подумывал о простом растирании спрессованной туши в тушнице и что мол это и сработает, но сейчас, он даже и не знал, с чего ему и начать. Послание Дракона и Будды научило его разным стилям каллиграфичного письма, но оно не научило его — как правильно натирать тушь в тушнице!
“Я это сделаю.” — Ну и в этот момент, один человек вышел из толпы и встал напротив Фанчжэна.
Фанчжэн поднял свой взгляд от стола и тут же был удивлен. Это была Цзин Янь!
“Маленький монах, я тебе скажу заранее: я не думаю, что у тебя есть хоть малейший шанс на победу. Да и к тому же, ты осмелился спустить волка, чтобы тот меня покусал. Я запомню это оскорбление и эту обиду, на всю мою жизнь! Я сейчас вышла вперед не для того, чтобы тебе помочь. Просто пойми незыблемую истину, на этой горе, слишком, чёрт возьми, холодно и я не хочу терять тут и лишней минуты. Быстро закончи со своей так называемой каллиграфией и всё будет хорошо. Да и к тому же, именно тебе решать, позволишь ли ты мне натереть для тебя тушь или же нет.” — Цзин Янь подняла свою голову к небесам, когда она говорила эти слова в довольно-таки заносчивом и в довольно-таки высокомерном тоне.
“Мастер, не позволяйте ей натирать вам тушь. Это же невероятно важный аспект в каллиграфии! Если она специально создаст вам неприятности и сделает вам черновой раствор, который даже нельзя будет и использовать, то тогда вы точно проиграете!” — Воскликнул Ву Чанси.
