— Святые боги, я что, так сильно растерял форму, или ты набрала пару тонн?— сказал Синий Феникс, когда у него хрустнула спина от усилия.
— И то и другое. Существа твоих размеров должны были бы без труда поднимать меня, — Солус кивнула в сторону Лита, мягко, но твёрдо убирая руки Аэрта с себя.
Феникс, возможно, помнил её хорошо, но она его — нет, и внезапная близость казалась жуткой.
— О, прошу прощения за манеры. Я Аэрт, — он протянул Литу руку. — Ты её парень, муж или нечто среднее?
— Я Лит Верхен. И я её партнёр.
— В Пробуждённой общине вообще, а особенно в моей сфере деятельности, секреты — наивысшая ценность. Совать нос — значит искать неприятности, — ответил Аэрт. — К тому же мать считает тебя частью семьи. Этого мне достаточно.
— У тебя отец — Дракон? — спросила Солус, поражённая тем, как невозмутим и хладнокровен был Феникс.
— Нет, человек. Именно поэтому ты и выбрала меня, а я принял твое ухаживание. Для чистокровного Феникса ты была бы почти младенцем, но для парня моего возраста — ты была невероятно горячей. Ум гения и тело...
— Я всё поняла! — снова перебила она, когда его руки стали обводить в воздухе точные очертания её фигуры.
— Извини, — пожал он плечами, хотя голос совсем не звучал извиняюще.
— У меня вопрос, — сказал Лит, получив от Солус испепеляющий взгляд, который он проигнорировал. — Бабушка говорила, что ты входишь в её команду исследований и разработок по кристаллам памяти.
— Верно, — кивнул Аэрт.
— Зачем ей вообще нужны исследования? Она изучила мои кристаллы и, похоже, всё поняла.
— По той же причине, по которой ей нужны гнездо, Перья и по которой она не стала помогать Заре столетия назад. Мать хочет, чтобы мы учились стоять на своих ногах. Она помогает только тогда, когда мы сами не можем справиться, и лишь после того, как выложились на полную, — ответил Феникс.
— Мы на месте. Галерея, — взмахом руки он открыл дверь человеческого размера.
Комната внутри была освещена магически, пол и стены покрыты плиткой, окрашенной соответственно в красный и белый цвета. На стенах висели картины с повторяющимся мотивом.
На всех был изображён мужчина, сидящий на большом диване рядом с женщиной.
Лит узнал в них Трейна и Менадион. На первой картине Повелительница Пламени держала на руках новорождённую.
На следующей — на его коленях сидела маленькая девочка. Потом — уже подросшая девочка, которая теперь сидела по другую сторону от Трейна. Лит узнал в ней Солус. Каждая картина была подписана годом, в который её нарисовали, и изображала взросление Солус до того момента, когда она стала выглядеть так же, как сейчас.
Остальные картины были пейзажами или натюрмортами и не вызывали у них интереса.
— Это копии? — спросила Солус, не отрывая глаз от фигуры отца.
— Да. Я хранил их, чтобы тебе было уютно, когда ты оставалась здесь на ночь, — кивнул Аэрт. — Оригиналы ты держала у себя в комнате в башне.
— Разве отец не должен был умереть, когда я была подростком? Почему он на всех картинах?
— Трейн и твоя мать были Пробуждёнными. Они не старели, как ты. Отец всегда сначала рисовал тебя и Рифу, а потом добавлял свой автопортрет. После его смерти ты продолжила традицию и просила художника добавлять Трейна, даже когда его уже не было.
Аэрт снял с стены последнюю картину и протянул её Солус.
— Это один из немногих оригиналов, что у меня остались, и он твой.
— Что ты имеешь в виду? — прошептала она, её глаза затуманились от слёз, пока она читала дату на картине.
Её создали всего через несколько месяцев после того, как она и её мать были убиты, но на изображении все они выглядели живыми — даже Трейн.
— Я научился рисовать ради тебя и настолько хорошо подражал стилю твоего отца, что ты поручила мне рисовать твою портретную картину на каждый день рождения. Я делал одну для тебя и одну для себя, — ответил он.
И по картине было видно, что любовь и страсть, вложенные в неё, ничуть не уступали работам Трейна.
