Гусион попросил Ёнг-Хо поговорить с Каиван. Это было слишком подозрительно. Разве не сам Гусион ранее препятствовал их даже мимолётному разговору? Уловив настороженный взгляд, он откашлялся, словно что-то скрывая. Ёнг-Хо продолжал спокойно смотреть на него, скрестив руки. В итоге, первым заговорил Гусион:
— Время здесь течёт не естественным образом.
— Я наслышан от Аамона — Демонического Копья Красного Лотоса. Время не замирает, но и не идёт в привычном понимании, да?
На протяжении более тысячи лет оставалось секретом, почему духи на арене могли оставаться в живых. Без преувеличения можно сказать, что арена была другим миром, существующим в подземелье Маммона.
— Да, конечно, — Гусион кивнул. — Когда ты находишься здесь, ты не чувствуешь, как проходит время. Один год равен одной минуте, а одна минута равна целому году. Я провёл здесь, как минимум, тысячу лет, но так и не ощущаю их таковыми. Иногда мне даже кажется, что прошёл год, а иногда — что всего несколько дней. Странное, все-таки, это место.
Ёнг-Хо в какой-то степени мог понять Гусиона. Когда он сам был на арене, то тоже не осознавал, как идёт время. Изначально парень думал, что пробыл там больше половины дня во время своего последнего визита, а когда вышел оттуда, то оказалось, что прошло всего два часа. Но какая связь была между сущностью арены и Каиван? Гусион поджал губы. Затем он отмёл оставшиеся сомнения и снова заговорил:
— Дух Каиван находится на грани истощения.
Гусион не шутил. Его глаза были такими же серьёзными, как и тогда, когда он рассказывал историю Маммона.
— Я ведь говорил тебе, с момента исчезновения Каиван прошли целые десятилетия.
Ёнг-Хо тоже вспомнил те далекие времена. Ему на ум пришло слишком бледное лицо Каиван.
— Я не знаю, как течёт время в этом пространстве, но… мы не можем обмануть истинную природу времени. Независимо от того, как мы себя чувствуем на этой арене, время всё ещё идёт.
Голос Гусиона заметно просел к концу сказанной фразы. Дело было не только в сроке Каиван, в голосе Гусиона отражалась тысяча лет после смерти Маммона.
— Каиван с самого начала была подавлена. Она никак не могла смириться с реальностью, что ей пришлось остаться на арене. Каиван пришлось от многого отказаться.
Дом Маммона только-только начал восстанавливаться. Её верные подчинённые, а также больной младший брат, очень ждали её возвращения. Каиван не была особенной. Предыдущие поколения до неё, которые все в итоге были побеждены и заперты на арене, также многого лишились, но Ёнг-Хо мог понять чувства самой Каиван, и почему она была так сильно этим одержима. Предыдущие поколения владельцев Маммона были в лучшем положении. Семья Маммон всё еще жива и хорошо развита, и они были достойными преемниками. В отличие от Каиван. Неспособность покинуть арену не опустошила бы её. Было ясно, что Каиван больше беспокоилась о своём больном младшем брате, которому просто не выжить без неё, и который останется один в Доме Маммона.
— Кайван поддерживала себя чистой и сильной верой. Всё, что у неё оставалось — это только вера.
Ёнг-Хо все понял. Парень вспомнил те вопросы, которые она задавала ему в первый день их встречи. Тогда Каиван невольно спросила: "Брат... Ты выйдешь на арену? Даже если это всего лишь потомок".
Ёнг-Хо закрыл глаза. Гусион продолжал говорить:
— Посетителям арены нужно хотя бы раз бросить вызов. Но если ты с напарником, неважно, кто из вас примет вызов. Каиван возлагала на это свои большие надежды. Она говорила, что есть сильный подчинённый, который легко может пройти первый уровень. Как его звали, Энделион?
Это было несбыточное желание. Отец Офелии, Энделион, разочаровался в Кайенне и ушёл из семьи Маммон без него. Кайенн не смог справиться с внезапной атакой Бешеных Муравьев. Единственный пропуск на арену был потерян.
— Вот так прошло время. Десятилетия в истинном понимании этого слова. Но для Каиван это было как целые сотни лет.
Каиван, описанная в заметках Кайенна, была очень сильной женщиной. Но при этом Каиван, с которой Ёнг-Хо столкнулся на арене, была похожа на нежную, тонкую хрустальную вазу, что вот-вот сломается, стоит только немного ее подтолкнуть.
— А потом появился ты.
Ёнг-Хо открыл глаза. Гусион повернулся к нему лицом.
— У меня было какое-то внутреннее предчувствие. Ты — не тот, кого так хотела Каиван. Была даже вероятность, что ты оправдаешь её наихудшие опасения.
— И поэтому ты вмешался?
Гусион лишь горько усмехнулся.
— Я заведую ареной. Каиван — боец арены, и одна из моих любимых потомков Маммона.
В конце концов, сейчас именно Гусион выступал праведником. Ёнг-Хо глубоко вздохнул. Он был таким же грубым и неуклюжим, как и всегда.
— Каиван больше не может поддерживать себя одной лишь верой, как было раньше, — Гусион продолжил свои рассуждения. — А всё потому, что ты явил правду. Ты знаешь, что случилось с Кайенном, и, возможно, тебе удастся его привести.
Рассудок Каиван был нестабилен, и, в конце концов, её предел был достигнут. Ёнг-Хо стиснул зубы. Теперь парень понял, почему вмешался Гусион. Было ли разумно сообщить Каиван о смерти её любимого брата и крахе семьи Маммон? Гусион решил, что время настало. Каиван пришлось посмотреть правде в глаза, даже если это в итоге сломило её. Ёнг-Хо сглотнул вязкую слюну. Каталина молчала и, казалось, даже не дышала.
— Младший брат Каиван, Кайенн, умер от болезни.
Ёнг-Хо подавленным голосом поделился с Гусионом всем тем, что сам знал, словно репетировал. Это была панорама трагедии. Гусион посетовал на то, что бывший владелец покончил жизнь самоубийством.
— Это ужасно... это ужасно...
Ёнг-Хо тоже так думал. Ведь ужасно даже представить, как бедная Каиван воспримет эту страшную, неожиданную для нее, новость.
— Но есть и положительный момент, — сказал Гусион приглушённым, но спокойным голосом. — Кайенн стал главой семьи Маммон, женился и даже завёл детей. Таким образом, Кайенн позволил Дому Маммона продолжить своё существование.
Обычная история, но такую посредственность порой необходимо достигнуть.
Гусион горько усмехнулся. Он несколько раз потёр губы, а затем опустил руки.
— Освободи Каиван. Пора ей избавиться от этой одержимости.
Ответа не потребовалось. Гусион отступил, и человек в маске зверя повёл Ёнг-Хо дальше. Парень настойчиво приказал Каталине не следовать за ним. Как и сказал Гусион, парень не чувствовал течения времени. Всего несколько сделанных шагов ощущались как целая вечность.
Человек в маске зверя провёл Ёнг-Хо в зал ожидания арены. Там Каиван сидела на стуле, съежившись и нервно дрожа. Её глаза, виднеющиеся за седыми волосами, были наполнены тревогой и страхом, но никак не надеждой.
Каиван подняла голову и увидела перед собой Ёнг-Хо. Она открыла рот, но так и не смогла говорить. Жажда Каиван узнать правду была так велика, что ей было трудно что-либо выдавить из себя.
Ёнг-Хо вспомнил то время, как впервые увидел Каиван. Некоторые из её воспоминаний остались внутри её маны. Маленькая безобидная девочка, которая всё кричала, что никогда не падёт. Ёнг-Хо снова с трудом сглотнул слюну. Не избегая взгляда Каиван, парень стал напротив неё. Он заговорил на удивление ровным, уверенным тоном:
— Каиван, твой младший брат Кайенн мёртв. Уже около десяти лет.
Не было ни криков, ни истерики. Ёнг-Хо крепко схватил Каиван за плечи. Он рассказал ей всю историю, которая заставила её почувствовать себя так, словно она превратится в пепел.
***
Слова "вымотан" было недостаточно, чтобы выразить его чувства. Гусион улыбнулся Ёнг-Хо, который покинул зал ожидания и вернулся на арену. Он похлопал парня по плечу, словно притворяясь дружелюбным.
— Ты сделал достаточно. Теперь это её проблемы. Я, как владелец арены, выражаю тебе огромную благодарность.
Ёнг-Хо вспомнил Гусиона, которого он видел в памяти Маммона. Этот инцидент стал доказательством того, что Гусион был искренним человеком.
Выслушав всю горькую историю, Каиван уснула, тихо плача на руках Ёнг-Хо. То, что произойдёт после пробуждения, было, как сказал Гусион, её личными проблемами.
Ёнг-Хо сел на ближайший стул. Затем парень спросил Гусиона, который присел рядом с ним:
— Разве ты не говорил мне, что покорение арены освободит её духов?
— Я сказал, что ты можешь заполучить этих духов. В любом случае, это одно и то же. И…
— И что?
— Нет, нет... этого вполне достаточно. Я сохраню это в тайне. Значит, ты все-таки собираешься бросить вызов четвёртому уровню?
Ёнг-Хо засмеялся. Гусиона раздражало то, что он чувствовал себя негодяем. Ёнг-Хо несколько раз покачал головой, вытащил что-то и сказал:
— Для начала, я хотел бы тебя кое о чём спросить. Аамон, тебя это тоже касается. Я хочу узнать, что это за металл.
В руке Ёнг-Хо был осколок короны. Гусион увидел этот осколок, и его улыбка уже явно отличалась от той, что была раньше. Вместо того, чтобы взять осколок короны из рук Ёнг-Хо, Гусион задал парню вопрос, которого тот совсем не ожидал:
— Это всё, что у тебя есть?
— Нет, из остального кузнец делает самые красивые украшения для моих духов.
Изначально парень хотел объяснить, на что способен металл. Аамон наблюдал со стороны, в отличие от Гусиона. Однако реакция Гусиона отмела эту идею:
— Ты был прав, он — настоящий преемник Маммона. Не так ли, Аамон?
Словно отвечая Гусиону, в воздухе вспыхнуло пламя красного лотоса. Мягкий, нежный голос сопровождал пламя.
[Бригада. Божий металл. Частицы плоти истинного Короля. Он откликается на частицы души.]
Вместо того, чтобы попытаться разъяснить, как Аамон, Гусион закатил рукава. Он обнажил чёрный браслет, спрятанный под его белым костюмом. Ёнг-Хо тут же узнал эту вещь. Чёрный браслет был сделан из того же металла, что и корона.
— Это то, что я получил от Маммона. Он был первым человеком в мире демонов, использовавший его таким же образом, что и ты. Всем нам, не считая Аамона... он подарил Двенадцати Духам Маммона украшения, сделанные из Бригады.
Это был голос, полный печали и глубокой тоски. Однако Ёнг-Хо не смог ответить Гусиону. Его не удивила великая история об истинном Короле демонов или таинственные частицы плоти. Когда парень услышал рассказ Гусиона, у него в голове возник вопрос. Гусион сказал, что Маммон был первым, кто использовал "Бригаду" таким образом. Значит ли это, что короли до эпохи Маммона не смогли распознать истинную природу Бригады? Или же Бригада была обнаружена только во времена правления Маммона? Возможно, ни то, ни другое. У Ёнг-Хо появился один вариант. Двенадцать Духов Маммона даже после смерти Маммона были подчинены Лабиринту Алчности...
Гусион прекрасно знал, о чём думал Ёнг-Хо. Он снова самодовольно засмеялся и дал ответ:
— Да, Двенадцать Духов Маммона. Мы — первые истинные духи подземелий в мире демонов. Нынешняя система духов
подземелий — ничто иное, как имитация оригинала, созданного Маммоном.
Вспыхнуло пламя красного лотоса. Голос Аамона эхом разнёсся в сознании Ёнг-Хо:
[Мой молодой господин, теперь я могу использовать силу Алчности.]
[На протяжении поколений короли, правившие этим миром, обладали силой греха. И теперь пора узнать, почему.]
Свет от Бригады падал на ладони Ёнг-Хо. Зелёное пламя Алчности возникло под наставничеством Аамона и Гусиона. Истинная сила Семи Смертных Грехов раскрылась.
