Еще одна ночь, когда я не могу забыться в алкоголе.
Пусть горло чувствует тепло вина, сердце оно не согревает.
Всякий раз, как я держу в руках бокал, во мне разгорается ненависть.
Этот бокал был пятым, и я потянулась к бутылке, чтобы наполнить шестой, но вдруг моя рука замерла в воздухе.
Столик на четверых казался на удивление большим, что бы я ни пила, сколько бы ни пила. Не важно, кто составлял мне компанию. Ничто и никто не мог заполнить пустоту во мне.
В руке я держу книгу, но так и не перевернула ни одной страницы. Закладка по-прежнему лежит в том месте, где я ее оставила. Пусть я знаю, как должна закончиться эта история, но продолжаю искать другой финал, который она заслуживает.
Финал, в котором нет лжи, скорее всего не наступит никогда, но мне будет достаточно доказательства хотя бы теоретической возможности его существования.
Я представляю, как мои мысли наполняют пустой бокал, и словно выпиваю их. В изогнутом стекле бокала видно мое улыбающееся отражение. Отражение, словно смеющееся надо мной.
Затем оно вдруг исчезает, сменяясь фигурой другого человека. Девушка, не так давно ушедшая. «Она бежала обратно?» — думаю я, видя, как тяжело она дышит.
— Забыла что-то?
Я протягиваю ей шерстяной плед, предлагая присесть, и она соглашается, занимая свое прежнее место. Что же заставило ее вернуться?
— Я все равно не верю в то, что ты сказала. Про созависимость.
Я только закатываю глаза. И ради этого она бежала сюда? Чтобы сказать мне об этом? Затем начинаю кое-что понимать.
Она пришла, чтобы защитить его от меня. Защита — более точное слово, хотя поначалу я видела в этом собственничество
Стоило похвалить ее за смелость бросить мне вызов. Это было нелегко, и пусть неприятно это признавать, но часть меня очень похожа на мою мать.
Не хотелось говорить это ей. У меня не так много времени, чтобы тратить его на нее. Ненавидеть ее я тоже не могу — это уже перебор, даже для меня.
Разочарование только росло, и я вылила остатки вина в бокал.
* * *
Содержимое бокала переливалось алыми волнами, среди которых плясали крохотные пузырьки. Мое сердце металось точно также, после того, как я бежала сюда от самой станции.
— Вот так я вижу отношения между вами тремя. Основанными на созависимости.
Созависимость. Слово, о котором я раньше не подозревала и значения которого не понимала. Я неспособна понять такие сложные идеи. Но это слово достаточно просто и я не могу вести себя так, словно и его не поняла.
— Это и ко мне тоже относится?
Сердце, едва успокоившееся, снова заколотилось. Я все-таки продолжаю искать ответы.
— А разве нет? — Со смехом спросила она. — Ведь Хикигая во многом полагается на тебя. А тебе, Гахама, нравится это внимание с его стороны. Настолько нравится, что ты готова все для него сделать. У тебя все гораздо хуже, чем ты считаешь.
— Нет, все не так.
Я с трудом отвечаю, и мои губы при этом дрожат. Все не так, я чувствую это.
— Они стали такими, какими стали. Тебе придется как-то это принять.
Она говорит что-то еще, но я это уже не слышу.
— Разве не естественно хотеть что-то для него сделать? Когда ему плохо, я хочу его подбодрить, быть рядом с ним.
Мне так тяжело это говорить, что я впервые смотрю на кого-то с неприкрытой злобой. В горле совершенно пересохло, но я смотрю ей в глаза, отказываясь отводить взгляд.
Она смотрит в ответ взглядом старшего человека, а затем вдруг закрывает глаза.
— Ты считаешь, что это и есть нечто настоящее?
— Я не знаю.
С того самого дня я пыталась понять, что же такое настоящее он искал. Пыталась понять и не смогла . В глазах вдруг появились слезы и я, не выдержав, опустила голову.
— Не знаю, что это, но не созависимость. И близко не оно.
Она смотрела на меня все с тем же выражением, затем собралась что-то сказать, но промолчала. Едва высохшие слезы полились снова.
— Иначе не было бы так больно…
Боль в груди. Боль в сердце. Боль, что преследует меня повсюду.
Всё во мне продолжало кричать и плакать от любви к нему, но, похоже, впустую.
