Салаарк ненавидела мысль просто стоять и позволять Легайну развлекаться, но он делал то же самое для неё в прошлом.
[Будет справедливо, если я верну долг], — подумала она, запечатывая зону радиусом в десять километров изумрудным куполом.
— Ладно. Но я не хочу, чтобы ребёнок или мать услышали или почувствовали хоть что-то, что может их потревожить. Мы договорились, воробушек? — Легайн отозвал Драконий Страх, дав Грифонам возможность бороться за свои жизни.
— Договорились, ящер, — кивнула Салаарк.
Вхар и другие Грифоны попытались Варпнуться после деактивации сжимающего пространство массива, но изумрудный барьер не пропустил их. Хуже того, земля под ногами сотрясалась всё сильнее, из трещин вырывалась бело-раскалённая магма.
— Я переживаю за Кигана. Пожалуйста, спаси ему жизнь, дедушка. Он почти умер ради меня. Ради нас, — она схватила гигантский палец Легайна и превратила кожу в Драконью Чешую, показывая, как много для неё значила жертва Тёмного Феникса.
— Ладно! — Отец всех Драконов не мог отказать ей и не смог бы ещё девять месяцев, плюс-минус.
— Мне нравятся твои идеи, Перышко. Обе, — щёлкнула пальцами Салаарк, исцеляя Грифонов настолько, чтобы они дожили до Ям Агонии, и переместив их в Кровавую Пустыню.
— У меня нет времени возиться с этими отбросами. Не тогда, когда есть что отпраздновать! — она с материнской нежностью коснулась живота Камилы. — Но немного обидно, что ты решила, будто я неблагодарна.
— В каком смысле? — спросили Камила и Легайн в унисон.
Когда ярость Владыки Мудрости утихла и стихии успокоились, внутри запечатанной области стал виден второй, меньший изумрудный купол.
Остатки Кигана были едва с человеческий рост и могли бы исчезнуть даже от последствий «Уничтожения» Грифонов, если бы не защита Салаарк. Облачко тьмы тщетно пыталась выбраться, но безуспешно. Даже тени насекомых были под властью Повелительницы Войны и отказывались подчиняться Кровавому.
— Успокойся. Я не собираюсь тебя убивать, Кровавый, — взмах её руки рассеял оба барьера.
— А как же твоё обещание убить меня при следующей встрече, Ма… Повелительница? — Киган полупрошептал, полупроизнёс.
Он был так слаб, что даже человеческая форма давалась с трудом. Раны подёргивались в попытке закрыться, но без маны и питания Тёмный Феникс едва сдерживал кровотечение.
У него не осталось маны, чтобы превратить её в жизненную силу с помощью Пламени Перерождения, а окружающей энергии мира было слишком мало для восстановления. Его тело поглощало её как могло, но это было всё равно что заклеить пулевое ранение пластырем.
— Обещание остаётся в силе, Кровавый, — на лице Салаарк появилась холодная гримаса, губы искривились в отвращении. — Ты убивал своих братьев и сестёр. Моих детей. Ты предал моё Гнездо и совершил бесчисленные зверства ради поддержания мерзкой пародии на жизнь.
Мать всех Фениксов шагнула вперёд, её руки загорелись белыми огнями.
— Уверяю тебя, Кровавый, я убью тебя. Это не будет быстро. И не будет безболезненно. Ты испытаешь всё, что причинил своим братьям и сёстрам, столько лет, сколько твои преступления продлили твоё искажённое существование.
— Задолго до того, как придёт время твоей казни, ты возжаждешь освобождения смертью. А я отвечу на твои мольбы с той же милостью, какую ты оказал своим жертвам.
Камила и Зиния никогда не видели Ям Агонии, они лишь знали об их существовании. Салаарк не позволяла посещать их даже членам Гнезда, считая это слишком жестоким и травмирующим опытом.
Только преступникам, получившим шанс на искупление, показывали Ямы Агонии, чтобы те знали, что ждёт их, если мольбы о пощаде не будут подкреплены коренной переменой.
Тем не менее, двух женщин не смутило, о чём говорила Салаарк. Они встали перед Киганом, защищая его, чувствуя свою ответственность за его пленение.
Они не могли остановить продвижение Салаарк больше, чем могли остановить восход солнца или порыв ветра.
