Увидев, что Сяо Фань в четвертый раз замахнулся и лезвие кинжала направлено на них, Наньгун Вэньтянь, Шакра, Один, Посейдон, Михаэла и другие выдающийся люди в страхе замерли. На этот раз подавляющее большинство людей молчали, лишь несколько крупных представителей Департамента Духов, индийской секты Брахманов, организации Кармен, организации Х и престола Света в растерянности закричали.
— Сяо Фань, не надо!
— Один, быстрее достаньте Туринскую плащаницу!
— Посейдон, возьмите контроль над Туринской плащаницей и дай с ее помощью отпор!
В этот момент, находящиеся внизу Наньгун Вэньтянь, Шакра, Один, Посейдон и Михаэла, все пятеро, пришли в себя после испуга. Затем они обменялись взглядами, в их глазах появилась злость, и они пришли к согласию.
Сяо Фань не убил их только что не потому, что не хотел убивать, а потому что они были ядром Туринской плащаницы. Оборонная мощь их пятерых была чрезвычайно сильной, так что Сяо Фань решил сначала разобраться с остальными людьми, а затем прикончить Наньгун Вэньтяня, Индру и остальных трех.
Разумеется, Сяо Фань мог убить их даже при их сильнейшей обороне, просто он выбрал более совершенный метод. Если бы он убил их при их максимальном уровне обороны, то растратил бы слишком много духовной энергии, в этом не было необходимости.
Возвращаясь к Наньгун Вэньтяню и остальным четырем людям, к этому моменту все пять человек принудили свое душевное состояние стабилизироваться, а затем их ауры быстро слились в одну, они выкрикнули что-то низкими голосами, и Туринская плащаница вновь заволновалась в воздухе.
Волны крови, хлынувшие из Туринской Плащаницы, закрыли собой небо и превратились в море крови, и в этом море крови было семь-восемь скелетов звериного облика. Они высоко поднялись, оскалили зубы, их пасти издавали странные звуки. Один за другим они закричали, до боли сотрясая сердца людей.
Что касается контратаки Наньгун Вэньтяня и остальных четырех, Сяо Фань не начал действовать сразу, он дал им достаточно времени, чтобы они пришли в боевую готовность и ответили на его атаку.
И дело было не в том, что Сяо Фань самоуверенно решил дать противникам передохнуть, а в том, что Сяо Фань хотел получить Туринскую плащаницу.
По мнению Сяо Фаня, Туринская плащаница была редко встречающейся злой вещью, даже в мире Сянься она была эксклюзивным товаром, заслуживающая, чтобы за нее боролись.
Кроме того, Сяо Фань знал, что подобные злые вещи обычно обладают крайне ужасным поражающим действием и разрушительной силой. В то же время, у такой вещи есть очевидный недостаток, это, можно сказать, палка о двух концах. В то время, как она ранит противника, она может нанести вред и тому, кто ей управляет.
Как, например, в случае с Наньгун Вэньтянем и остальными. Они думают, что прибрали к рукам Туринскую плащаницу, но они даже не подозревают, что уже стали ее марионетками. Это Туринская плащаница прибрала их к рукам.
Таким образом можно было увидеть злую сущность Туринской плащаницы.
Сейчас Сяо Фань собирался вынудить Туринскую плащаницу атаковать, потому что, как только она атакует, Сяо Фаню будет удобнее ухватиться за ее духовное сознание. Если же она будет лишь обороняться, но не атаковать, то Сяо Фаню придется потратить слишком много энергии, чтобы с ней разобраться.
Однако Наньгун Вэньтянь и остальные выдающиеся люди неправильно интерпретировали временное бездействие Сяо Фаня, они тут же воодушевились.
— Ха-ха, Туринская плащаница — мистический предмет необычной и непредсказуемой силы! Этот Сяо Фань определенно испугался! Скорее, сейчас у Туринской плащаницы максимальная мощь, убейте его, убейте его! — тут же охрипшим голосом изо всех сил закричала одна из выдающихся женщин.
— Убить его! — проревел старик, который ранее говорил, что у Сяо Фаня не хватит смелости уничтожить Фракцию Принцев и убить всех принцев до единого.
— Казнить этого вора! — таким же строгим голосом закричал один из выдающихся мужчин среднего возраста.
— Умри, Сяо Фань! — бешено проревели Наньгун Вэньтяню и остальные четыре человека.
Похоже, в этот момент к ним вернулись уверенность и боевой дух.
Бум!
Кровавые волны захлестнули Сяо Фаня, находящиеся в них семь кроваво-красных скелетов издали резкий визг и выпустили острые когти, стараясь прочно ухватиться за Сяо Фаня.
Сама Туринская плащаница была словно живая, она непрерывно бурлила и перекатывалась, как будто в ней из последних сил боролся какой-то человек. От нее исходили трудно выговариваемые, непонятные и странные звуки. Эти странные звуки были неприятными для слуха, они заставляли сердца людей биться хаотично.
— Хватит, наконец я тебя поймаю!
Увидев происходящее, Сяо Фань наконец кивнул, и медленно поднял находящийся в руке Кинжал Кровавых Духов. Затем он опустил его и ударил в четвертый раз!
Бум!
Четвертый удар Сяо Фаня был точно так же наполнен спокойствием, он был беззвучным, однако, кинжал еще даже не коснулся моря крови, а это море уже с шумом разорвалось. Семь-восемь скелетов, находящихся в этом море крови, пронзительно завизжали и сразу же развалились на части.
Вслед за этим Туринская плащаница сжалась и издала наполненный испугом тихий стон.
— Слишком поздно!
Сяо Фаню было не до разборок с Наньгун Вэньтянем и остальными четырьмя людьми, он уставился на Туринскую плащаницу, покачал головой и начал говорить. Но не успел он договорить, как атаковал.
Люди только и видели, как мелькнуло его тело, и он поднялся в воздух перед Туринской плащаницей. Затем он раскрыл руки и схватил ее.
Туринская плащаница вся сияла кроваво-красным светом, она как будто сопротивлялась. Но от ладони Сяо Фаня тоже исходило кроваво-красное сияние и это сияние имело еще более сильный запах крови. Разница между сиянием Сяо Фаня и светом Туринской плащаницы была, как между взрослым человеком и младенцем.
Бум!
Наньгун Вэньтянь, остальные четверо, а также выдающиеся люди организаций не видели всего, что произошло. Они лишь увидели, что поверхность Туринской плащаницы неожиданно засияла кровавым светом, ослепляя людей. Но в следующую секунду, когда все люди смогли открыть глаза, Туринская плащаница исчезла без следа, пропала в неизвестном направлении, в воздухе стоял один лишь Сяо Фань!
В тот момент, когда исчезла Туринская плащаница, Наньгун Вэньтянь и остальные четверо были поражены ударом молнии, из их ртов хлынула алая кровь, затем они один за другим упали на землю, побледнели и их аура стала невероятно слабой.
Сяо Фань силой вернул себе Туринскую плащаницу и принудительно прервал связь между ней и пятеркой людей, во главе с Наньгун Вэньтянем, которые стали ее марионетками. Именно поэтому эти пять человек получили серьезный ущерб, они находились на грани смерти!
— Вэньтянь!
— Один!
— Посейдон!
— Шакра!
— Михаэла!
Поскольку Туринская плащаница исчезла, то пять человек во главе с Наньгун Вэньтянем и Сяо Фань наконец могли входить в контакт с находящимися в воздухе выдающимися людьми. Великие люди Департамента Духов, индийской секты Брахманов, организации Кармен, Организации Х и престола Света закричали и с шумом направились каждый к представителю своей организации.
— Кхэ-кхэ!
Наньгун Вэньтяня обнял выдающийся человек из Департамента Духов. На лице Наньгун Вэньтяня отражалась злость, он хотел что-то сказать, но не мог, лишь из уголков его рта непрерывно текла кровь.
Один, Посейдон, Индра и Михаэла были в таком же состоянии, в их глазах светились жажда жизни и страх смерти. Все они подняли руки, как будто стараясь что-то схватить, но они могли поймать лишь воздух.
Вдруг!
У всех пяти людей изо рта хлынула кровь, затем их головы искривились, один за другим они перестали дышать и внезапно умерли!
Наньгун Вэньтянь, Один, Посейдон, Шакра, Михаела — все пятеро умерли!
— Нет!
Несколько подошедших людей Департамента Духов, индийской секты Брахманов, организации Кармен, Организации Х и престола Света пронзительно закричали, этот звук долетал до слуха, поднимался ввысь, а затем прорывал барабанные перепонки. Даже те, кто убежал к подножию горы, могли отчетливо его слышать.
К этому времени около сотни принцев Фракции Принцев, куда входили также Наньгун Вэньтянь и остальные Семь Великих Императоров, были мертва. Сама Фракция Принцев была, можно сказать, стерта с лица земли!
Неподалеку Сяо Фань спокойно смотрел на все это, на его лице не были ни скорби, ни радости, на нем не отражалось вообще никаких чувств, как будто все это было чем-то мимолетным, не стоящим внимания.
