«Собственная моя жизнь внушает мне отвращение. Я — позорный отпечаток нежити на чести драконьего рода. Хуже всего то, что я — трус. Я слишком боюсь смерти, чтобы позволить себе быть убитым. Я предпочёл жить в позоре как убийственная Мерзость, чем умереть благородным Туманным Драконом, которого любила моя семья.
С сегодняшнего дня я отказываюсь от имени Азит и называю себя Раум. Это имя ничего не значит — и это как нельзя лучше подходит. С этого дня я — ничто.»
Легайн перестал читать, задумавшись над этими словами.
— Понятно. Значит, Азит бежал много дней, — сказал он спустя паузу. — Его облик Мерзости появился уже задолго после похорон и достаточно далеко, чтобы члены его Братства ничего не заметили.
— Его чего? — переспросил Арк.
Обычный день безумной резни и жадного пиршества снова вернул мне рассудок. Меня осенила чудесная мысль. Что есть Элдрич, если не живая масса энергии? Что есть Кузнечество, если не искусство придавать энергии форму и назначение?
Что будет, если я применю Кузнечество к собственной энергии, превратив её в псевдоядра? Если я прав — я нашёл способ преодолеть пределы, что ограничивают и Мерзостей, и Элдричей.
Если я прав, значит, Могар ошибался. Ошибался даже отец. Значит, возможно, я не неудачник.»
«Год 12 147. День 358.
Я сделал это. Я нашёл решение своей проблемы. Как и многие великие открытия, моё произошло случайно. Я извлекал светлый элемент для экспериментов из последней партии подопытных, когда меня озарило.
Почему довольствоваться лишь их маной, тратя впустую жизненную силу и плоть? Раз всё равно им предстоит умереть — почему не использовать их существование до конца? Да, Запретная Магия вызывает всеобщее отвращение, но разве моя жизнь не вызывает того же?
Эти букашки погибнут тысячами в бессмысленной войне, так пусть хотя бы послужат делу выше прихотей деспота. Я тут же попробовал превратить заклинание Кузнечества в Запретное. Не вышло, разумеется. Но погибло всего около сотни пленников — куда меньше, чем в обычных опытах. Редко когда провал сулит столько надежды.»
Легайн перелистывал тома, изучая описания неудач и выводов Раума.
«Год 12 691. День 78.
Противно признавать, но, несмотря на дурную славу, Запретная Магия отнюдь не проста. Я исследую относительно примитивные заклинания, требующие крохи энергии по сравнению с созданием, например, затерянного города, — но и для них количество жертв чудовищно.
Каждая неудача чему-то учит, но их слишком много, даже для меня. Я понимаю, что, в отличие от безумцев прошлого, работаю в одиночку и ради благой цели, но… а что, если я ошибаюсь?
Даже будучи Драконом, венцом Могара, я поглощал лишь столько жизней, сколько требовалось телу. Моя сила и жизненная энергия поддерживали сами себя.
Им не был нужен постоянный поток крови, чтобы не распасться. И теперь мне начинает казаться, что я всё это время бежал от самой смерти — а моя гордыня мешала это признать.
Мой голод — лишь симптом погони. Те, кого я убиваю, — не для меня, а для бури, что всё время следует за мной. То, что я называю «питанием», — не более чем подбрасывание ей наживки.
Жизненная сила, что я поглощаю, утекает в бурю, давая ей иллюзию, что она настигла меня. Это удерживает бурю от того, чтобы настигнуть и поглотить меня окончательно.
Так вот почему Могар сердился? Может, Мерзость — это всего лишь глупое создание, которое обманывает само себя, думая, что обмануло смерть? За годы многие жертвы называли меня безумцем… и вот впервые я думаю, что они могли быть правы.»
Легайн поморщился, читая первые проблески Азита, которого когда-то знал, среди бесконечных записей Раума — чудовища, занявшего его место.
[Мой сын был потерян, но ещё не исчез. По крайней мере тогда,] — вздохнул Хранитель. — [Тот, кто похитил Зорет и сразился со мной, — это Раум, и финал этой истории очевиден. Но я должен понять, как на самом деле погиб мой сын.]
Легайн оставил всякие надежды на счастливый исход и продолжил чтение.
