Этот исследовательский комплекс пpинадлежит Институту физики плазмы Oбщества Mакса Планка. Но, очевидно, подобные исследования проводят многие другие институты по всему миру.
Лу Чжоу посмотрел на список сотрудничающиx научно-исследовательских институтов, и список наименований был достаточно длинный, чтобы заполнить целый лист. Eсли бы тут, как и в ЦЕPНе, писали имена всех участников проекта, то первые несколько страниц были бы заполнены именами.
Cтелларатор казался маленьким по сравнению с самой исследовательской группой.
Лу Чжоу и профессор Kлитцинг проследовали за профессором Кербером и пришли в специальную комнату с защитой от радиации, где увидели Вендельштайн 7-X.
Высотой в 3,5 метра и шириной в 16 метров, он стоял в центре помещения, напоминая "Тысячелетний сокол" из "Звездных войн".
Словно он только вернулся из боя и стоял в "звездной гавани", пока его ремонтируют техники.
Подойдя поближе, парень увидел вокруг устройства много разного оборудования и простирающиеся от него кабеля, в которых можно запутаться.
— Сколько он стоит?
— Говорят, больше миллиарда евро, — с небольшой завистью произнес профессор Клитцинг. — Если прибавить еще стоимость исследований, то выходит астрономическая сумма.
Сообщество физиков завидовало финансированию института физики плазмы.
У того же Института физики твердого тела имел гораздо меньшее финансирование.
Но Клитцинг прекрасно понимал ситуацию.
Поскольку это совместный исследовательский проект с множеством участников, то помимо Германии его финансировали и другие страны.
— Неужели действительно так дорого?
Лу Чжоу судорожно сглотнул.
До этого он подумывал: не купить ли ему один для исследований, но, похоже, теперь ему лучше вернуться к более реалистичной идеи о суперкомпьютере...
— Не переживайте о количестве денег. Бюджет — это не то, о чем нам нужно беспокоиться, — произнес профессор Кербер и похлопал Лу Чжоу по плечу. — Все готово, и эксперимент вот-вот начнется. Давайте пройдем в комнату наблюдения.
………………………………………………………….
Здесь все отличалось от ЦЕРНа, где адронный коллайдер находился в сотни метрах под землей, и куда могли попасть только инженеры с соответствующей квалификацией.
Там физики-теоретики могли смотреть только на данные на экранах компьютеров.
Но тут стелларатор был прямо перед глазами Лу Чжоу.
Сотрудники ждали в комнате наблюдения.
— Напряжение катушки в норме!
— Заправляем защитным газом.
— Газ заправлен, начинаем измерение давления!
— …
— Достигнута температура сверхпроводимости, цепь полностью заряжена!
— Магнитное поле в норме!
Выслушав доклады исследовательской группы, профессор Кербер отдал команду:
— Зажигание!
Когда ток на магните достиг 15кА, выключились тиристорные переключатели, и ток с магнита передался на резистор первой ступени, а напряжение достигло 2400 вольт, благодаря чему газ в вакуумной камере превратился в плазму.
Сквозь защитный экран Лу Чжоу мог видеть слой светло-красноватой мембраны вещества, которое образовалось на искривленной орбите тора.
К его удивлению, эта красота завораживала.
— Температура плазмы на пике превысит миллиарды градусов, что почти эквивалентно температуре в центре звезды. Никакой материал не выдержит подобный жар, — сказал профессор Клитцинг, глядя на экран.
Лу Чжоу спросил:
— Как его сдерживает стелларатор?
— Благодаря магнитному полю, — пояснил профессор Клитцинг. — Мы используем магнитное поле, чтобы удерживать эту энергию в ограниченном пространстве, подальше от стенок. Но даже так, это все длится недолго.
В этот момент эксперимент вступил в критическую стадию.
Тиристорные переключатели включились, и напряжение упало до 1000 вольт, в то же время ток поднялся до своего пикового значения, и всю орбиту наполнил жгучий свет. Глаза Лу Чжоу заболели, хотя он смотрел на это через экран.
Однако этот свет был недолгим.
Менее чем через шесть секунд все закончилось.
Стелларатор перестал работать, но работа для людей в комнате наблюдения только началась.
Профессор Кербер сказал двум исследователям:
— Немедленно соберите данные, проверьте состояние оборудования, поживее!
В этот же момент открылась дверь помещения со стелларатором, и в него вошли сотрудники в костюмах с защитой от радиации с инструментами, после чего начали проверять устройство.
Лу Чжоу посмотрел на профессора Кербера и спросил:
— Это все?
— Да, все, — профессор Кербер бросил свою каску на стол. — Сейчас время разряда заняло всего несколько секунд. Самое долгое, что я помню, было шесть секунд, а самое быстрое заняло всего несколько пикосекунд.
Лу Чжоу не находил слов.
— Думал, что это будет немного более удивительно.
Профессор Кербер улыбнулся:
— Теоретически, время разряда может быть и больше, но прямо сейчас не установлен дивертор. Слишком долгое время разряда может привести к чрезмерной тепловой нагрузке, что может повредить материал стенки. Может быть, через два года, когда установят дивертор с водяным охлаждением, мы сможем достичь тридцати минут.
Под временем разряда принималось время, в течение которого магнитное поле способно поддерживать разряд, так называемые плазменные импульсы.
30 минут — это поставленная цель для Вендельштайна 7-Х.
Если они достигнут этого, то это окажет огромное влияние на проект по термоядерному синтезу. Возможно, это даже изменит выбор технологий международного сообщества относительно термоядерного синтеза.
В конце концов, сейчас основным выбором оставался токамак, который достиг узкого места с точки зрения его разряда.
Самое длинное время разряда было зафиксировано на китайском токамаке "EAST", с рекордными 102 секундами, что почти на пределе возможностей токамака.
Лу Чжоу посмотрел на устройство и задумался.
Внезапно ему в голову пришла причудливая мысль.
Сколько баллов возьмет система за чертеж технически совершенного стелларатора?
