— Тебе невероятно повезло, помимо астронавтов, ты первый человек, оказавшийся на Луне и при этом, не тратя ни копейки!
Старик с узким, словно у ястреба лицом и облачённый в зеленое одеяние источал неизгладимое зловещее предчувствие. Он коварно ухмыльнулся, глядя на молодого человека, заключенного в тонкую, полупрозрачную фиолетовую оболочку.
Юноше, похоже, было лет двадцать, и на нем были лишь цветастые боксеры. Он был среднего телосложения с некоторой долей худобы. И сейчас пренебрежительное выражение лица скрашивалось тревогой, пока он озирался по округе.
— Довольно тебе, старый пердун. Чего ты хочешь от меня? Зачем ты меня сюда приволок?
Хань Шо был полон гнева. Он как раз собирался принять легкий душ в этот жаркий летний день, когда вспышка света озарилась перед глазами. И прежде чем он успел окончательно раздеться, перед ним появился странный старик. Произнесший лишь: «Дата рождения совпадает», в мгновение ока схватив ошарашенного Хань Шо и выпрыгнув с ним из окна.
Когда Хань Шо очнулся, он оказался посреди бесплодной пустоши. Почва под ногами была горелой, словно претерпела обжиг. В то же мгновенье он пришел к тому, что оказался на Луне.
Как ни странно, Хань Шо и этот странный человек могли свободно переговариваться, возможно, именно из-за этой необычной фиолетовой субстанции. Но больше всего бросалось в глаза, так это то, что Хань Шо не испытывал страха удушья, видимо, в оболочке хватало кислорода.
— Я скоро сражусь с одной троицей, разнося все правила бытия под небом и землей. Это позволит мне вознестись к пику тьмы — Царству Предзнаменования. В одиночку каждый из этих троих не представляет для меня проблем. Но я не уверен, что произойдет, если они объединят свои усилия.
Чтобы покрыть все риски, я схватил кого-то разделившего со мной дату рождения — то есть тебя. Если мне не повезет, и я паду в бою, то я смогу призвать самое загадочное из существующий заклятий и перенести собственное сознание в чужое тело. И после я смогу использовать твое тело, дабы вернуть себя к жизни!, — речь Чу Кан Лана была равномерной, но пока он смотрел на Хань Шо, источаемая опасность из его налитых кровью глаз значительно выделялась на фоне его тона.
— Эх… Когда ты говорил о переносе своего сознания в моё тело, то… что будет со мной? — Хань Шо был сильно растерян и не уловил большинства из сказанного Чу Кан Ланом, но он все равно инстинктивно ухватился за критический момент в его словах и задал встречный вопрос.
Чу Кан Лан помолчал и гогоча произнес: Твое тело станет моим, а ты, конечно, умрешь!
— …
Хань Шо был невероятно разгневан и импульсивно выругался, несмотря на то что сейчас находился на чьей-то милости. Его череда бранных слов коснулась всех восемнадцати поколений Чу Кан Лана и прямо или косвенно приветствуя каждого из членов его семьи.
— Используй эту последнюю возможность и поумерь свой пыл, сопляк! Я подумывал сохранить тебе жизнь в случае моей победы, но сейчас я решил, что даже если и выиграю, то все равно пошлю тебя к черту! — Чу Кан Лан изначально сохранял полное спокойствие перед непрерывным потоком ругательств Хань Шо, но выражение его лица постепенно потемнело, увидев, что даже через полчаса этот парень никак не унимался, а его брань становилась все гаже.
Это заставило Хань Шо резко прекратить свои потуги. И после он начал стучать о стенки тонкой пурпурной оболочки, через мгновенье голося протяжным воем: — Герой, Спаситель, я был не прав, пощади мою жизнь! То, что ты делаешь, является незаконным, и власти будут преследовать тебя. Нынешние технологии достаточно продвинулись, и даже скрываясь на Луне, это не принесет тебе никакой пользы!
— Демонические практики прямолинейны и не терпят закон. Я, Чу Кан Лан, уже бродил по земле в течение многих лет и от моих рук погибло больше людей, чем ты можешь себе представить. И все же я стою здесь и чувствую себя прекрасно! — смиренно отозвался Чу Кан Лан.
Но все же что-то в его лице изменилось, когда он взглянул вперед и прошептал: — Наконец-то!
Тогда Чу Кан Лан ткнул в него своим правым пальцем, и Хань Шо, оставаясь в своей фиолетовой раковине, поднялся в воздух, попутно улетев вдаль. Подскочив несколько раз, он, наконец, остановился в одной неглубокой впадине, находясь в которой Хань Шо понял, что он больше не мог двигаться, а его губы не могли произвести и малейшего звука. Единственное, что ему осталось, это улавливать окружение и моргать, оставаясь скованным по рукам и ногам.
— Вы трое припозднились. Я надеюсь, каждый сможет показать свою лучшую игру в предстоящем бою, и не вините меня, если вы все сдохнете!
— Хвала Будде. На все воля небес.
……..
Хотя Хань Шо не мог шевельнуться, он все же мог отчетливо уловить пару слов, и казалось, это еще одна из возможностей этой пурпурной раковины. Однако услышав что-то вроде: «Хвала Будде» и «На все воля небес», он пришел к выводу, что сюда явился монах и даосский священник, потому что сказанное очень сильно походило на жрецов, показанных по ТВ.
А согласно сказанному Чу Кан Ланом, Хань Шо пытался взвесить шансы победителя и проигравшего.
Хань Шо родился в городе ЮЗ, и после окончания школы ему удалось поступить в низкопрофильный колледж. По окончанию колледжа он не проходил собеседование по трудоустройству, как делали его сверстники, а скорее перебивался случайными подработками в сети. Он создавал веб-сайты и открыл небольшой интернет-магазин, но никогда не получал от этого большой прибыли. Он был отаку с головы до пят, и пребывал без особых будущих перспектив.
Чем больше времени он проводил в сети, тем больше его разум заполнялся пагубными мыслями. Потому как он проводил свои дни дома, а коммуникации были хорошо развиты, самосознание не особо влияло на его мышление. И тут, не то чтобы его родители были мультимиллионерами или высокопоставленными чиновниками.
К двадцати годам оставаясь без серьезных отношений. Родители ранее пытались свести его с кем-нибудь, но как только другая сторона оглядывала бесперспективного и ненадежного Хань Шо, разумеется, ничего из этого не вышло.
А в последнее время под сильным родительским давлением, он готовился сдать резюме и подыскать себе реальную работу. Но кто же знал, что случится, прежде чем ему выдался шанс изменить свою жизнь?
Мысли Хань Шо перетекали вяло, пока он подумывал о смерти. Ему впервые пришлось ощутить, что вся его жизнь была бессмысленной. Не только карьера не сложилась, но он никогда не делал ничего хоть мало-мальски значительного и, черт возьми, он до сих пор оставался девственником!
Вздох… — Я чертовски невезучий. Как только я собирался начать все с нуля. Почему же мне не удалось использовать этот шанс? Если я не умру сейчас, клянусь, я осуществлю все свои желания. На меня никогда больше не будут смотреть свысока, и я никогда не буду опасаться действовать. Никогда…
Его мысли, это единственное, что могло прийти в движение, и он погрузился в дикий омут своих размышлений. Чем дольше он размышлял, тем больше становились его сожаление и отчаяние…
Земля отдавалась тряской от непрерывного шквала взрывов, сопровождающихся эгоистичным смехом Чу Кан Лана.
Но через некоторое время, тот вдруг завопил: — Предатели! И после до небес прогремела новая череда взрывов. Сильные толчки задели даже расположение Хань Шо, словно почва вот-вот расколется надвое. Волнения сопровождалось громким ором: — Чу Кан Лан, на этот раз ты покойник!
— Эй! Это Демоническая Кража Тела! Он пытается использовать демоническую технику, семя демона должно быть рядом!
— Хвала Будде, на благо всех тех, кто под небесами, я не позволю ему добиться успеха, даже если это будет стоить мне жизни. Хвала Будде, Песнь Пустынного Разрушения!
— Монах, остано…
Последовала еще одна серия жестоких взрывов, и после черный луч выстрелил в сторону Хань Шо. Он был настолько быстр, словно падающая звезда, и казалось, нечто мутное таилось в этой нечестивой субстанции.
— Воистину, во славу. Мастер Юань Конг пожертвовал собой, дабы прервать демоническую технику. Мы можем быть спокойны. Чу Кан Лан больше никогда не будет в состоянии поколебать мировую справедливость!
Чёрный луч хлынул внутрь оболочки, опутавшей Хань Шо, и с последней услышанной фразой, что-то инородное вторглось в сознание юноши. Резкий разрыв стал причиной сильной боли, словно все его органы одновременно взорвались, и это оказалось его последним четким воспоминанием.
